Последний ребенок - Джон Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боже… Где ты был?
Джонни ничего не понимал. Он и раньше, много раз, приходил домой в сумерках, и в большинстве случаев она и вовсе не знала, спит ее сын, или его вообще здесь нет.
Один из полицейских поднял рацию.
— Дежурный. Двадцать седьмой. Пожалуйста, сообщите детективу Ханту, что мы обнаружили Джонни Мерримона. Мальчик дома.
Перебиваемый потрескиваниями голос подтвердил получение информации. Через несколько секунд рация зашипела снова:
— Двадцать седьмой, сообщаю: детектив Хант направляется к вам.
— Десять-четыре, дежурный.
Материнские объятия ослабли, а в следующий момент она оттолкнула его и, задрожав всем телом, закричала:
— Никогда больше так не делай! Никогда! Ты меня слышишь? Слышишь? Скажи, что не будешь! Скажи! — Она снова схватила его за плечи. — Боже мой, я так беспокоилась…
Мать трясла его и тискала, так что он не мог произнести ни слова. Копы спустились по ступенькам, и Джонни взглянул наконец на дядю Стива, который смотрел на него умоляющими глазами.
— Из школы звонили? — догадался он наконец.
Мать кивнула.
— После ланча они остановили занятия, никого не выпускали и провели перекличку. Потом позвонили сюда и сказали, что не могут тебя найти. Я позвонила дяде Стиву, но он сказал, что отвез тебя. Клялся, что отвез. Тебя все не было и не было, и я подумала…
Джонни высвободился из ее объятий.
— Из-за чего они проводили перекличку?
Мать погладила его ладонью по щеке.
— Ох, Джонни… — Пальцы у нее были теплые и дрожали. — Это случилось снова.
— Что случилось?
— Еще одна девочка пропала. — Голос у матери сорвался. — Они думают, что ее забрали прямо со школьного двора. Семиклассница. Тиффани Шор.
Джонни моргнул.
— Я знаю Тиффани.
— Я тоже.
Мать ничего больше не сказала, но Джонни знал, о чем она думает. Тиффани Шор училась в седьмом классе. Как и Алисса, когда ее похитили. Он покачал головой, вспомнив слова умирающего. «Я нашел ее». Они относились к его сестре, Алиссе. Не к Тиффани. Не к какой-то другой девочке.
— Этого не может быть, — сказал Джонни, но мать кивала и плакала, и он чувствовал, как остывает надежда. Как все обращается в пепел. — Этого не может быть.
Мать отстранилась, пошатнувшись на каблуках, но прежде чем она успела найти и произнести нужные слова, к ним подошел один из полицейских.
— Сынок, — сказал он и, когда Джонни поднял голову, спросил: — Это кровь у тебя на рубашке?
Глава 7
Солнце уже село, а Ливай все ждал у поломанного тела. Донимали мухи, и палец болел так сильно, что он уже начал подумывать, а не устроил ли Господь ему испытание. В церкви говорили, что такое бывает, но Ливай ничего особенного собой не представлял. На жизнь он зарабатывал тем, что подметал полы. Мир сбивал его с толку и смущал, но голос Бога пребывал с ним семь дней. Голос приходил как шепот и нес покой и умиротворение, когда мир как будто темнел и наклонялся влево. Когда, после недели шепота, голос вдруг умолкал, в голове оставалась дыра, и вот теперь Ливай мог только гадать, почему Господь умолк.
Беглый преступник, он сидел на земле в десяти футах от мертвеца. В бегах Ливай был седьмые сутки.
«Я создал мир за семь дней».
Голос ворвался в Ливая стремительным потоком, но звучал иначе, чем прежде. Он пришел и ушел, и мысль осталась незавершенной. Ливай задержал дыхание и повернул голову, но голос не возвратился. Ливай знал, что не блещет умом — так ему сказала жена, — но и дураком он не был. Преступник и мертвые тела вместе выглядят не очень хорошо. Дорога проходила у него над головой, и Ливай решил, что Господу придется подождать.
Хотя бы в этот раз.
Опустившись на колени перед мертвецом, беглый заключенный проверил его карманы и, обнаружив бумажник, забрал деньги, потому что был голоден. Потом, попросив у Бога прощения, бросил кошелек на землю, повернул тело на спину и сложил руки на груди. Обмакнув палец в липкой крови, изобразил крест на бледном, гладком лбу и закрыл остававшиеся открытыми глаза. После чего помолился Господу о душе умершего.
Прими ее.
Позаботься о ней.
Уже поднявшись, Ливай заметил что-то белое.
То был клочок ткани, зажатый между пальцами мертвеца. Ливай потянул, и тряпица легко выскользнула. Светлая, с неровными краями, она могла быть оторванным или отрезанным кусочком рубашки. В детский палец длиной, грязная и линялая, с пришитой именной биркой. Читать Ливай не мог, и буквы ничего для него не значили, но сама ткань была нужного размера. Он обвязал ею окровавленный палец, затянул потуже, держа один конец зубами, и завязал узел.
Под сенью ивы Ливай поднял обмотанную пластиком ношу и положил на плечо. Для кого-то другого вещь была бы слишком тяжела, и мысль о ней угнетала бы, но в случае с Ливаем дело обстояло иначе. Он не только обладал силой, но и видел цель, и когда пластик зашуршал возле уха, Ливай услышал голос Бога. Он сказал, что Ливай поступил хорошо и что ему нужно продолжать путь.
Через пятьдесят минут после того, как Ливай ушел, на место прибыла полиция.
* * *
Машина детектива Ханта въехала на мост и остановилась. Здесь не было жилых домов, не было фонарей. Небо уже почернело, и только на западе вдоль горизонта протянулась багровая линия. Грозовые тучи теснились все ниже, и молния дважды расколола сухое небо, прежде чем издалека прикатили раскаты грома.
Вслед за машиной Ханта вытянулись с включенными мигалками полицейские машины. Поворотные фары осветили мост. Хант повернулся к Джонни, сидевшему с матерью на заднем сиденье. Лица их оставались в тени, и в бьющем сзади свете детектив видел только прядки волос.
— Вы в порядке? — Ему никто не ответил, а мать лишь крепче прижала к себе сына. — Это место, Джонни?
Мальчик сглотнул.
— Вон там. — Он протянул руку. — С той стороны моста. Прямо вниз.
— Повтори еще раз, что именно он сказал. Слово в слово.
— «Я нашел ее». — Голос Джонни звучал будто из могилы. — «Ту девочку, которую похитили».
— Больше ничего?
— Потом он сказал мне бежать. Говорил что-то про парня в машине.
Хант кивнул. Они прошлись по всему эпизоду раз шесть или семь.
— Ничего такого, что указывало бы на то, что он говорит именно о твоей сестре? Ни имени, ни описания, ничего подобного?
— Он говорил об Алиссе.
— Джонни…
— Да!
Джонни упрямо кивнул, и Ханту захотелось положить руку
