Падший ангел - Марго Арнольд

– А теперь изволь объяснить мне, что означает весь этот спектакль! – потребовала Белль. Внезапно мне стало весело: все-таки это здорово – нравиться кому-то.

– Поскольку ты не хочешь научить меня ничему, что связано с любовью, за мое обучение взялся Крэн.

– Как хорошо, что я вовремя вошла, – сухо парировала Белль. – Какая ты еще, в сущности, глупая маленькая гусыня! Ведь бумаги до сих пор не оформлены. А теперь, ради всего святого, пойди и надень нижнее белье. Хватит мне из-за тебя головной боли.

Словно на крыльях, я понеслась в свою комнату. Белль боялась, как бы чего-нибудь не произошло, пока не подписаны эти глупые, никчемные бумажки. Но я-то знала, что ей не о чем волноваться – Крэн слишком сильно хотел меня, чтобы рисковать.

Открыв дверь нашей спальни, Я ошеломленно остановилась: Люсинда сидела на своей постели с ножницами в руках и сосредоточенно резала свое золотое бальное платье на мелкие кусочки. Я не стала заходить внутрь и, тихо закрыв дверь, с неистово бьющимся сердцем прислонилась к ней спиной. По лестнице поднималась Белль.

– Что все это значит? – взорвалась она. – Только не говори мне, что Крэн…

– Там Люсинда, – прошептала я. – Она сидит и режет свое золотое платье.

– О, бедная девочка! – в волнении произнесла Белль и, знаком велев мне следовать за ней, вновь спустилась по ступенькам и вошла в свой кабинет.

– И ты не остановишь ее? – изумилась я.

Белль устало села за письменный стол и положила голову на ладонь.

– Думаю, нет.

– Но почему? – возмутилась я. – Это же безумие!

– Пусть лучше она изрежет свое платье, чем мужчину, которому она нравится.

Я вспомнила единственный разговор по душам, который произошел у нас с Люсиндой, и, в свою очередь, воскликнула:

– Бедняжка!

После этого Белль поведала мне историю Люсинды, которая частично уже была мне знакома. После того как ее мать повесили, Люсинда присоединилась к цыганскому табору. Дело в том, что в жилах ее отца текла и цыганская кровь, но он считался таким подонком, что даже цыгане не признавали его за своего. Вскоре после этого в городе, где она предсказывала прохожим судьбу, парочка юнцов попыталась изнасиловать ее. Ножом, который у нее был, она убила одного и изрезала до полусмерти другого. Люсинду посадили в тюрьму, и вскоре она предстала перед мировым судьей. Так случилось, что человек этот оказался старым другом Белль и членом печально известного «Клуба дьявольского огня». У него были странные вкусы, и от Люсинды судья буквально пришел в восторг. Поэтому после долгой беседы с девушкой он решительно закрыл дело и взял ее под свое «покровительство». Однако, на его вкус, она была еще «сыровата», поэтому судья отправил девушку к Белль, чтобы та «отшлифовала» ее и после этого вернула обратно. Теперь этот человек решил, что «шлифовка» слишком затянулась, и приказал, чтобы Люсинду прислали к нему в течение следующих двух дней.

– Не думаю, что она питает ненависть лично к нему, – с тревогой говорила Белль. – В конце концов, он спас ее от виселицы. Боюсь, она ненавидит мужчин вообще и в то же время привлекает их к себе, как удав – кроликов. Уж и не знаю, что из всего этого выйдет.

Но на этот раз ничего страшного не произошло. Как я уже сказала, пройдет еще целых десять лет, прежде чем Люсинда убьет еще раз.

Со свойственным молодости легкомыслием я вскоре забыла Люсинду вместе с ее проблемами. Три дня пролетели, как мгновение, и наступил вечер третьего бала.

В тот день Белль очень возмутила меня. Она вошла, когда я только что кончила принимать ванну и вылезла на ковер перед горящим камином. Отпустив служанку, она сама принялась вытирать меня и вдруг просунула руку мне между ног и стала исследовать мое самое потаенное место.

– Ты соображаешь, что делаешь?! – взбунтовалась я, пылая от возмущения.

– Стой спокойно, дитя мое, – невозмутимо отвечала она, – я должна убедиться в одной вещи.

– Как ты смеешь! – Я вся кипела от стыда и ярости. – Тебе прекрасно известно, что я девственна.

– Не об этом я волнуюсь, дитя мое. – Она села и озабоченно посмотрела на меня. – Я боюсь, милая, что Крэн Картер окажется слишком тяжелой едой для твоего желудка, если ты понимаешь, о чем я говорю. В течение следующих нескольких дней ты должна быть очень послушной, очень смелой и очень терпеливой. Если ты вдруг почувствуешь себя плохо, запомни: ты не должна подавать вида и тем более не должна говорить Картеру ни слова – ни сейчас, ни потом. Он – мужчина. Не хуже, но и не лучше других, и поведет он себя соответственно.

– Подходящее же ты выбрала время, чтобы предупредить меня, – враждебно ответила я. – С самого начала вся эта затея принадлежала тебе и Джереми. Вы держали меня в полном неведении, а теперь, когда обратного пути нет, начинаете волноваться, как я это перенесу. Я не стану винить Крэна ни в чем. Мне больно только из-за того, что во всей этой истории он такая же марионетка, как и я. Так что если я захочу найти виноватых, то знаю, где их искать. Белль устало вздохнула.

– Что бы я ни сказала тебе сейчас, дорогая моя, от этого мало что изменится – поверь мне. Терпение не относится к числу добродетелей Крэна. Он не любит, когда что-то встает у него на пути, так что в самом начале тебе, наверное, придется тяжелее всего, но если ты постараешься быть с ним послушной и терпеливой, то он, думаю, будет очень добр к тебе. И щедр.

– Ты говоришь либо слишком много, либо слишком мало. – Я все еще никак не могла простить ее. – Уже поздно. Если тебе больше нечего сказать, я бы хотела, чтобы вернулась служанка и помогла мне одеться.

Грустно покачав головой, Белль вышла из комнаты.

Я оделась так, как хотел Крэн, и была уже готова, когда он наконец появился – как всегда, стремительный и неотразимый в своей военной форме. В руке у него был небольшой кожаный футляр, который он с глубоким поклоном подал мне.

– Пусть это украшает мою богиню до тех пор, пока я не достал для нее звезд с неба.

Я открыла футляр. На белой бархатной подушечке, словно в гнездышке, лежал набор украшений из мерцающих как звезды сапфиров – точно такого же цвета, что и мои глаза.

– О, Крэн, – выдохнула я, – как красиво! Как удивительно красиво! Можно мне надеть их?

– Позвольте мне, – сказал он и с ловкостью, говорившей о немалом опыте, надел на меня серьги, браслет и ожерелье. Когда он застегнул его на моей шее, я обвила его руками и поцеловала. Это был очень долгий поцелуй.

– Что ж, полагаю, нам вовсе не обязательно ехать на бал, – раздался неторопливый голос за нашей спиной. – Мы с Белль можем просто сесть здесь и, наблюдая, получить не меньшее удовольствие.

Это появился Морисон, который должен был сопровождать Белль.