На веки вечные - Николай Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот замялся.
— Вот, вот, и сами не знаете. Воевать нечем, а у вас люди до завтрака ничем не занимаются, а сам завтрак длится полтора — два часа.
— Неисправности сложные, товарищ майор,— стал оправдываться командир взвода;
— Знаю, что сложные, — строго прервал его майор.— Между прочим, на войне нет ничего легкого и простого. Даю вам четыре дня для устранения неисправностей всех находящихся у вас машин. Теперь у вас есть новый начальник мастерских, человек знающий. Из запасных частей, что требуется, будет все, только заявку своевременно дайте.
После завтрака работа закипела вовсю. Валентин Шилов стал обходить экипажи, уточняя неисправности танков.
— Что с машиной? — спросил он у одного из сержантов.
— Пробита прокладка блока.
— Как узнали?
— Сечет. Руку подставил — бьют газы. А вот что делать с ней...
— Кому приходилось менять прокладку на двигателе В-2?
Никто из стоявших рядом танкистов не ответил: значит, никому...
— А на автомобилях, тракторах?
— Я менял, — отозвался старший сержант Сухценко,— Менял на тракторе Сталинградского завода.
— Вот вы и займитесь,— распорядился Шилов.— Это похоже. Снимите броню над моторным отделением, приготовьте к выемке первый радиатор.
— Ясно, товарищ воентехник!
— Кто электрик? — спросил далее начальник мастерских.
— Я, старший сержант Калинин!
— Вам — вынуть правую группу аккумуляторных батарей. Да только аккуратно! Показать или сами справитесь?
— Справлюсь.
— Прекрасно. А вообще — если в чем нет твердой уверенности, лучше спрашивайте. Что с вашей машиной? — поинтересовался Шилов, переходя к другому танку.
— Педаль главного фрикциона западает, левый бортовой не работает,— доложил механик-водитель.
— Что значит не работает?
— Возьмешь левый рычаг на себя, машина останавливается.
— Так это не левый, а правый не работает.
— Нет, левый,— стоит на своем водитель.
— Это даже интересно,— говорит один из ремонтников. — Кто прав — наш воентехник, или механик-водитель?
Быстро разобрали правый бортовой, осмотрели все как следует.
— Ну и как? — спросил Шилов..
Механик-водитель только руками развел.
— Сдаюсь, товарищ воентехник второго ранга.
Ремонтно-восстановительные работы продолжались почти круглые сутки без перерыва. С прибытием Шилова ни один человек не оставался без дела. Бойцы ремонтного взвода практическую работу удачно совмещали с изучением новых марок танков.
Ремонт последней машины закончили к утру третьего дня. Посадив всех на корму одного из танков, Шилов на ходу объяснил порядок регулировки приводов управления бортовыми фрикционами и тормозами. Каждого бригадира обязал выполнить практически всю регулировку.
К танку неожиданно подкатила "эмка", и из йее вышел майор Тонов. Вид у него был усталый, озабоченный и сердитый.
— Катаетесь всем взводом, а кто будет работать? Там, в ротах, танки ждут, а вы учебой занялись! — выговаривал помпотех.
— Товарищ майор, заканчиваю регулировку, а заодно обучаю ремонтников, пока экипаж завтракает. Минут через тридцать отправлю и эту машину,— спокойно доложил Шилов.
— А остальными танками почему никто не занимается? Я же вам дал четыре дня! — Майор даже побледнел.
— А остальных нет.
— То есть как это нет! Где они? Одно дело красиво докладывать, другое — плохо работать!
Воентехник Шилов с ответом не торопился. Да и не знал, что отвечать, потому что не понимал причину раздражительности помпотеха.
— Почему молчите, аршин, что ли, проглотили? — совсем уж вышел из себя майор.
— Остальных нет, потому что они в роту ушли, еще вчера. Разве вам ротные не доложили? Последняя, вот эта, уйдет через полчаса-
Майор недоумевающе смотрел то на Шилова, то на ремонтников, облаченных в свои замасленные комбинезоны. Наконец, сообразив, в чем дело, снял танкошлем, положил его на капот "эмки" и стал вытирать вспотевший лоб.
— Такими своими докладами, Шилов, ты можешь до инфаркта довести,— улыбнулся помпотех бригады. Достав из кармана брюк портсигар, он протянул его окружившим его ремонтникам:
— Закуривайте, товарищи. Бойцы, чумазые, как черти, в секунду опустошили майорский портсигар.
— Ты хотя бы докладывал по мере готовности, — все еще, но теперь больше по инерции, ворчал Тонов на Шилова.
— Установите телефон, буду докладывать...
— Телефон тебе, а может, телеграф? — Смеясь, майор кулаком ткнул в бок воентехника.— В общем, спасибо. Но паузы не будет. К вам идут еще две машины, уже на подходе. Когда сделаете?
— Надо посмотреть, что с ними.
Когда отправили последний танк, подошли к ремонтникам и те две машины, о которых говорил помпотех. Осмотрели их.
Майор Тонов снова спросил:
— Когда закончите ремонт?
— К семнадцати ноль ноль уйдут.
— Завтра?
— Почему завтра? Сегодня.
— Это что, серьезно? Так и доложить комбригу?
— Сделаем, товарищ майор,— твердо заверил Шилов.
...Сделали на час раньше обещанного.
12.
За много суток непрерывной работы у ремонтников наконец выдался первый свободный день. Они решили использовать его для "санитарно-хозяйственных" нужд — таких, как стрижка, стирка, ремонт обуви и обмундирования, помывка в бане.
— Товарищи, к нам пожаловало какое-то начальство!— предупредил ребят первым заметивший "эмку" воентехник Шилов. Все думали — едет майор Тонов. Но нет, из машины вышел командир бригады подполковник Агафонов. Шилов отдал рапорт.
— Сколько машин в ремонте? — спросил комбриг.
— Сегодня — ни одной, товарищ подполковник!
— Приятно слышать. А теперь покажите ваше расположение.
Ходил подполковник долго, осмотрел все обстоятельно. Потом сказал:
— Я доволен вашей работой. И порядок у вас образцовый. На завтра приглашаю всех ко мне на обед.
— Не понял, товарищ подполковник... — обескураженно проговорил Шилов.
— А что тут понимать! Завтра к четырнадцати ноль ноль всем взводом приезжайте в штаб бригады. Приглашаю на обед. За вашу хорошую работу,— пояснил комбриг.
Столь необычное приглашение командира бригады было встречено с искренней радостью. Каждый приводил в порядок свое обмундирование, обувь. Друг друга придирчиво осматривали.
Точно в назначенное время приехали в штаб бригады. Подполковник Агафонов с каждым поздоровался за руку. Пожал руку каждому и комиссар Прованов.
— Григорий Васильевич, посмотрите, какие они все, оказывается, молодые. Отмылись так, что на ремонтников не похожи,— шутил комбриг.
— Это точно, хоть каждого — во фронтовой ансамбль,— отвечал комиссар.
— Ну, ладно! — спохватился Агафонов.— Кормим соловьиную стаю баснями... Прошу всех в дом! Обед готов!
Бойцы вошли в избу, церемонно расселись за большим столом. Что называется, чувствовали себя не в своей тарелке.
— А вы не стесняйтесь, не стесняйтесь,— говорил между тем подполковник —Званый обед у комбрига — не самое тяжелое дело на войне. А впрочем — сами виноваты: хорошо работали. Нет, отлично работали! Обещаю: всех представлю к наградам. Главное— экипажи очень довольны вашей работой. Отремонтированные вами машины в боях не подвели. Молодцы, танковые лекари! О вас в батальонах говорят как о великих специалистах. Ну, чародеи, приятного аппетита!
Бойцы ремонтной службы в восторге. И не потому, что обед царский, тем более, что он никакой не царский, а обычный солдатский, если не считать квашеной деревенской качанной капусты да нарезанного ломтями репчатого лука. В восторге они от обстановки, которая так напомнила им мирную жизнь. Чего стоит уже одна такая деталь: "всегда питались из котелка, а теперь — каждому отдельная тарелка!"
Посмотрев на воентехника 2 ранга, комбриг с теплотой добавил:
— Особенно хочу отметить вас, товарищ Шилов. Ремонтное дело знаете отменно, и что еще важней — людей учите. Механики-водители говорят, что вы машину насквозь видите. Дорожите такой оценкой!
Добрые слова благодарности в адрес ремонтников говорили и комиссар Прованов, майор Тонов... В общем, обед, как выражаются журналисты-международники, прошел в дружественной и сердечной обстановке.
У войны свои законы — законы в большинстве своем неписаные и оттого неумолимо жестокие и суровые. Их диктует сама обстановка, сама фронтовая жизнь, и не подчиняться им нельзя, как нельзя пройти вброд речку и не замочить ног. Вот почему с такой неизбывной радостью воспринимают бойцы всякий, даже самый, казалось бы, заурядный случай, позволяющий им отключиться на минуту-другую от тяжкой военной действительности, дать волю ребячьему восторгу и даже счастью. Это может быть письмо от матери, от жены или невесты. Это может быть жаркая деревенская банька, затерявшаяся на краю заснеженного огорода, или задушевная песня под баян в короткую паузу между боями. Или такой вот званый обед у душевного командира, на каком только что побывали ремонтники.