Венгерская вода - Сергей Зацаринный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ночь мы встречали в открытом море. Взятый на одной из афонских пристаней монах усердно молился на корме, Мисаил и Симба, плотно поужинав, заснули прямо на свежем воздухе, а я смотрел на звезды и думал. Мы держали путь прямо туда, где над горизонтом вставала неподвижная Альрукаба.
Монаха звали Киприан. Это был молодой человек с умным лицом, прекрасно говоривший по-гречески. В его манере держаться чувствовалось воспитание, которое он получил явно не в простой семье. В отличие от нашего корабельщика он оказался человеком не только разговорчивым, но и любопытным. С самого появления на борту он взирал на нашу троицу с явным подозрением, а теперь, оставшись со мной наедине, сразу спросил, какое у нас дело в Константинополе. Мне показалось, что сказать правду – лучший способ избежать лишних расспросов, и я ответил, что путь наш лежит дальше, в царство хана Джанибека. Эти слова опечалили Киприана:
– Едете за рабами, – качнул он головой. И, кротко улыбнувшись, пояснил: – Вы ведь из Египта. Только не думай, что это Савва мне сказал. Просто я заметил, что ты не пьешь вина. Корабль прибыл с Кипра, куда его посылали на поиски мастера, умеющего варить благовонное масло. Вот я и подумал, что это ты и есть. Мусульманин, переодетый в греческое платье. Теперь понимаю, что ошибся.
Он рассмеялся.
– В чем? – поинтересовался я.
– В том, что ты варишь благовонные бальзамы. Зато угадал, кто ты и откуда. Ну, а зачем ваши купцы плавают за Сурожское море, знают все.
Мне вспомнилась старинная карта, нарисованная несколько веков назад где-то за тридевять земель, индийскими мудрецами. Там Египет был обозначен как «страна похитителей детей». Наша армия всегда пополнялась за счет рабов, которых мальчиками покупали на невольничьих рынках и потом обучали военному ремеслу в специальных школах. В последнее время их везли из Крыма и страны черкесов.
Мой образованный собеседник явно изучал логику в одной из прославленных греческих школ, и в стройности мышления ему было не отказать.
– Ты наблюдателен и прекрасно увязываешь факты в цепочку, – похвалил я. – Но достаточно было всего одного неверного предположения, чтобы привести к ошибочному выводу. Я действительно торговец благовониями. Все остальное истинно.
– Вот что значит доверяться общепризнанному мнению! – Похоже, его больше обрадовала собственная догадливость. – Мы уже привыкли, что из Египта плывут в те края за рабами, и даже не допускаем других вариантов. Кто-кто, а уж я должен был предусмотреть иную возможность. Ведь не далее как в прошлом году я встречал другого торговца благовониями из Египта, который плыл в Крым.
От неожиданности я даже потерял всякую осторожность:
– Омар! – вырвалось у меня.
– Кажется, его звали именно так. Значит, вы плывете вслед за ним? Ему удалось завести в тех краях хорошее дело?
– Не знаю. Мы не получили от него известий.
– Так вот почему с вами нет никакого товара. Я еще подумал – какие купцы странные.
Несмотря на драматичность момента, я не смог сдержать сочувственной улыбки:
– Опять неверный вывод. Товар был. Просто его продали на Афоне. Дали хорошую цену, зачем тащить за море.
– Это не вывод – это предположение, – парировал инок. – А вывод такой: вы едете на поиски этого самого Омара. Кстати, какой вывод из нашей беседы сделал ты?
Он замолчал, давая мне подумать. На мгновение я душой перенесся в уютный дворик каирского медресе, где под сенью огромных платанов мы с другими учениками часто предавались подобным играм в логические цепочки. Может, Киприан ощутил то же самое?
– Ты можешь нам помочь?
– Вывод почти верный. Только не я. В Константинополе есть человек, который в прошлом году плыл с этим Омаром до Сугдеи. Думаю, тебе стоит с ним поговорить.
Мы стояли на носу корабля. Все давно уже спали, только на корме беззвучно покачивался бесплотной тенью рулевой. Ночь стояла безлунная, и фонарь за его спиной был единственным огоньком в бескрайней тьме. Зато над головой сиял усыпанный звездами полог неба.
Киприан сел, подоткнув под себя просторный дорожный плащ, и протянул мне небольшой холщовый мешок:
– Финики, – пояснил он, давая знак угощаться.
Я не ел фиников уже целый месяц.
– В прошлом году посланец патриарха ездил на Русь. До Сугдеи он добрался вместе с египетскими купцами. Помнится, они шли с каким-то генуэзским кораблем и очень боялись встречи с венецианцами. Промеж них война уже который год. Мы выбрали этот корабль, потому что знали, что венецианцы не захотят ссориться с египетским султаном, а генуэзский капитан охотно взял патриаршего посланника, чтобы получить дополнительную защиту от ромейских властей. Хотя какая теперь защита от наших императоров? – вздохнул он.
– Савва сказал, что ты болгарин. А ты грек?
– Потому что называю императоров нашими? Я монах. Мой повелитель – Царь Небесный. Земные владыки временны и преходящи. Сказано: не уповай на их власть. – Он усмехнулся в темноте. – Но ведь и сказано: нет власти, кроме от Бога. Я родом из Болгарии. Наши цари в земных делах куда сильнее ромейских императоров. Вот и заела гордыня – не хотят подчиняться и константинопольскому патриарху. Своего посадили в Тырново. Потом и сербы им поревновали. Разделили церковь православную. А ведь сказано: «Если царство разделится, то не устоит». Врагов много. Они сильны и с каждым годом становятся сильнее. С одной стороны папа, с другой – мусульмане. Турки вон уже на эту сторону пролива в прошлом году перебрались. Можно ли им всем противостоять поодиночке? Патриарх Филофей был за единство православия. Мой учитель Феодосий Тырновский тоже.
– Мне сказали, что ты за миром для отделившейся церкви едешь.
– Не может быть никакой отделившейся церкви! – возвысил голос инок. – Могут быть неразумные пастыри, которые увлекают свою паству на погибель. Наше дело противостоять этому. Тот же король Стефан предлагал папе возглавить крестовый поход против турок. Поклонился. Хотел власть получить. В то же время с турками сговаривался, чтобы Константинополь захватить. А патриарх Каллист, что будет миро благословлять для болгар и сербов, три года назад эту же самую сербскую церковь анафемствовал.
Мне была непонятна почти половина из того, о чем говорил Киприан. Где сербы, где болгары, я имел самое смутное представление. Но я не мешал ему выговориться. Кто знает, представится ли ему еще такая возможность? Наедине со случайным встречным из такого далека, что и помыслить страшно? Еще подумалось, что с Мисаилом он не стал бы так
