Открывашка и пробой (СИ) - Павел Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда это ты полез, раб? — раздалось из-за шкафа.
Там тоже темно — ей свет и не нужен. Я пошел к шторке.
— Тебе сюда нельзя, раб! — в голосе послышался закипающий гнев.
Я отодвинул штору. Окно было и здесь, и свет звездного неба помог рассмотреть контуры шкафа у правой стены, письменный стол у окна и кровать с сидящей на ней Валей у стены левой.
— Ты что, совсем страх потерял? — прошипела она на меня.
Именно!
— Я?
— Ты! — рявкнула она.
— А что такого? — нагло спросил я.
В темноте увидеть движения Валентины не получилось вовсе — меня второй раз за день схватили за горло, прижав к спине.
— Ничего ты мне не сделаешь! — прохрипел я.
Фыркнув, она усилила давление:
— Уверен?
— П***й! — просипел я.
А вот в этом совсем не уверен — страх вернулся, остро захотелось жить дальше. Тут же так много хорошего! Корова, например — смотришь на нее, и на душу снисходит покой.
Волчица разжала руку, я удержался на ногах и закашлялся. Она — снова не успел разглядеть движение, будто сквозняк по комнате пронесся — вернулась в кровать и накрылась одеялом. Голая спит, что ли?
— Утром я с тобой разберусь! — грозно пообещала она.
— Спокойной ночи, — пожелал ей я и пошел к шторе.
На первый раз, думаю, достаточно.
— Это твоя последняя ночь, раб, — бросила она мне в спину.
Нет, недостаточно.
— Что ты как попугай заладила — «раб», «раб»? — остановившись, раздраженно спросил я. — Типа игра такая? Ты от этого возбуждаешься? Или охеренно важной себя чувствуе…?
Договорить я не успел — Валентина повалила меня на пол, я больно ударился спиной, а Валя добавила ощущений, приземлившись сверху и предсказуемо вцепившись в горло. Если бы не это, было бы даже приятно — она теплая и вкусно пахнет чем-то навевающим ассоциации с лесом.
Можно чисто ради челленджа попытаться дать ей сдачи, но мама всю жизнь учила меня не бить девочек. Затухающее от удушья сознание явило мне сально улыбающегося, натянувшего розовые девичьи трусы на голову, одетого в повязку для сумо, противного мужика средних лет. Бог анимешного жанра «этти» пришел ко мне на помощь! Оторвав руки от пола, я схватил Валентину за грудь. Так и есть — голая! Хе, а размерчик-то скромный, но до чего же мягкая кожа и щекочущие ладонь со…
— А-а-а!!! — завизжала она, убрала руки с шеи, ее силуэт на фоне показывающего звездное небо окна покачнулся, и меня поглотила темнота.
* * *
Солнечные лучи неприятно светили в лицо, я, не открывая глаз, поморщился и ощутил боль. В голове пронеслись последние несколько часов жизни, и я резко сел в кровати, надеясь, что это был страшный сон. В кровати? И в одежде? Левая сторона лица неприятно ныла. Подвигал челюстью — вроде не сломана. С внутренней стороны двери шкафа есть зеркало. Встав ногами на ковер, ощутил и другие последствия — болели спина, плечи и руки. Это от физически полезного труда на свежем воздухе. Открыв дверь, грустно вздохнул — на шее яркой синевой проступили тонкие Валентинины пальчики. Левую скулу украшал тянущийся от глазницы до середины щеки, синяк. Картина ясна! Валентина — все ощущения я запомнил, ха! — вырубила меня и принесла сюда, уложив в кровать. Что ж, оно того стоило. И била она не в полную силу — остаточный самоконтроль и гуманизм у приемной сестренки имеются. Или в тюрьму не хочет.
А Зинаида Матвеевна уже вернулась? На часах семь утра. Режим! Очень удобно, что я уже одет. Зубную щетку с собой, паста есть в бане. Марки «Здоровые зубы — 3», маркетинг в этом мире, похоже, не очень развит. И телевизор посмотреть не получилось. Ладно, еще наверстаем.
Аккуратно выглянув на кухню, никого в ней не нашел. Неосторожно скрипнув по пути половицей, заглянул в большую комнату. Никого.
— Не ходи сюда, бабушка сейчас придет! — раздалось почти жалобное из-за шкафа.
— Тонак дай! — остановившись перед шторой, ответил я.
— Что дать? «Тумак»? — растерялась она и ехидно спросила. — Вчера не хватило?
— Тональный крем. Или пудру.
— Откуда у меня косметика? — фыркнула она. — Скажи, что ударился.
— Ясно, — буркнул я и вернулся в комнату.
Отыскав синюю «домашнюю» футболку с нормальным воротником, застегнул все пуговицы и поднял борты. Нормально, следов удушения почти не видно. А синяк… Ну ударился, варианта лучше тут все равно не придумаешь.
Хлопнула входная дверь, я зашел в кухню и пожелал одетой в линялый ситцевый халат на молнии бабе Зине:
— Доброе утро.
— Доброе утро, Андрюшенька, — радушно улыбнулась она в ответ, прищурилась, подошла и обеспокоенно спросила, протянув руку к моей щеке. — Чего это у тебя? Ударил кто?
— Да сам виноват, — ответил чистую правду.
— Ударился? — уточнила она, легонько коснувшись синяка пальцами.
В каком-то смысле — да: взял и ударился о волчицу.
— Ударился! — бодро кивнул я и аккуратно убрал ее руку.
— У меня мазь есть, — оживилась она. — Сейчас, — ушла в комнату и сотрясла дом жизнерадостным. — Валька! Вставай давай, в школу опоздаешь!
— Я не сплю, бабушка! — прощебетала в ответ двуличная волчица.
Стоп! Я что, недавно с ней нормально поговорил? Бунт удался! Настроение резко улучшилось, боль как будто уменьшилась, и жить дальше захотелось еще больше.
— В школу собирайся тогда, чего валяешься? Не дай бог Константин Викторович опять на тебя жаловаться придет.
— Вчера приходил, — вклинился я.
— А чего приходил? — напряглась баба Зина.
Валя ударила по шкафу. Просит не трепаться.
— Познакомились, — пожал я плечами.
— Вот и хорошо, что познакомились, — одобрила она и вернулась на кухню с тюбиком мази «Спасатель».
Вне времени и пространства!
— Спасибо, — протянул я руку за тюбиком.
— Да я намажу, — не поняла она намека.
Придется потерпеть заботу.
— Ты — молодец, Андрюша, — сдобрила она процесс похвалой. — Я под утро пришла-то, в стайку сунулась — чисто, скотина накормлена.
— Спасибо, — снова поблагодарил я.
— Ну вот, — закончив мазать синяк, она закрыла тюбик и ушла с ним в комнату.
Я отправился в баню. И как теперь умываться? Ладно, ограничимся чисткой зубов. Один день в деревне и уже начинаю морально опускаться. Когда я набрал теплую воду из бака в кружку, в баню зашла одетая в сине-зеленый халат без рукавов Валентина:
— Выйди!
Я закрыл кран, поставил кружку на скамейку, взял с полочки зубную пасту.
— Ты что, глухой? — раздраженно топнула она ногой.
Я выдавил пасту на щетку, подхватил кружку и пошел на улицу, по пути с улыбкой пожелав ей:
— Доброе утро!
— Угу, — буркнула он и закрыла за мной дверь.
Это уже ответ.
