Море волнуется — раз - Юлия Туманова

— Чему, идиотка?

— Что мы видимся, разговариваем о чем-то. Это тоже важно. А главное, он на меня уже не смотрит как на малолетнюю дуру!

— Потому что ты дура великовозрастная! — пылко объяснила подруга. — Том, неужели поедешь все-таки? Ведь детский сад натуральный! Ну, дождись хотя бы утра.

Утро вечера мудреней, это да. Но ждать невыносимо. И ничего не изменится за несколько часов, разве что решимость испарится под яркими лучами солнца.

— Поеду, — махнула Тамара.

Сонька вздохнула и поплелась к столику.

Может, ей тоже влюбиться? Вот хотя бы в Митьку, взять и влюбиться. А то ей-Богу, скучно! Надоело все!

И Вовчик с его огромными возможностями, мелкими придирками, мимолетными ласками, тугим кошельком и непомерным хвастовством. И замредактора Погодин, раз в неделю у нее ночующий, а остальное время трусливо обходящий ее за три версты. И мальчик Денис, бывший сокурсник, ставший перспективным юристом, обстоятельным и высокомерным — как в конторе, так и в постели.

Ужас до чего удавиться хочется!

Она потянулась осторожно, боясь разбудить кого-то рядом, и покосилась на другую половину кровати. Странно, но там никого не было.

И кровать-то была не ее!

И белье чужое, и потолок незнакомый. Что же такое они вчера отмечали, раз она так напилась и не помнит, куда и с кем приехала?!

Очередной клин явно не удался, не то чтобы имени, но и внешности его Тамара себе не представляла.

Из глубины квартиры вдруг донеслось тихое пение и звякнуло что-то. Она подскочила в кровати.

Ну, конечно! Идиотка! Это Пашкин голос, Пашкина постель, Пашкин же потолок и его подушки!

Не может быть!

Она не забыла бы, если бы…

А ничего и не было, вот в чем дело. Ровным счетом ничего. Она подтянула коленки к подбородку и стала вспоминать прошедшую ночь. Кажется, действительно, много выпила. Кажется, делала это одна, стоя в тихом уютном дворике под его окнами. Интересно, до серенады дозрела или обошлось? Кажется, обошлось. Но у двери, терзая звонок, она все-таки напевала что-то под нос, подбадривая себя перед тяжким испытанием.

Наверное, для Пашки испытание было еще тяжелей.

А как бы она себя чувствовала, ввались к ней в три часа ночи полузнакомый мужик, в стельку пьяный и бормочущий что-то по поводу дружеской поддержки?

То-то и оно, вряд ли обрадовалась бы!

Пашка и не радовался. Кажется, он за шиворот втащил ее в ванную, сунул под кран и с удовольствием прочел лекцию о вреде алкоголя.

Боже, как стыдно!

Лучше бы он ее выгнал! Взашей, как давеча выразилась Сонька.

— Томка! Томка, ты встала? Можно к тебе?

— Э…

Она быстро натянула вечернее платье и зачем-то укрылась сверху покрывалом.

— Привет. Мне на работу пора, будешь уходить, поставь квартиру на сигнализацию, ладно?

— Паш, — она покусала губы, — а я вчера… очень плохо себя вела?

Он хохотнул.

— Нормально. А что, муки совести? Если хочешь, встань в угол и хорошенько подумай о своем поведении!

У него почему-то было прекрасное настроение. Несмотря на то, что он проспал, на летучку опоздал, обычные утренние тосты спалил, кофе пересластил, а брюки, поглаженные с вечера, оказались мятыми, потому что вчера на них уселась пьяная подруга его сестрицы.

А поди ж ты — весело и легко на душе, будто все так и должно быть!

— Паша, ты меня извини, ладно? Я не знаю, что это на меня нашло! Просто идиотизм какой-то! Честное слово, не думай, я…

Я не такая, да? Я жду трамвая! Очень проникновенная, убедительная речь.

В полном отчаянии она уставилась в стену, не смея взглянуть Пашке в глаза.

А взглянула бы, очень удивилась. Он улыбался, и взгляд его светился безграничным весельем. И еще чуточку — ласковой снисходительностью. Пожалуй, от удивления она бы испугалась еще больше и не сказала бы того, что сказала.

— Я же не просто так приперлась, Паш, я по делу. Ладка вчера была в «Богатырях», и я наплела ей с три короба про передачу, на которой разыгрываются туристические путевки. — Она перевела дыхание, облизнула губы и еще быстрей залопотала: — Мы теперь можем такую путевку ей подсунуть. У нее же все равно телевизора нет, проверить она не сможет.

Пашка сел рядом и озадаченно поскреб в затылке.

— Ты что вчера пила-то?

— Паша! — взмолилась она. — Ну правда, мне очень стыдно! Пожалуйста, не напоминай, а?

— Нет, мне просто интересно. Как говорится в таких случаях: «У меня только два вопроса. Что вы курите и где вы это берете?»

Сроду он не разговаривал с девицами подобным образом. Девицам принято целовать ручки, говорить комплименты, обсуждать с ними животрепещущие темы моды, фитнеса и новую роль Брюса Уилисса.

Впрочем, никто из его знакомых девиц не напивался до полусмерти и не обсуждал всерьез операцию «Гуманитарная помощь».

— Паша! — снова дернулась она и посмотрела-таки на него.

Он не ожидал этого. Ему даже в голову не приходило, что бывают такие взгляды. Ни виноватости, ни смущения в ее глазах не осталось, а только что-то совсем незнакомое или полузабытое, от чего вдруг побежали мурашки, будто он отлежал руку. Или ногу. Или голову. Наверное, с ней, с головой, с самого утра что-то не в порядке.

— Тамара, давай поступим так. Я сейчас отправлюсь на работу. А ты меня дождешься. Или у тебя съемка?

Она отрицательно потрясла головой.

— Значит, дождешься. Я к обеду вернусь, и мы все обсудим…

Томка вдруг разозлилась.

— Я не твоя навязчивая фанатка, ясно? Что ты меня завтраками кормишь постоянно? Не надо мне никаких обсуждений! И ждать тебя я не собираюсь!

— Какими завтраками? Ты что?

— Ты мне вчера обещал все спокойно обсудить, а сам через десять минут сбежал на совещание!

Ему почудилось, или она в самом деле разговаривает с ним будто обиженная супруга, которая отчаялась дождаться его к ужину?!

Или к этому… завтраку?

Что происходит?

— Я сама все сделаю, ясно?

Отбросив покрывало, она вскочила и понеслась из комнаты, но запуталась в платье и принялась изворачиваться, надеясь самостоятельно застегнуть пуговицы на спине.

— Перестань. Иди сюда, — сказал он внезапно осипшим голосом.

Продуло его, что ли, из форточки?

Тамара послушно попятилась.

Он ловко застегнул платье, но легче от этого не стало. Белоснежная, ослепительная кожа, хрупкие позвонки, мягкий изгиб в том месте, где спина уже не была спиной, а начиналось что-то прекрасное, крепкое, округлое, от чего невозможно было оторвать глаз, — все это оказалось близко, пусть на мгновение, но он успел привыкнуть, черт побери! И что теперь делать?

В первую очередь убрать руки с ее талии, вот что!

Он быстро спрятал ладони за спину, словно неудачливый карманник.