Ричард Длинные Руки – бургграф - Гай Орловский

– Не знаю, удобно ли это…

– Вы просто сдаете комнату, – сказал я. – У вас их достаточно. Я плачу за чистую комнату, постель с чистыми простынями и хорошую домашнюю еду. Разве не останавливаются знатные люди у своих друзей, предпочитая их общество гостиничному люду?

Она в нерешительности кивнула:

– Да, но знатные у знатных…

Я прервал:

– Знатные останавливаются не у знатных, а там, где удобнее. Обычно у знатных условия лучше, потому их и предпочитают. Но у меня в этом городе друзей нет, даже знакомых нет. Зато вижу, что у вас чисто, уютно, а обед очень хорош. Все, без возражений! Я занимаю у вас лучшую комнату. Ну, которая для гостей. Кстати, возьмите еще пару монет. Купите на рынке лучших продуктов.

Она возразила:

– Ваша милость, здесь слишком много!..

Я отмахнулся:

– Ну что вы все спорите? Женщина должна быть мягкой и пушистой.

Она упрямо покачала головой:

– Я куплю из тех денег, что вы уже дали. А эти заберите. Даже знатные люди в золоте всегда нуждаются.

– Только не я, – светло ответил я и улыбнулся, я ведь в самом деле богат, хотя никогда об этом не задумывался. – Я как раз не нуждаюсь.

– Почему? – спросила она в удивлении.

Я пожал плечами:

– Человек без амбиций. Не набираю армий, не строю поместий и замков, не держу богатых любовниц. Все, что мне надо, это чистая комната, чистая постель и хорошая еда… о чем мы уже договорились! Вы пока приберите мою комнату, а я пройдусь по городу.

Я был уже у двери, когда она сказала мне в спину:

– Сеньор…

Голос звучал странно, я оглянулся, она смотрела мне в глаза с немой надеждой и ожиданием.

– Сеньор… вы очень добры к нам.

Похоже, хотела сказать что-то другое, но смогла только вот так, я отмахнулся:

– Да пустяки.

Она не сводила с меня напряженного взгляда:

– Сеньор…

– Да?

– Почему вы так добры к нам?

Я улыбнулся как можно беспечнее:

– Долг рыцаря – защищать женщин.

Ее веки не дрогнули, продолжала рассматривать меня пристально и настороженно.

– Когда благородные рыцари произносят слово «женщины», подразумевают благородных дам. Простолюдинки для них… не совсем женщины, которых обязаны защищать. А вы защитили меня уже второй раз.

Я поморщился, никому не нравится, когда замечают то, что хочешь скрыть, ответил с графской небрежностью:

– А почему благородному рыцарю не защитить одинокую женщину? Особенно если подворачивается повод дать оплеуху не просто так, а за правое дело?

Она произнесла медленно, как мне почудилось, все же с некоторым разочарованием:

– Так это просто совпадение?

– Конечно, – заверил я. – Через неделю я буду далеко-далеко от этого города. А единственными спутниками будут вечно пьяные моряки и рыба за бортом корабля… Говорят, еще там морские дивы с вот такой грудью и рыбьими хвостами.

Я улыбнулся ей снисходительно-покровительственно, она в ответ улыбнулась тоже, мягко и по-женски, у нее хоть и нет хвоста, но вот грудь на месте, морские дивы позавидуют.

– Как скажете, сеньор…

Уже возле дверей я повернулся и хлопнул себя по лбу:

– Ах да! Еще со мной будут два моих верных спутника.

Она вскинула брови.

– Для них тоже приготовить комнаты?

Я покачал головой.

– Не стоит, пожалуй. Один предпочтет спать у моей постели, вот такие у него причуды, а второй и вовсе предпочитает конюшню, где хорошо и вкусно пахнет сеном.

Она поняла, заулыбалась. Я кивнул и вышел, на крыльце задержался, давая глазам привыкнуть к яркому солнцу, что бьет прямо в лицо.

Из левой стороны сада донесся быстро приближающийся конский топот. Судя по грохоту копыт, сюда мчится целый отряд, я насторожился, сделал шаг назад, упершись спиной в дверь. За деревьями замелькали всадники, их человек десять, нещадно топчут кусты малины и смородины, прут напрямик, уверенные, наглые.

Мне показалось, что скачут так уже не первый раз, вон поломанные не сегодня кусты, я велел себе не трусить, спустился с последней ступеньки на землю. Умнее бы отступить с дороги, но злое чувство заставило обнажить меч и выйти навстречу.

Передний всадник очень уж не понравился: могучий мужик с квадратным рассерженным лицом, отсутствие шеи, голова сидит прямо на плечах, руки толстые и мускулистые. Взмыленные кони храпят и роняют грязно-желтую пену с удил.

Передний придержал коня, я играл обнаженным мечом, пуская ему солнечные зайчики в глаза. Он прищурился, рявкнул зло:

– Ты кто такой?

– Тот, – ответил я, – кто здесь по приглашению хозяйки. А кто вы, что вторглись в частные владения?

Он фыркнул, оглядел меня с высоты седла, как никчемную букашку.

– Ты понимаешь, что бормочешь? Нас девять человек!

– Да хоть тысяча, – ответил я. – Это частное владение. Разве закон не запрещает вторгаться?

За спиной начали похохотывать и рассматривать меня с тем интересом, как в другое время и в другом месте рассматривали Дон Кихота на его Росинанте и с тазиком на голове. Вожак прорычал раздраженно:

– Я – Вильд, старший сын самого Бриклайта! И потому езжу там, где изволю!

– Вот как? – поинтересовался я. – Ты так ездишь и через земли членов городской управы? Или только через земли беспомощной женщины?

Он побагровел, глаза метнули молнии, но спутники умолкли, посматривали на меня чуть ли не с сочувствием. Я поиграл мечом снова.

– Знаете что, – сказал я. – Не будем нагнетать… Скажем, я вас предупредил. Сейчас отпускаю даже без штрафа. Но в следующий раз, если поедете вот так, я сумею…

Один из-за спины босса сказал почти благожелательно:

– Парень, закон занимается важными делами. А с такой мелочью мы управимся и сами.

– Хорошо, – ответил я уступчиво и сошел в сторонку с тропки. – Думаю, я тоже сумею управиться… помогая закону, понятно.

Оба расхохотались, как удачной шутке, уже собирались унестись, настегивая коней, но Вильд придержал коня и сказал люто:

– Смотри, чужак! Ты мне очень не нравишься. Я могу тебе просто свернуть шею.

– Убрать меч? – спросил я. – Уберу. А ты слезай, посмотрим. Я обещаю переломать тебе только руки и ноги. Я добрее.

Он поколебался, хоть он и на коне, но видно же, что я почти на голову выше, сухого жилистого мяса на мне больше. И хотя он привык ломиться сквозь препятствия, как лось через кусты, но не дурак, сообразил, что дам хороший отпор. В другой раз бы и рискнул выместить на мне всю злость, но только не на глазах своих людей, а то вдруг в самом деле окажется бит.

Он процедил наконец:

– Ты чересчур… дурак. Мы будем ездить, где и ездим. Но тебя в другой раз предупреждать не стану.