Ведьмы Алистера (СИ) - Шатил Дарья

Алистер внимательно слушал мать, при этом правда не понимая, как то, что она описывала, было связано с ведьмами и магией, которые она обсуждала со своей гостьей.

— Февраль выдался самым тяжёлым. Они изнывали от холода и голода. Грабс понимала, что скорее всего они не доживут до весны, но озвучить своих опасений не осмеливалась, хотя младший брат тоже всё понимал. И вот, когда уже, казалось бы, их жизнь была обречена закончиться, одной тёмной беззвёздной ночью дверь их жалкого домика распахнулась и вместе с ветром и снегом внутрь вошла скрюченная фигура, закутанная с головы до ног в чёрную мантию, — Мадам Рудбриг старалась повторять слова, которые однажды сказал ей её собственный отец, не приплетая ничего своего. — Когда фигура скинула капюшон своей мантии, Грабс увидела женщину. Старую скрюченную женщину, морщинистое лицо которой было покрыто странными чёрными пятнами. Пятнами, которые вселяли ужас. Старуха принесла с собой бутылку почти заледеневшего молока и буханку чёрствого, почти засохшего, хлеба и отдала её детям, тем самым расположив их к себе. Старуха осталась жить с ними, и, благодаря ей, они смогли дожить до весны. Последней весны, которую брат и сестра провели вместе. В последний день мая старуха попросила плату за свою помощь — и благодарная Грабс не смогла отказать. Тринадцатое лето своей жизни Рудбриг встретил один в пустом доме. Ночью его сестра и старуха, имя которой они так и не смогли узнать, будто исчезли в воздухе. С того дня жизнь Рудбрига пошла на удивление гладко. Проходящая мимо военная процессия подобрала мальчика — по какой-то неведомой причине он приглянулся местному генералу. То был потрёпанный старик, у которого нещадная война отобрала всех детей. Он поселил мальчика в своём поместье и обучил всему, что знал сам: письму и мечу. Манерам и этикету Рудбригу пришлось учиться по книгам, ведь того генерала не волновало ничто из того, чего так или иначе не коснулась война.

Мадам Рудбриг замолкла и устремила свой взор куда-то вдаль. Её взгляд почему-то показался Алистеру пустым, словно его мать в этот момент ни о чём не думала, а потому ему стало как-то не по себе и по спине побежали мурашки. В комнате повисла гробовая тишина, но мальчик не решался её нарушить. Он просто продолжал сидеть и смотреть на мать, которая в этот момент словно была где-то далеко.

В этой тишине Алистеру было очень неуютно: нервничая, он начал ёрзать в кресле и, чтобы хоть немного успокоиться, откинулся на спинку, но это не особо помогло — скорее даже совсем не помогло. Он хотел знать, что произошло дальше и как это отразится на Терре. И что стало с той Грабс, имя которой теперь являлось фамилией Терры.

— Извини, я немного задумалась, — вздохнула Мадам Рудбриг и посмотрела на Алистера прояснившимся, но до странного печальным взглядом. — Вскоре генерал умер, оставив всё то ненавистное, принесённое ему войной, богатство Рудбригу. Так он и жил теперь уже в своём большом доме много-много лет, пока однажды на пороге его дома не появилась странная фигура, с ног до головы завёрнутая в чёрное. Воспоминания из детства нахлынули на него — он надеялся узнать хоть что-то о своей сестре, бесследно исчезнувшей в ту ночь. Но каково было его удивление, когда под капюшоном мантии он разглядел не ту чахлую старуху из своих воспоминаний, а женщину — не молодую и не старую — но отчего-то такую родную. То была его сестра, которая наконец объявилась спустя много лет. Но счастью, обуревавшему тогда Рудбрига, было суждено длиться недолго. В тот момент, когда он заметил чёрные, как ночь, пятна на её лице, что-то глубоко внутри него оборвалось и его накрыл ужас. Не задавая лишних вопросов, он впустил сестру в дом. Та откинула мантию, и Рудбриг увидел крохотного ребёнка, всего пару недель отроду, в её жутких чёрных руках. Малышка крепко спала. «Мой конец близок, Рудбриг, — сиплым, казалось бы мёртвым голосом произнесла она. — Это моя дочь. Позаботься о ней, как я когда-то позаботилась о тебе, ведь я сама уже не смогу этого сделать». Сестра прожила с ним недолго. И каждый раз, когда Рудбриг спрашивал у неё, как она жила всё это время или кем был отец её дочери, ответ всегда был один: «Я уже и не помню».

Алистер буквально ощутил, как в комнате стало холодно. За окном пошёл дождь, но размеренный стук капель о стёкла не успокаивал его, а лишь нагонял ещё больше ужаса. В голове роилось столько вопросов, но язык, будто отказав ему, не давал задать ни одного.

— Жизнь Грабс подошла к концу, — продолжала мать. — И на смертном одре она сказала Рудбригу то, что навечно омрачило его жизнь и связало крепкими нерушимыми узами наши семьи. «Она попросила плату за твоё благополучие — и этой платой была моя душа. Старуха дала мне силу и сказала, что если я буду её использовать и оберегать, то твоя жизнь станет чудесной. Разве это не счастье?»

Голос матери затих. А на Алистера обрушилось жуткое осознание.

— Алистер, ты понимаешь, о чём я тебе сейчас рассказала? — Мадам Рудбриг пронзила его холодным взглядом — тем, которым не раз смотрела на него до этого.

— Она отдала свою жизнь за благополучие брата, — неуверенно ответил Алистер, слыша, как дрожит его голос.

— Она отдала не только свою жизнь, но и жизнь всех своих потомков за жизнь и процветание нашей семьи. Каждый раз, когда девушка из рода Грабс применяет силу, наша семья крепнет, становится богаче, смертельные болезни отступают, беды проходят. Вот только платой за наше благополучие становятся жизни невинных людей. Поэтому мы должны защищать их во что бы то ни стало. Родители Терры умерли. Умерли из-за магии.

Несколько секунд Алистер поражённо молчал, пытаясь осмыслить сказанное.

— Мама, но ведь Терра… ты сама сказала, что у неё нет способностей к магии… значит ли это, что с ней всё будет хорошо? Что ей не придётся платить собой за наше счастье?

— Я надеюсь на это, милый. Надеюсь на то, что её сила не пробудится никогда — ни у неё, ни у её детей. А если всё-таки пробудится, мы поможем ей овладеть этой магией. Всяко лучше, чем жить в неведении? Не так ли?

Тот разговор навечно отпечатался в памяти Алистера. С того самого дня что-то в нём щёлкнуло и внутри него начал образовываться неведомый доселе страх. Каждый раз, глядя на Терру, он ощущал, что это неприятное чувство охватывает его. Он следил за ней, следил за каждым её движением или словом, боясь, что вот-вот взорвётся бомба над его головой, когда Терра воспользуется магией. Хотя сам он толком даже не понимал значения этого слова.

Что конкретно должна была сделать Терра, чтобы он понял, что в ней пробудилась сила? Воспарить в воздухе? Или, быть может, проклясть кого-то, как это делали ведьмы из сказок? А может, она должна была взглядом разжечь огонь под его ногами?

Он ведь даже не знал, действительно ли ведьмы были способны на подобное или же это были его фантазии. У Алистера не было ответов, а мать не особо жаждала помогать ему в их поиске. Каждый раз, когда он заводил разговор о Терре и её способностях, Мадам Рудбриг обрывала всё короткой фразой: «Алистер, не доставляй неприятностей Терре».

Мать считала его ребёнком и не желала впутывать в ещё бόльшие неприятности. Похоже, она была уверена, что ему было достаточно той информации, что она уже дала. Но Мадам Рудбриг не брала в расчёт пытливый ум влюблённого мальчишки, который жаждал лишь одного — узнать как можно больше, чтобы быть способным помочь Терре в нужный момент.

И, так как мать наотрез отказывалась становиться помощницей в его нелёгком деле, а отец, как однажды выяснил Алистер, и вовсе ни о чём не знал, мальчик пришёл к выводу, что единственным человеком, способным дать ответы на терзающие его вопросы, была обладательница того самого отвратительно сладкого голоса, посетившая мать в тот день.

Джослин. Кто она такая? Алистер мало что знал об этой женщине. В кругу знакомых своей матери он никогда не встречал никого, кто обладал бы таким именем и столь незабываемым голосом. Ровным счётом, мальчик не знал о ней ничего.

Но всё равно поставил перед собой задачу во что бы то ни стало найти таинственную гостью. Вот только для мальчика десяти лет, который покидал дом только с родителями — и то по особым случаям, — задача была непосильной.