Трое против Зоны - Андрей Левицкий

Я встал рядом, глянул вниз. Огонь разрастался, охватывая все больше площади. Обогнув круг трамплина, пламя разошлось влево и вправо и подбиралось к гусеницам вновь притихшего экскаватора. Первые языки уже облизывали покрытые угольной пылью треки.

Попробовали поискать мой рюкзак, закинутый сюда трамплином, но не обнаружили. Видимо, с такой силой отфутболило аномалией, что улетел он невесть куда.

Адреналин схлынул, навалилась апатия. Мы воспринимали все как должное, не удивляясь ни фантастическому оживлению мертвой машины, ни поистине чудесному нашему спасению. Реально чудом избежали мы падения в огонь, но сейчас думать об этом не получалось. Мы просто встали и побрели вдоль обрыва, думая каждый о своем. Наверное, это был шок. Накроет, видимо, позже.

Федор уже на ходу отстегнул от пояса фляжку, плеснул немного воды на ладонь.

– Теплая, – с отстраненным удивлением сказал он и потер черное от угольной пыли и дымной копоти лицо.

– А то, – хмыкнул Пригоршня. – Дай мне тоже.

Но оба только размазали грязь по щекам и лбу. И опять мы шли вдоль обрыва в молчании, постепенно удаляясь от места загадочного происшествия. Наконец, когда впереди уже видны были за деревьями трубы завода, что означало, что Выработка заканчивалась, свернули вправо и углубились в жиденький лесок, растущий в паре километров от черного бассейна.

До лагеря добрались фактически без происшествий, только на подходе к периметру Федор подстрелил крысу, а Шнобель расплавил подошву левого ботинка, наступив на микроскопическую электру. После этого он стал прихрамывать, но присущей ему жизнерадостности не потерял. Правда, после Выработки она стала у него словно бы задумчивой. Может, конечно, отойдет. Я и сам чувствовал себя так, словно меня мешком с песком пришибли: в голове вата, звуки, слова, чувства – все доходит словно издалека и такое приглушенное, будто во сне, что ли.

Под Куреневкой «Единство» окопалось на невысоком плоском холме. Кругом был лес, но хилый, ненадежный – редкие осины да березы. Вот подлесок густой – молодая ольха, орешник с малиной вперемешку да папоротник высотой по колено. Из-за него-то Шнобель и не заметил электру: под слоем пышных листьев притаилась.

Лагерь был огорожен забором из кольев и колючей проволоки. Еще на подходе нас выцепили часовые. Парни оказались знакомые, пропустили без проблем, хотя я заметил, что поначалу они сомневались и на наемника все косились, как на личность неустановленную. Но Пригоршня быстро объяснил, что это клиент, и они успокоились.

Один вызвался проводить нас к начальству и доложил по форме. Начальником лагеря был Вепрь – матерый сталкер, получивший кличку за внушительную внешность. Крупный, с мясистым носом и маленькими глазами, мрачным лицом – и при этом кроткий, как ягненок. Если, конечно, не затронуты интересы группировки.

Вепрь выслушал нас и, вызвав завхоза, отправил с ним на склад.

– Много не дам, – предупредил он. – Можете расплатиться артами сейчас или деньгами потом. Или работку какую для нас выполнить. Потом, потом, не напрягайтесь. Типа должны останетесь. Сойдет? Информацией поделиться или еще что… по ситуации. Мои ребята вас найдут.

Мы с Пригоршней переглянулись. Все равно что кота в мешке покупать. Услуга за услугу это называется, только ты со своей стороны не в курсе, что с тебя потом спросят. Но что бы ни попросили – должен будешь сделать. Без возражений и без вознаграждения.

Увы, не в нашем положении торговаться. Мы скрепили договор крепким рукопожатием в присутствии свидетелей и отправились смотреть снарягу.

Где-то тут нас всех и накрыло. Осматривая предложенный АКМ, я обнаружил, что у меня трясутся руки. Федор, который вообще был большой любитель оружия и пошел за компанию, посмотреть, что есть, начал стучать зубами и ежиться – его пробрал конкретный озноб. Пригоршню тоже познабливало: старый друг периодически обнимал себя за плечи, горбился, вздыхал. Конечно, в землянке, где «Единство» держало оружие, было холодно, но не настолько же. Как чувствовал себя наемник, я не знал, тот остался снаружи.

Когда мы выбрали себе автоматы, набили выданные вещмешки патронами, завхоз предложил еще немного консервов с собой и остаться на ужин. Предложение было весьма кстати, лезть в Зону вечером, чтобы добраться до условленного места ночевки, совершенно не хотелось.

Нам выделили свободную палатку с нарами, место для костра и котелок с густой, наваристой мясной похлебкой да буханку хлеба. Когда кашевар на кухне отливал из общего котла похлебку, он наклонился ко мне и спросил:

– Знаешь, мужик, с кем связался?

– Ты про кого? – не сразу понял я.

– Да про приятеля вашего чернявого, носатого. – Дюжий улыбчивый повар, подумав, добавил еще один половник в наш котелок. Суп был густой, с крупно нарезанной картошкой и разваренным рисом, с волокнами мяса под прозрачными пятнами жира.

– Это наш клиент, – сказал я.

– Ах, клиент, – хмыкнул повар. – Ну смотри.

– Что с ним не так?

– Мне откуда знать? – кашевар подвинул котелок, видимо уже жалея о своей доброте. – Тебе видней, что у вас за клиенты. Но я бы на твоем месте поосторожней был с выбором компании, коли живым хочется вернуться.

– Тебе что-то известно? Говори, раз так, чего темнишь!

– Мне известно? – повар больше не улыбался. – Мое дело сторона, я просто спросил. Твой клиент – твои проблемы.

В кухню-палатку вошел, пригнувшись, Пригоршня.

– Чего застрял, Химик? Давай жратву сюда! И хлеба, хлеба побольше возьми. – Он перехватил у меня из рук котелок и потащил к выделенной нам палатке. Кашевар отвернулся, показывая, что продолжать разговор не собирается. Я пожал плечами, забирая буханку и миски с ложками. Что Шнобель наемник, мы знаем. Что он может оказаться из экстремистского толка группировки «Ветераны», я и сам догадывался. Но если что, вредить нам ему невыгодно, пока мы не приведем его на базу «Березки», ему же надо сдать артефакты. А на базе он уже ничего не сможет сделать.

Пока я ходил за ужином, Пригоршня, оказывается, успел развести костер. Никита уселся возле костра на перевернутое ведро, я на бревно, и мы жадно набросились на еду. Шнобеля с Федором не было видно.

– Если молодой опять… – начал я, выбирая куском хлеба остатки жижи.

Из темноты вынырнул Федор, без слов опустился рядом и плеснул себе в миску добрую порцию супа. Остаток мы повесили в котелке над костром, чтобы не остыло.

– Где Рома? – спросил я молодого.

Тот молча ел, быстро работая ложкой. Затем вздохнул:

– С лопаткой ушел.

Пригоршня ухмыльнулся:

– Ты бы уже проследил за ним, Ваня.

Федор бросил на Никиту косой взгляд.