Царица проклятых - Энн Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее подташнивало. Разве Мертвецов может тошнить? Ей хотелось поскорее выбраться отсюда. А что, если тот, кто это сделал, вернется? Бессмертные! Держи карман шире!
– Не двигайся, – приказал Мертвец, – и мы, как только сможем, уйдем отсюда вдвоем.
– Хорошо бы прямо сейчас! – пробормотала Беби Дженкс. Черт бы побрал весь этот ужас, ее просто трясет! Так вот что они называют холодным потом!
Он нашел жестяную банку и вынимал из нее уцелевшие от огня деньги.
– Слушай, парень, я сматываюсь, – сказала Беби Дженкс Она чувствовала что-то в окружающей атмосфере, но это не имело ничего общего с жирным пятном на полу. Она подумала о сгоревших домах общин в Далласе и Оклахома-Сити, вспомнила, как исчезла Банда клыкастых. Он, судя по всему, прочел ее мысли. Лицо его смягчилось и вновь стало обалденно привлекательным. Отбросив жестянку, он подошел к Беби, причем так быстро, что она испугалась еще больше.
– Да, ты права, mа сhиrе, – ласково произнес он, – все дома общин. На Восточном побережье они горели один за одним. Не отвечают на телефонные звонки обитатели домов общин ни в Париже, ни в Берлине.
Он взял ее за руку, и они направились к выходу.
– Но кто же, черт побери, это делает? – спросила Беби Дженкс.
– Да черт его знает, сhиri. Оно уничтожает дома, вампирские бары, всех пьющих кровь подряд. Надо срочно бежать отсюда. Заводи мотоцикл.
Она вдруг резко остановилась. Снаружи кто-то есть. Она застыла на пороге, ощущая чье-то присутствие. Ей было страшно выйти на улицу, но не менее страшно вернуться в дом.
– В чем дело? – шепотом спросил он.
Как темно вокруг – эти огромные деревья и дома... такое впечатление, что все они во власти призраков... и она что-то слышала, что-то совсем тихое, словно... словно чье-то дыхание. Очень похоже на это.
– Беби Дженкс? Давай быстрее!
– Куда же нам податься? – спросила она. Это... что бы это ни было, оно напоминало звук.
– Осталось только одно место. Мы едем к Вампиру Лестату, дорогуша. Он в Сан-Франциско, он ждет, он цел и невредим!
– Да что ты? – Она пристально вглядывалась в темноту улицы. – Ну да, конечно, к Вампиру Лестату. – «До мотоцикла всего десять ступенек. Скорее, Беби Дженкс! А то он без тебя уедет». – Нет, не делай этого, сукин сын, не смей трогать мой мотоцикл!
И снова какой-то звук – или ей послышалось? Беби Дженкс никогда ничего подобного не слышала. А ведь Мертвецы, вообще-то, слышат много всего. Например, шум проходящего за много миль от них поезда или разговоры людей в летящем высоко в небе самолете.
Мертвец тоже услышал. Нет, он почувствовал, что услышала она!
– Что это? – прошептал он. Господи, да он тоже боится. А теперь он и сам услышал.
Он поволок ее по ступенькам. Она споткнулась и чуть не упала, но он подхватил ее на руки и водрузил на мотоцикл.
Тем временем звук становился все более и более громким. Ритмичный, как музыка. Он был таким оглушительным, что она не слышала ни единого слова из того, что говорил ей Мертвец. Она повернула ключ, крутанула ручки, чтобы прибавить газа. Мертвец уже сидел на заднем сиденье... Но этот шум... Господи, из-за него она ничего не соображает. Не слышно даже грохота мотоцикла!
Она посмотрела вниз, пытаясь понять, что же, черт побери, происходит, работает мотор или нет, потому что даже этого не чувствовала. А когда подняла взгляд, сразу же поняла, что смотрит прямиком на источник этого ужасного шума. Он там, в темноте, за деревьями.
Мертвец соскочил с седла и нес какую-то тарабарщину, обращаясь при этом к неизвестному существу, как будто он его видел. Но нет, он, как сумасшедший, оглядывался по сторонам и говорил сам со собой. Она, правда, ни слова не слышала. Она просто знала, что существо там, оно смотрит на них, а этот псих только зря воздух сотрясает!
Беби Дженкс слезла с «Харлея». Мотоцикл упал на землю. Шум прекратился. Остался лишь звон в ушах.
– Все, что пожелаешь, – бормотал рядом с ней Мертвец, – Ты только скажи, и мы готовы на все. Мы твои слуги... – Он вдруг пулей пронесся мимо Беби Дженкс, едва не сбив ее с ног, и схватился за мотоцикл.
– Эй! – заорала она и хотела было броситься за ним, но он вдруг вспыхнул ярким пламенем. Затем завопил.
Беби Дженкс тоже завопила. Она орала без остановки. Горящий Мертвец кувыркался на земле и крутился волчком. За ее спиной взорвался дом общины. Она чувствовала исходящий оттуда жар и видела, как во все стороны разлетались вещи. Было светло, как в полдень.
«Боженька, миленький, не дай мне умереть, не дай мне умереть!»
В какой-то миг ей даже показалось, что у нее разорвалось сердце. Она уже собралась было взглянуть, нет ли в груди дырки и не хлещет ли из нее кровь, как лава из вулкана, но тут голову ее охватило жаром и... ее не стало.
Она поднималась все выше и выше по темному тоннелю и наконец обнаружила, что парит высоко в воздухе и оттуда отчетливо видит все, что происходит внизу.
Ну вот, все, как и раньше. А вот и то существо, которое их убило, – белая фигура в густой тени деревьев. А вон там, на тротуаре, дымится одежда Мертвеца. И догорает ее собственное тело.
В языках пламени она сумела разглядеть угольно черные контуры своего скелета. Но страха при этом почему-то не испытала. Ее это вообще рке мало интересовало.
Ее привела в изумление белая фигура. Она походила на статую, на святую Деву Марию в католическом храме. Беби Дженкс во все глаза смотрела на расходящиеся от статуи во всех направлениях сверкающие серебряные Нити – нити, словно сотканные из танцующего света. Поднявшись выше, она увидела, что серебряные нити тянутся очень далеко, сплетаются с другими нитями и таким образом образуют над всем миром гигантскую сеть. И в этой сети, словно беспомощные мухи в паутине, запутались Мертвецы. Крошечные точки пульсирующего света, соединенные с белой фигурой, – картина могла быть поистине прекрасной, если бы не содержала в себе столько грусти. Несчастные души всех Мертвецов, заключенные в неуязвимую оболочку, лишенные способности стареть и умирать.
Но она-то была свободна. Сеть теперь была очень далеко от нее. Она видела столько всего интересного!
В огромной массе серого тумана парили тысячи и тысячи других покойников. Некоторые из них словно бы заблудились, другие дрались друг с другом, кто-то оглядывался назад, на то место, где расстался с жизнью, – эти выглядели такими несчастными, как будто не знали или не могли поверить, что умерли. Была среди них даже парочка покойников, пытавшихся привлечь к себе внимание живых, хотя и безрезультатно.
Она знала, что умерла. С ней уже было такое раньше. Минуя мрачные прибежища несчастных людишек, она шла своим путем. Мысль о том, какой жалкой была ее жизнь, привела ее в уныние. Но сейчас это уже не имело значения.
И вновь засиял свет, тот восхитительный свет, который она видела еще тогда, когда впервые оказалась на пороге смерти. Она направилась к нему, погрузилась в него. Это было воистину прекрасно. Никогда еще не приходилось ей видеть такие краски, такое сияние, никогда не слышала она столь чистой музыки, какая звучала сейчас. Ей не хватало слов, чтобы описать такую красоту, в ее лексиконе таких слов просто не было. И на этот раз никто не заставит ее вернуться!
Потому что навстречу ей идет мама, идет, чтобы забрать с собой и помочь! И мама ее никуда не отпустит.
Она вдруг почувствовала такую любовь к матери, какой ей не доводилось испытывать никогда; но потом любовь окружила ее со всех сторон; свет, цвет, любовь – все это было неразделимо.
«Бедняжка Беби Дженкс», – подумала она, бросая последний взгляд на землю. Но она уже не была Беби Дженкс Нет, совсем нет.
3
БОГИНЯ ПАНДОРА
Прежде мы говорили совсем другие слова.
Бык и Сокол. Поле.
Прежде была ясность, пусть и свирепая,
дикая, словно изогнутые рога.
Мы жили в каменных комнатах,
свешивали волосы из окон,
по ним карабкались гости.
Сад за ушами, завитки.
На каждом холме король этого холма.
Ночь пряла свой красочный гобелен.
Потом всходила луна,
безжалостным светом все вокруг заливая.
Нашим тайным гостям негде было укрыться.
Ох, как они кричали...
Да, прежде мы говорили совсем другие слова.
Стэн Райс, «Прежние слова»По покрытой коварным снегом тропе широкими шагами с нечеловеческой скоростью двигалась высокая фигура, с ног до головы закутанная в черное – открытыми оставались только глаза.
Стояла почти ясная ночь, высоко в небе в горном разреженном воздухе Гималаев сияли крошечные звезды, а Далеко впереди – так далеко, что определить расстояние было не по силам даже ей, – высился массивный складчатый склон Эвереста, удивительно четкий на фоне густого слоя клубящихся белых облаков. При каждом взгляде на него захватывало дух, и дело было не только в его восхитительной красоте, но и в том, что он казался исполненным значительности.
