Новые способы ведения войны: как Америка строит империю - Леонид Савин

Гибридные угрозы включают в себя ряд различных режимов ведения войны, включая стандартное вооружение, нерегулярные тактики и формирования, террористические акты (в том числе насилие и принуждение) и криминальный беспорядок. Гибридные войны также могут быть мультиузловыми – проводимые и государствами, и различными негосударственными акторами. Эти мультимодальные/мультиузловые действия могут проводиться либо различными подразделениями, либо одним и тем же. В таких конфликтах будущие противники (государства; группы, спонсируемые государством или субъекты, которые сами финансируют свою деятельность) будут использовать доступ к современному военному потенциалу, включая зашифрованные командные системы, переносные ракеты класса «земля-воздух» и другие современные смертоносные системы; а также будут содействовать организации затяжных партизанских действий, в которых применяются засады, самодельные взрывные устройства и убийства. Здесь возможно сочетание высокотехнологических возможностей государств, таких как противоспутниковые средства защиты от терроризма и финансовые кибервойны, только, как правило, оперативно и тактически направленные и скоординированные в рамках основных боевых действий для достижения синергетического эффекта в физическом и психологическом измерениях конфликта. Результаты могут быть получены на всех уровнях войны.

Сам Фрэнк Хоффман в статье, вышедшей в июле 2014 года, обвинил Россию в том, что в 2008 году в Грузии были применены методы гибридной войны, и по этой же причине бывший генеральный секретарь НАТО Андерс фон Расмунссен в интервью газете «Нью-Йорк Таймс» в том же месяце заявил о гибридной войне в отношении Украины.

В более ранней работе Хоффман говорит, что «мое собственное определение взято из стратегии национальной обороны и фокусируется на режимах конфликта противника. Это явно исключает "прорывные технологии" и включает в себя "прорывное социальное поведение" или преступность… Многие военные теоретики избегают этого элемента и не хотят иметь дело с чем-то, что наша культура резко отвергает и указывает, что это полномочия правоохранительных органов. Но связь между преступными и террористическими организациями хорошо себя зарекомендовала, а рост нарко-террористических и гнусных транснациональных организаций, использующих контрабанду, наркотики, торговлю людьми, вымогательство и т. д., для подрыва легитимности местного или национального правительства достаточно очевиден. Важность производства мака в Афганистане усиливает эту оценку. Кроме того, растущая проблема банд как формы разрушительной силы внутри Америки и в Мексике предвещает большие проблемы в будущем».

Афганистан и Мексика могут служить примерами такой гибридной войны. В первом случае это некое сочетание местных племен, ветеранов афгано-советской войны (моджахеды), движения «Талибан» и «Аль-Каиды». Обеспечение деятельности за счет производства опиума для финансирования своей деятельности, а также сбора средств со стороны исламистов-салафитов. Методы деятельности – сочетание атак на базы НАТО и транспортные конвои с террористическими актами и убийствами отдельных лиц. При этом ответные действия со стороны США и НАТО (как правило, приводящие к жертвам среди мирного населения) способствуют поддержке боевиков со стороны местного населения. В Мексике нарковойна, в которой с 2006 года погибло более 50 тысяч человек, напрямую связана с внутренней борьбой за сферы влияния между наркокартелями, коррупцией в правоохранительных органах и вмешательством США.

Далее Хоффман определяет гибридную угрозу как: любого противника, который одновременно и адаптивно использует конденсированное сочетание обычных вооружений, нерегулярную тактику, терроризм и преступное поведение в зоне боевых действий для достижения своих политических целей.

По его мнению, существует ряд вопросов, связанных с этим определением. Они включают в себя пять отдельных элементов.

1. Модальность по сравнению со структурой. Должно ли наше внимание определять режимы боевых действий противника или его структуры (комбинации состояний, негосударственные субъекты, иностранные боевики)?

2. Одновременность. Есть ли сила, одновременно использующая четыре различных режима конфликта или продемонстрировавшая способность использовать все четыре режима во время кампании?

3. Слитность. Смешивают ли вооруженные силы различные типы, регулярные и нерегулярные, на театре военных действий или они должны смешивать различные режимы конфликта? Насколько квалифицируется координация и на каком уровне войны?

4. Комплексность. Смешивают ли акторы все четыре режима, или трех из четырех достаточно, чтобы сделать его гибридным?

5. Преступность. Является ли преступность преднамеренным режимом конфликта, или просто источником дохода или поддержки банд и талибов?

Упоминание Хоффманом талибов отсылает нас к событиям в Афганистане и соответствующему опыту, который США там получили (начиная с 1979 года).

В научной монографии «Конфликт в XXI столетии. Появление гибридной войны» (2007) Хоффман пишет, что прототипом для него послужили такие организации, как ХАМАС и «Хизбалла».

Действительно, и другие американские эксперты считают, что ливанская политическая организация «Хизбалла» во время конфликта с Израилем в 2006 году использовала гибридные методы ведения войны, ему также следовали повстанцы в Ираке, организовывая атаки на американские оккупационные силы. «Хизбалла» не является структурой ливанской армии, хотя боевое крыло этой организации имеет стрелковое вооружение. Сетевая структура этой партии, основанная на социальных и религиозных связях, послужила мощным фактором сопротивления при израильских атаках. В Ираке ситуация была еще более запутанной. Против США выступали одновременно шиитские и суннитские вооруженные формирования, а также бывшие баасисты (сторонники светского режима Саддама Хусейна). В свою очередь, «Аль-Каида» устраивала провокации в этой стране, воспользовавшись временным безвластием.

Следует отметить, что эти и другие полевые исследования указывают на связь западного способа ведения войны с относительно новой умозрительной концепцией гибридных угроз. Иными словами, США, НАТО и Израиль, с одной стороны, испытали практику гибридной войны, а с другой – прочувствовали на своей шкуре всю прелесть гибридных действий со стороны противника и разработали соответствующий план противодействия.

Очевидность такого подхода видна в том, что концепцию гибридной войны используют не только морская пехота и силы специальных операций, но и другие виды вооруженных сил, в частности ВВС, для которых, казалось бы, эта модель ведения войны вообще неуместна.

Майкл Айшервуд в монографии «Воздушная мощь для гибридной войны», изданной Институтом Митчелла Ассоциации ВВС США в 2009 году, дает следующее определение гибридной войны.

Концептуальная схема гибридной войны

Гибридная война стирает различие между чисто конвенциональной и типично иррегулярной войной. В настоящее время этот термин имеет три приложения. Гибридность может относиться, прежде всего, к боевой обстановке и условиям; во-вторых, к стратегии и тактике противника; в-третьих, к типу сил, которые США должны создавать и поддерживать. В ранних исследованиях этого явления часто использовался термин в отношении ко всем этим возможностям. В феврале 2009 года генерал Морской пехоты Джеймс Маттис говорил и о гибридных врагах, и о гибридных вооруженных силах, которые США могут разработать, чтобы противостоять им.

Айшервуд пишет, что в гибридных контекстах будущего американские силы могут противостоять государственным и негосударственным противникам, использующим широкий спектр, который можно считать «обычным» оружием – от управляемых снарядов и крылатых ракет до кибероружия, где объединяются летальное и нелетальное действие. Противники могут использовать тактические засады в один прекрасный день, а в другой перейдут к обычным атакам.

Оружие и тактика гибридной войны, таким образом, будут отражать слияние традиционного и нетрадиционного боя. Когда дело доходит до политических целей, гибридные воины, скорее всего, примут вид иррегулярной войны, где ее практики стремятся подорвать легитимность и авторитет правящего режима. Это потребует от вооруженных сил США помощи, чтобы укрепить способности правительства обеспечивать социальные, экономические и политические потребности своего народа.

Важно отметить, что гибридный контекст, о котором сказано, не что иное, как продукт глобализации, размывающей границы предыдущих норм и правил. И двигателем этой глобализации были, в первую очередь, США.

Что касается последовательности действий, то американский военный опыт в Косово, Афганистане и в Ираке вынудил Объединенный штаб переформулировать свои этапы войны. Командиры теперь планируют операции с нулевой фазы, переходящей в доминирующую операцию, а далее – в операции по поддержанию стабильности и реконструкции. Эта формула была важным продолжением основных этапов подготовки и основного боя. Тем не менее имели место и дополнительные фазы, состоящие из последовательного набора операций – от формирования и сдерживания до перехвата инициативы, основного боя и стабилизации.