Мне отмщение - Галина Липатова

Велессин, несомненно, чувствовала некоторую вину перед ней – ведь Морган мог выбрать любую из трех, но предпочел Амнэр, самую младшую.

И несмотря на то, что к Амнэр проявлялось такое презрение, лорды и леди Сайндарикарил стремились повыгоднее представить королю своих дочерей. Король должен иметь наследников. Прежняя королева Тианна наследников так и не родила. На ее ложе побывало множество мужчин, но ни один из них так и не засеял ее лоно. Теперь-то… теперь-то многие Сайндарикарил поговаривали, что, видимо, это было наказание Тианне от богов за смерть Авэлор. И им было весьма любопытно, благоволят ли боги Моргану. И хотелось приблизиться к власти, пусть и ценой счастья своих дочерей.

День осеннего равноденствия был одним из праздников, в которые в королевском дворце, по традиции, положено устраивать бал.

Морган явно не испытывал никакого желания этого делать, но уважить эту традицию ничего не стоило. К тому же от него никто не ждал, что он станет отплясывать на отполированном мраморном полу веселые танцы. Можно было просто сидеть на троне, смотреть и пить вино.

Так он и делал. На верхней ступеньке, у его ног, сидела Амнэр, как обычно, наряженная в украшения и очень тонкое, почти прозрачное платье с глубоким, до пояса, вырезом на груди, голой спиной и разрезами до бедер. Как обычно в последнее время, после памятного разговора о выборе и справедливости, она была совершенно невозмутима. Сидела, смотрела в зал, ни на ком не останавливая взгляда.

Внизу, в зале, танцевали дочери знатных домов, потомственные Сайндарикарил, юные и прекрасные. Морган, по своей привычке постоянно напоминать сайндам, кто он такой, велел своим сотникам и тысячникам принять участие в бале, и теперь несколько десятков смуглых, темноволосых раэтов лихо крутили в танце хрупких сайндских дев, дрожащих от их прикосновений и взглядов.

Амнэр уже давно не касалась нитей силы Сайндарикарил. Не хотелось входить туда. Не хотелось ни с кем общаться мыслеречью, не хотелось касаться ничьего разума и ничьих чувств. Довольно и того, что Морган в любой миг может коснуться ее и войти в ее разум. Он делал это нечасто, но всегда неожиданно. Иногда – просто так, как и с любым из Сайндарикарил. Иногда – во время утех на ложе, чтобы заставить ее биться в судорогах наслаждения и кричать от страсти. Тогда она покорялась и уходила глубоко, почти исчезая, оставляя ему только тело. Замечал ли он это? Она не знала. И не хотела знать.

Сейчас она из-под опущенных ресниц смотрела на девушек и молодых женщин, которых их родня хотела подсунуть королю. И не испытывала ничего, кроме мрачного удовлетворения от осознания того, что эти же лорды и леди называют ее за глаза шлюхой.

– Что скажешь, Амнэр, об этих прекрасных сайндских девах? – лениво спросил ее Морган, цедя вино из высокого кубка. Амнэр, не поднимая на него взгляд и вообще не шевелясь, ответила:

– Они – достойные дочери своих домов, мой король.

– Достойные стать матерями моих детей, как думает их родня, – Морган наклонился, подал ей кубок, она наполнила его из кувшина, стоявшего на ступеньке рядом с ней, и вернула ему.

– Когда раэту что-то столь настойчиво предлагают, он не может устоять, – Морган пристально посмотрел в зал. – Как обычно.

Амнэр не ответила. Ей было всё равно.

Морган подал знак Левдесу, и указал на девушку, с которой как раз танцевал Терсан. Амнэр узнала Левейю из дома Кэйре. С сочувствием глянула на нее, но, увидев, как на ее лице проступила улыбка, когда Левдес передал ей приказ короля, сочувствие исчезло, сменившись легким злорадством.

Не в первый раз.

Бал окончился, когда король покинул залу. Гости стали расходиться, только леди Левейя осталась. К ней подошли двое слуг – элик и сайнд, и повели в верхние покои. Амнэр этого не видела – ушла следом за Морганом. Когда уходила, в зале еще полно было народу, и они, расступаясь перед королем, от нее отходили еще дальше.

От Сейды, Каэссины и Теллии не отшатывались. Хоть их и заставили по приказу короля выйти замуж за верных Моргану раэтских офицеров после того, как они побывали на ложе короля и не понесли. Но они не были жрицами, и в этом была вся разница. Жрица… должна была умереть, наложить на себя руки. Или попытаться убить завоевателя и затем покорно принять мученическую смерть. Знали ли Сайндарикарил, что Амнэр была заложницей за весь Дарион? Она не сомневалась – знали. Именно потому Дарионская ветвь покорилась Моргану, и только они из всех Сайндарикарил не презирали Амнэр. Но после того, как Морган оплел всех клятвой крови, дарионские Сайндарикарил вернулись в свой город, а мать Амнэр – в свое поместье. И теперь она была одна. Для остальных Сайндарикарил даже благополучие и жизнь дарионцев не были оправданием того, что Амнэр нарушила жреческие обеты и не умерла.

А она не хотела умирать. Поначалу молила богов о смерти, но потом к ней пришло понимание, что смерть – это бегство, это отказ от собственного пути. Боги имели на нее свои планы, и боги с ней были намного честнее, чем смертные. Выбор без выбора не предлагали, просто показали ей возможности, а решение принимала только она.

Для Амнэр отвели часть королевских покоев – Морган счел, что для него одного слишком много комнат в королевском крыле, и велел обустроить наложницу как следует, прислуживать ей как знатной даме (какой она и была по рождению) и всячески проявлять уважение. Слуги-сайнды проявляли – через силу. Элик же были более искренни. Амнэр несколько раз тихонько касалась нитей сил, чтобы заглянуть в их мысли, и поняла, что они искренне любят своего господина, который, оказывается, обходится с ними намного лучше, чем любые другие знатные раэты. Для тех элик были наравне со скотиной или вещами. Элик бережно и внимательно прислуживали ей, и она старалась не доставлять им лишних забот. Правда, ей так и не удалось убедить их, что помыться она и сама в состоянии. На все ее уговоры приставленные к ней слуги – две женщины и мужчина – неизменно отвечали, что такова воля господина, что господин ценит леди Амнэр, и потому служить ей для них радость. Она смирилась с тем, что они мыли ее, одевали и раздевали, и сейчас просто прошла в купальню, где Шака, младшая из ее служанок, тут же принялась расстегивать на ней украшения и снимать почти невесомое платье. Лар долил в большую мраморную ванну горячей воды и вспенил в ней мыло, а Кева разложила на горячей лежанке пушистые полотенца и приготовила ароматные масла для массажа. Амнэр погрузилась в пахнущую лавандой воду, прикрыла глаза и задумалась.

Слуги не лгали, когда говорили, что Морган ценит ее. Они так думали. Они были уверены в этом. Они это видели. Со стороны могло показаться, что они не имеют собственной воли и собственных суждений, но это было совсем не так. Элик очень наблюдательны, они с детства воспитываются для службы своим господам и учатся понимать их желания без слов. Верность господам тоже воспитывается с детства, подкрепляемая законом и угрозой сурового наказания за ослушание. Для элик вся жизнь – служение. Когда-то, много веков назад, это был миролюбивый народ, живший в долине Эликеры. Они сажали овощи, сеяли ячмень и ловили рыбу, не знали металла, кроме мягкой меди, и не умели воевать. Да им и не нужно было, потому что между собой им было делить нечего, да и не были они способны испытывать ярость и гнев. А потом в Эликеру пришли раэты и покорили это мирное племя, забрав у них землю и свободу. Раэты сочли их ущербными, потому что элик были неспособны к магии, жили очень недолго, всего-то самое большее до семидесяти лет, были намного меньше ростом и тщедушнее даже самых мелких из раэтов. Они не стали сопротивляться захватчикам, и раэты обошлись с ними без всякого уважения. Сделали всех элик слугами и повязали сетью суровых правил и законов. У каждого знатного раэтанского дома были свои собственные кланы элик. Любой свободный раэт, даже самый последний крестьянин, мог потребовать у своего владетеля предоставить ему для услуг необходимое количество элик. Для крестьян и ремесленников элик делали самую грязную и самую тяжелую работу и жили зачастую в условиях худших, чем домашний скот. Слуги у знатных раэтов могли считаться счастливцами, хороших слуг ценили и берегли. В Оккинсете и соседней с ним Каэвенсе к элик относились намного лучше, чем в других провинциях Раэтаны, и даже позволяли владеть собственным имуществом.