Рябиновое танго - Неделина Надежда

— Ну и как он тебе? — понизив голос, виновато спросила она, когда мужчины вышли покурить.

— Ну, симпатичный, конечно, только взгляд у него какой-то больно серьезный, холодный какой-то, — заметила Светлана.

— А ты хочешь, чтобы он пылал любовью? Вот и подумай, как это сделать! Фактор — что надо! — восхитилась Ольга.

Она уже немного успокоилась и воспряла духом, заметив, что подруга не предъявляет ей претензий за плохое актерство.

— А чего мне над этим думать, это ведь не салат, — засмеялась Светлана, а про себя подумала: «Все уже было думано-передумано, когда я сидела на рынке, тряслась в холодных электричках и ела орешки и чипсы со Славиком».

— Я остаюсь у Генки, — сообщила загадочно-игриво Ольга, — а ты давай действуй!

— Все должно развиваться постепенно, торопить события не буду. Главное, чтобы он позвонил, — поделилась мыслями Светлана.

— А если не позвонит? Смотри не перемудри!

Вечер закончился по-семейному: тихим и скромным чаепитием. Макс заметил, что Генка опять хвалил Светлану. На этот раз поводом послужил торт. Максу это излишнее расхваливание показалось подозрительным, но Генка, видно, тоже его хорошо знал, потому что к хвалебным словам в адрес Светланы добавил:

— А в следующий раз, надеюсь, Оленька будет более свободной и тоже сможет нас поразить своими талантами.

Макс принял его объяснение молча.

Простившись с Геннадием и Ольгой, они вдвоем со Светланой дошли до метро. На перроне Светлана сказала, что дальше доберется сама. На свой страх и риск она все же попрощалась с Максимом, предварительно оставив ему номер своего мобильного, и отправилась на квартиру Славика, который в этот вечер был на работе.

Максим о новом знакомстве думал как-то вскользь: ну познакомились, вроде нормальная девушка; боясь показаться надоедливой, отказалась от того, чтобы он ее проводил. Он не знал, будет ли звонить ей, но номер телефона из вежливости все же попросил и дал свой. Прощаясь с ней в метро, о новой встрече он не думал.

Глава 8

Новая жизнь Маши резко отличалась от прежней, прежде всего отсутствием в ней руководящей и направляющей роли матери. Маша стала хозяйкой собственной жизни. Постепенно она втянулась и в учебу, и в работу. С учебой она не испытывала абсолютно никаких трудностей, потому что учеба по-прежнему оставалась для нее делом знакомым и понятным. Маша радовала преподавателей не только уверенными ответами, но и умением мыслить. Написав лекцию, запоминала ее и могла уже не читать, поэтому зачеты сдавала играючи. Теперь уже ее соседки не иронизировали, а элементарно завидовали ей.

— Машка, как это можно запомнить? — недоумевала Лиза.

— А это не надо запоминать, это надо понять! — делилась опытом Маша.

Как-то очень быстро закончился первый в ее жизни студенческий семестр, и настала пора первой в ее жизни сессии.

С работой у Маши тоже все получалось. Авторитет Рогнеды Игоревны в саду был непреложным, а сама Рогнеда Игоревна благоволила к Маше. Конечно, Маша не знала причины, по которой директор так доброжелательна и благосклонна к ней, но видела это по ее взглядам, улыбке, всегдашнему дружелюбию и приветливости.

Рогнеде Игоревне Маша полюбилась с первого взгляда. Она прекрасно помнила тот момент, когда Маша впервые зашла в ее кабинет. Рогнеда Игоревна сразу поняла, что перед ней человек с сильным характером, заметила, что Маша не похожа на своих ровесниц. Ее лицо отличалось благородством черт, манера общения — простотой и интеллигентностью, фигура — грацией. Про себя Рогнеда Игоревна отметила, что даже синий рабочий халат смотрится на ней как последний писк моды, а сама Маша больше похожа на выпускницу института благородных девиц, чем на студентку Института культуры.

Рогнеда Игоревна по достоинству оценила и то, что Маша сама заговорила о своей беременности честно и открыто, не сочиняя и не обманывая. Узнав об этом, она увидела в Маше себя в далекой молодости. Когда-то точно такую же ошибку совершила она сама. Но тогда она называла это не ошибкой, а первой любовью. Только предмет ее первой любви оказался трусливым и легкомысленным. Они дружили еще в школе, но поступили в разные институты. А любовь вспыхнула во время первых студенческих каникул, когда он, студент МГУ, приехал на каникулы в родной Воронеж. Она же из родного города не уезжала, поэтому слушала рассказы московского студента раскрыв рот. После каникул он уехал в Москву, а через месяц Рогнеда узнала о своей беременности. Родители были в шоке. Он отказался от нее и от ребенка сразу, поэтому ее почти за руку отвели к знакомому врачу и сделали ей нормальный медицинский аборт.

Больше любовий в ее жизни не было. Все особи мужеского пола казались ей похожими на него, и это отталкивало. Рогнеда окончила институт и много лет жила с родителями. Они ничего не говорили, но, глядя на красавицу дочь, вздыхали и печалились. У некоторых ее подруг дети уже оканчивали школу, когда она встретила наконец свою любовь.

С Владимиром они познакомились на юге, где она проводила свой отпуск, а он зализывал раны после развода и учился быть пенсионером. Ему было сорок пять, двадцать пять из них он отдал родине и ее Вооруженным силам, но решил, что этого достаточно. За это время у него были и семья — жена и дети, и квартира, но все это он растерял по военным городкам и полигонам. Жена за время его службы в Афганистане нашла себе другого. Он оставил детям квартиру и с одним чемоданом поехал к морю.

В свои тридцать шесть Рогнеда выглядела молодо, у нее были красивая фигура и яркая внешность. Но ее красота была только причиной, по которой Владимир обратил на нее внимание. Потом оказалось, что они в принципе родственные души. Они слушали орган в Пицунде, поднимались на Новый Афон, сидели на берегу озера Рица, любовались подсвеченными сталактитами и сталагмитами в пещерах, бродили по ботаническому саду и обезьяньему питомнику в Сухуми. Им приятно было молчать, лежать рядом на песке или болтать про все на свете за маленьким столиком в приморском кафе.

И под южным солнцем за короткие две недели их знакомство переросло в любовь. Он живописал ей картины Древней Руси, навеянные звуками ее имени и созвучием их имен, а она, учитель истории, затаив дыхание слушала его.

— Ты уже была моей женой. Ты просто забыла. Но и хорошо, что ты забыла, тогда я вел себя не по-джентльменски, потому что много воевал.

— И тогда, и сейчас? — спрашивала она тихо, словно боясь разрушить те сказочные видения, которые вставали у нее перед глазами.

— Да, но с войнами покончено! Слово офицера!

После юга они расстались с трудом. Она уехала в свой Воронеж, он — в Москву к другу-афганцу. С нуля они вдвоем с другом начали свое дело. Владимир снял квартиру и приехал за ней. Дела у друзей-афганцев пошли, и их небольшая строительная фирма через несколько лет стала большой строительной компанией. Сразу по приезде из Воронежа Рогнеда работала заведующей детсадом, который Владимир потом выкупил и подарил ей на день рождения. Она всегда любила детей. А вот своего сына Ярослава, как у их исторических тезок княгини Рогнеды и князя Владимира, они родить не смогли. Так аукнулась ее первая ненастоящая, как оказалось, любовь.

Владимир, конечно, очень хотел ребенка от нее, но ни разу не упрекнул, узнав, что Ярослава у них не будет. Он любил ее искренне, беззаветно.

— Волею судьбы мы с тобой нашли друг друга. Ты нужна мне! Ты — моя Муза, ты — смысл моей жизни! А детей у тебя теперь целый детский сад! — смеялся он.

И она в ответ улыбалась, ибо понимала, что плакать уже поздно.

Вспоминала все это Рогнеда Игоревна, наблюдая в первые дни знакомства за Машей Мироновой. Она видела в ней себя еще молодую и неопытную. Но в Маше было то, чего не было в ней тогда. В Маше был стержень.

— Машенька, если у тебя такой малый срок, может, можно и аборт сделать? — спросила она как-то Машу.

— Рогнеда Игоревна, а ребенок тут при чем? Он должен своей жизнью расплачиваться за мои ошибки? — вопросами на вопрос ответила Маша, глядя прямо в глаза Рогнеде Игоревне.