Ангел из Галилеи - Лаура Рестрепо

— Какое?

— Падение коммунизма.

— Тоже мне подвиг!

В тот момент сестры Муньис не казались мне достойными доверия. Но несколько часов спустя полил поистине библейский ливень, что вынудило меня признать их провидческий талант. Хотя, по правде сказать, разрушение Галилеи дождями было делом столь же легко предсказуемым, как и падение коммунизма.

Второе событие, в которое мы с Орландо оказались вовлечены, было связано с парой свежих граффити, нарисованных на стене. Оба были подписаны «С.Ф.А.», и одно гласило: «Ангел — ублюдок», что, в общем-то, не таило в себе ничего нового, хотя и свидетельствовало о повышении уровня агрессивности в квартале. Другая надпись привела Орландо в такое бешенство, что он плюнул на стену и двинул по ней ногой: «Орландо — сын священника Бенито».

Орландо — сын священника Бенито? Я видела, что он очень возмущен, потому только и спросила, словно между прочим: «Как зовут твою маму?», но он ответил мне уклончиво, а вскоре подошел автобус, на котором я смогла уехать.

Через окошко я видела, что Орландо остался стоять под мелким дождем, который постепенно становился не таким уж и мелким.

Когда я приехала в редакцию, лило как следует. Не буду описывать мое вовсе не триумфальное прибытие, потому что это к делу не относится. Только скажу: я словно погрузилась в иной мир, в то же время тоскуя по моему ангелу, и так болезненно чувствовала, что он далеко, будто познакомилась с ним на Марсе. Главный редактор разгромил мою статью, показал знаменитое фото, которое и в самом деле вышло совсем мутным, и приказал сделать все заново к следующему дню. Тему не могли заменить ничем другим, так как обложка журнала уже была отпечатана — и на ней, как я и предполагала, стояло: «Ангелы прибывают в Колумбию!», но на этот раз он посылал меня взять интервью у телезвезды Марилу Лусены, которую ангел спас на темном шоссе, когда она возвращалась одна с вечеринки в три часа утра и ее автомобиль заглох.

Хотя дождь продолжал лить и на некоторых улицах случилось настоящее наводнение и возникли пробки, невиданные даже для Боготы, после исповеди Марилу Лусены я должна была еще выслушать сенатора республики, который уверял, будто в детстве утонул и больше двух часов провел на дне бассейна, и если сегодня он может рассказывать эту историю, то лишь потому, что несколько ангелов извлекли его из-под воды и вернули к жизни.

Около девяти вечера под таким сильным ливнем, какого я в жизни не видала, я добралась до отеля, где поселился тореро Хитанильо де Перейра, и он дал эксклюзивное интервью для журнала «Мы». Он рассказал, что если во время корриды видел голубого ангелочка, примостившегося между у быка между рогов, то знал: он в безопасности и ничего плохого с ним не случится.

Часов в одиннадцать я добралась до своей квартиры, полумертвая от усталости, раздраженная, приняла душ, о котором так мечтала, очень горячий, только что не крутой кипяток, выпила чай с бутербродами, приготовленными моей тетей, той самой — из Армеро, и ближе к полуночи я уселась расшифровывать записи с услышанными в тот вечер исповедями, и тут на моем письменном столе зазвонил телефон.

Это был ночной дежурный из «Мы», он сообщил, что в редакцию пришел какой-то мальчик и спрашивает меня. Дежурный соврал ему, что у него нет моего номера телефона, как и принято в журнале, чтобы защитить от постороннего вмешательства частную жизнь сотрудников редакции, но мальчик так настаивал и был в таком отчаянии, что дежурный, пожалев его, все-таки позвонил мне на тот случай, если речь шла о чем-то действительно серьезном.

— Мальчик говорит, что его зовут…

— Орландо, — перебила я. — Дайте мне его, пожалуйста.

Судя по голосу, Орландо был сильно взволнован, но говорил он так быстро, что я почти ничего не поняла. Я назвала ему свой адрес и сказала, чтобы он попросил дежурного помочь ему поймать такси, которое я оплачу по приезде.

Орландо ввалился в мой дом растрепанный, с круглыми, как у совы, глазами, он не согласился ни снять мокрые ботинки, ни выпить горячего «Мило»[13]. По его словам, дело не терпело отлагательств, он приехал за мной и нам нужно было немедленно отправляться в Галилею, потому что, как он сказал, «для нее настал день Страшного суда».

— Но что мы можем сделать там в такой час?

— Вставайте, Мона, вы должны поехать, — повторял он, дергая меня за рукав.

— Подожди, Орландо, давай рассуждать здраво. Присядь и объясни мне толком, что происходит.

— Вода. Она смоет дома.

— В таком случае давай позвоним пожарным или в службу чрезвычайных ситуаций, кому-то, кто не даст случиться беде. Я сейчас подумаю, кого нужно известить…

— Нет, Мона, нет, они ничего не сумеют сделать. Вы единственная, кто может.

— Я? Скорее всего, нам даже не удастся добраться туда под таким-то дождем.

— Вы единственная, кто может.

— Каким образом?

— Успокоив ангела. Все это происходит по его вине.

— По его вине? Что же он сделал?

— Вы помните, что я говорил вам о разгневанном ангеле? Да, это и случилось. Имейте в виду, ангел опять стал разящим и в гневе он способен разрушить мир…

— Разящим? Что ты хочешь сказать?

— Ну, с ним случился припадок.

— Какой еще припадок?

— Ну, дело в том, что его, когда поражает судорога, швыряет об стену, как тряпичную куклу, спина кривится назад, представьте, позвоночник выгибается дугой, и еще в нем просыпается такая силища, что даже Свит Бэби Киллер не может его удержать, и он какает под себя и пускает слюни, а глаза наливаются кровью…

Орландо описал мне не что иное, как эпилептический припадок — с колоритными деталями и той чрезмерной точностью, какая принята у бедняков, когда они говорят о болезнях. И у меня из-за этого тоже начался приступ, меня охватило чувство вины и тревоги. Я знала это, знала, повторяла я, злясь сама на себя, этот юноша, любовь всей моей жизни, болен, подобный кризис был предсказуем, а я так далеко и не могу ему помочь, а больше всего я корила себя за умиротворенность, за то, что поверила в абсурдную и успокоительную сказку про ангела, в то время как единственно настоящими были его крики, его конвульсии, его тело, колотящееся в судорогах о землю, перевозбужденные нервные клетки мозга, рождающие бред, зрачки, обращенные внутрь в попытке найти хоть какое-то объяснение в спутанном клубке оборванных мыслей, ищущие выключатель, который мог бы прекратить мучения.

— И с ним часто случаются такие приступы?

— Да, достаточно часто. И с каждым разом они все тяжелее.

Я подумала о Гарри Пуэнтесе, моем соседе по этажу, всегда очень любезном и готовом помочь, он никогда мне не отказывал в услуге. Недавно получил диплом врача. У него был внедорожник «мицубиси», и, возможно, он согласился бы нас отвезти и посмотреть, что там происходит.

Несмотря на то что мы его разбудили и вытащили из кровати, Гарри отозвался на нашу просьбу. Он натянул свитер поверх пижамы, надел туристические ботинки, и мы трое бросились в ночь. По мере того как мы удалялись от Окружного шоссе, мы с Гарри все сильнее нервничали, потому что знали, что в последнее время у лихих людей вошло в моду перегораживать бревнами дороги, чтобы остановить автомобиль, высадить пассажиров, и если грабители были в хорошем расположении духа, они разрешали жертвам продолжить путешествие пешком, предварительно вколов им дозу скополамина[14]. У Гарри в бардачке было оружие, но мы оба знали: когда настанет момент истины, единственное, что мы сможем сделать со своим пистолетиком против мини-УЗИ профессиональных грабителей, — это засунуть его себе туда, куда он поместится.

Но той ночью яркие молнии распугали даже преступников, и никто нам не помешал, никакие бревна не легли на нашем пути. Хотя мы делали все, что было в человеческих силах, чтобы подняться в Галилею, раз за разом пытаясь попасть туда разными путями, джип буксовал, его сдувал шквалистый ветер, и он болтался в слякоти, словно пьяный корабль. Это было невозможным делом даже для трех упрямцев и внедорожника «мицубиси».

Сквозь залепленные грязью стекла мы видели, как буря обрушивается на горы с такой беспощадной жестокостью, что казалась управляемой человеческим разумом.

— Это Семь громов гнева Божьего, — сказал Орландо, дрожа от страха.

— Это всего лишь очень сильная буря. — Я хотела успокоить его, хотя на самом деле мне уже чудилось, что я слышу, как легионы ангелов бьют набат, играя на горнах последнего суда.

— Смотрите! Вы его видите? — спросил Орландо, когда величественная молния разрядила в землю свое напряжение.

— Что?

— Там! Огромный! Он достает головой до неба! — кричал Орландо, он явно был не в себе.

— Спокойно, пацан, — окорачивал его Гарри. — Скажи мне, что ты видишь.

— Я вижу Мермеоха, ангела бури. Мермеох повелевает всеми реками, всеми морями и даже слезами и дождем, вернее сказать, всеми жидкостями на планете. Так говорится в тетрадках Ары. Там, наверху, Мермеох, и он в ярости! Его голова пожирает молнии!