Воспоминания Элизабет Франкенштейн - Теодор Рошак

— Протяни палец вот сюда, — сказал барон и, взяв меня за руку, поднес ее к отверстиям флейты.

Я ощутила слабое дуновение воздуха: дыхание арапа, дувшего в свой инструмент.

— У него в груди помещены мехи, — объяснил барон, — оттого-то музыка звучит так нежно, как если бы дул человек.

Позади арапа раскрылась богато инкрустированная шкатулка, и оттуда выскользнула danseuse [14] в чадре, поклонилась и начала кружиться под экзотическую мелодию. На ее тонком пальчике сидела крохотная канарейка, которая махнула хвостиком, раскрыла клюв и защебетала. Маленькая танцовщица выделывала восхитительные фигуры, но не успела я налюбоваться ею, как Виктор привел в действие еще несколько кукол. Слон встал на бивни, лебедь скользил вперед и назад, чистя перышки, лошади запрыгали, поднявшись на задние ноги, лисы пустились в танец под свою музыку.

— Теперь ты видишь, — сказал барон, — что это далеко не простые куклы. Это, дитя мое, автоматы, — Он сказал это шепотом, наклонившись ко мне, словно поверял ужасную тайну, — В них — сама загадка жизни, — Я в замешательстве молча смотрела на него, — Возможно… возможно, они умнее тебя, моя дорогая, — продолжал он, с важным видом постучав себя по лбу, — Ты мне не веришь? Виктор, ты не против, чтобы к нам присоединился герр доктор Генрих?

Виктор тут же бросился к дальней полке и вернулся с бородатой куклой в профессорской мантии и квадратном головном уборе. Виктор нажал кнопку, и фигура выпрямилась в кресле, посмотрела налево, направо.

— Герр доктор! — с пафосом произнес барон, — Хочу представить вам мадемуазель Элизабет. Подойди, моя дорогая, пожми ему руку.

Я так и сделала, легонько дернув восковые пальчики его левой руки, потому что в правой он держал перо, занесенное над листом бумаги. Кукла отвесила поклон и подняла глаза на меня.

— А теперь скажи нам, Элизабет, если сможешь, сколько будет семнадцатью семь? Отвечай быстро! — И барон щелкнул пальцами перед моим лицом: раз-два-три.

Даже если бы я могла с такой быстротой произвести подсчет, я бы затруднилась это сделать, настолько неожиданным было задание барона. Я призналась, что не знаю ответа, потому что выучила таблицу умножения только до пяти — да и то не очень твердо.

— Ага, видишь! — сказал барон и обратился к кукле, снова пожав ей руку: — Герр доктор! Вы слышали? Семь раз по семнадцать.

Герр доктор поклонился и моргнул, как бы показывая, что понял. Прерывистым движением обмакнул перо в крохотную чернильницу на доске, лежавшей у него на коленях. Четким почерком вывел на листе бумаги: «7 х 17». Секунду спустя добавил «=». Еще через секунду — «119».

— Совершенно правильно! — объявил барон.

Я раскрыла рот в изумлении и посмотрела на барона и Виктора, ожидая объяснения. Виктор, стоявший рядом, не мог сдержать скептической усмешки, потом, приложив ладонь к губам, шепнул мне на ухо:

— Этот тупица не может решить никакой другой задачки!

Барон нахмурился, услышав его шепот.

— Не совсем так!

— Нет, так! — упрямо сказал Виктор, — Если не сменить ему мозги.

— Сменить мозги? — поразилась я.

— Для каждой задачи, — объяснил Виктор, — нужно вынуть один набор мозгов и вставить другой. Видишь? Вот его мозги.

И он повернул куклу спиной. Приподняв мантию, показал мне то, что было под ней: путаницу шестеренок, рычажков и пружин.

— Внимательно рассмотри мозги герра доктора, — сказал барон, — ибо это настоящее чудо. — Он достал лупу из кармашка жилета и протянул мне, чтобы я могла лучше рассмотреть запутанные механические внутренности марионетки, — Видишь, какие крохотные детали? Ты можешь подумать, что только пауку под силу такая тонкая работа. Однако с каждым годом подобные механизмы становятся все меньше — миниатюрными, как механизм самых лучших часов, — Он достал часы, которые часто показывал мне; на круглом циферблате солнце и луна двигались в точном соответствии с временами года. — Придет день, когда мы сможем сделать достаточно мелкий механизм и заложим в одни мозги все возможные расчеты. И как знать, много чего еще. Возможно, герр доктор будет содержать в себе всю библиотеку. Что ты думаешь об этом, моя дорогая?

Я посмотрела на Виктора, потом опять на барона.

— Как такое может быть?

— Если даже эти маленькие люди умеют писать, петь и играть на музыкальных инструментах, то где предел, я спрашиваю тебя? У нас тут есть один маленький человечек, который умеет играть в шахматы, можешь поверить?

— Делает только два хода, — пренебрежительно поправил отца Виктор, — Может пойти пешкой и конем. И всегда ходит одинаково.

— Да, но он учится, учится. В один прекрасный день — неужели ты сомневаешься? — он непременно сумеет сделать три хода, потом четыре… и наконец, кто знает, сколько? Кто знает?

— Это вы сделали всех этих кукол? — спросила я барона.

Он от души засмеялся.

— Боже, нет, конечно! Их создали самые одаренные ученые Швейцарии. Я всего-навсего их покровитель.

— Они вовсе никакие не ученые, — с удивительной дерзостью возразил Виктор, — Простые часовщики.

— Вздор! — возмутился барон, — Они практики от науки, настоящие натурфилософы — не такие, кто витает в облаках теории. Ручаюсь, наступит день, когда они смогут создать живых существ, настолько неотличимых от нас самих, что ты будешь не в состоянии сказать, живые это люди или автоматы, — Заметив выражение раздражения на лице Виктора, он добавил: — Как видишь, дорогая, мой сын сомневается в моем предсказании. Но полюбуйся, чего достиг месье Вокансон.

Он провел меня через всю комнату к столику под одним из окон; то, что было на нем, явно занимало почетное место среди экспонатов барона. Маленькие куклы позади нас продолжали кланяться, танцевать и играть, хотя я заметила, что слон застыл, собираясь снова встать на голову, а танцовщица едва перебирала ногами. На столике передо мной была точная копия утки в натуральную величину, выполненная столь искусно, что, если бы не ее неподвижность, ее легко можно было бы принять за настоящую. Сначала я приняла ее за чучело. Но тут Виктор зашел за столик, чтобы найти выключатель. Я услышала резкий щелчок; в утке что-то зажужжало, затикало. Неожиданно маленькая птица раскрыла клюв и резко закрякала, очень похоже на живую утку. Потом она повернула голову, захлопала крыльями и крякнула еще раз.

— Ну же, дитя мое, — сказал барон. — Покорми ее.

— Покормить?

— Да, вот, возьми, — И он протянул мне несколько сухих зерен из чашки, стоявшей на столике.