Кто в овечьей шкуре? Как распознать манипулятора - Джордж Саймон

Уязвимое положение

У каждого человека бывают в жизни периоды, когда он с неизбежностью оказывается в уязвимом положении и становится лакомым куском для манипулятора. У мистера Джексона не было нужды прибегать к широкому арсеналу обычных приемов, чтобы манипулировать Мэри Джейн. Он прекрасно знал, в чем ее слабость, и поставил это себе на службу. Он позволял ей все глубже и глубже увязать в положении, которое делало ее более беззащитной по сравнению с коллегами, а затем в подходящий момент предложил выход, который, как он полагал, она не сможет отвергнуть. Это и было его главной тактикой манипуляции.

Конечно, Мэри Джейн могла бы потратить больше времени на оценку того человека, под чьим началом собиралась работать, однако ей действительно была очень нужна работа. Поэтому она неизбежно попадала в положение, которое делало ее уязвимой и превращало в отличную мишень для манипуляции и использования в чужих целях. Этот опыт наглядно показал ей, какие риски несет в себе беззащитность и на какие черты в характере людей, способных воспользоваться этой беззащитностью, следует обращать особое внимание.

Глава 7

Неравноправные, манипулятивные отношения

Скрыто-агрессивные личности прибегают к самым разнообразным уловкам, чтобы удержать партнера в подчиненном положении. Разумеется, отношения строятся вдвоем, и ответственность за свое поведение каждая из сторон должна взять на себя. Однако скрыто-агрессивные личности зачастую настолько набили руку в эксплуатации чужих слабостей и эмоциональной уязвимости, что могут одурачить кого угодно. Те, кто оказывается в неравноправных отношениях со скрыто-агрессивными личностями, нередко поначалу были очарованы их красноречием и обаянием. К тому моменту, когда они начинают осознавать истинный характер своего партнера, в отношения вложено уже очень много физических и моральных сил, а потому от них очень трудно просто взять и отказаться.

Женщина, которая никак не могла уйти

Дженис ощущала себя виноватой за то, что собиралась сделать. Это чувство преследовало ее уже несколько дней. Она готовилась оставить Билла. Она не планировала разводиться с ним, но ей нужно было время и личное пространство, чтобы разобраться в себе и в том, что происходит. Она не смогла бы объяснить, в чем именно дело, но чувствовала, что не сумеет ясно мыслить, оставаясь в этом доме рядом с Биллом. Поэтому она решила на какое-то время уехать.

Сидя за городом в гостях у сестры, Дженис осознала, какое невероятное облегчение оказаться вдали от всех этих бесчисленных семейных конфликтов. Нет, это вовсе не означало, что ей ненавистна необходимость помогать своей дважды разведенной дочери растить ребенка без отца или что ей хотелось бы не иметь дела со своим сыном, который вылетел из колледжа, был уволен с очередной работы и которому нужно было где-то жить. Однако она все время отдавала, отдавала, отдавала себя – и не получала ничего взамен. И вот теперь ей, уставшей и опустошенной, очень нужно было сделать что-то для самой себя. Она испытывала облегчение – и, по обыкновению, чувство вины.

Прежде всего и больше всего Дженис чувствовала вину за то, что оставила Билла. Она слышала, как он говорил о трудных временах на работе. И еще он снова начал пить – хотя и не так много, как прежде. Наверное, в последнее время у Билла были основания жаловаться на недостаток внимания и моральной поддержки с ее стороны. Может быть, она и вправду, как говорил Билл, тратила слишком много денег в тот момент, когда они вряд ли могли себе это позволить. Но из-за его поведения она не готова была поддерживать его. И за это она теперь тоже чувствовала вину.

Особенно острое чувство вины пронизывало ее, когда она думала о том, что будет с Биллом, если она уйдет насовсем. Прежде она уже несколько раз пыталась оставить его. Каждый раз это приводило к откладыванию его лечения. О химической зависимости она знала все ― еще с тех самых пор, когда заставляла Билла пройти лечение по программе «28 дней»[5]. Но Билл настойчиво объяснял, что ему не нужно лечение или посещение собраний Общества анонимных алкоголиков, поскольку он никогда не пьет сверх меры, если на работе и у детей все в порядке, а Дженис его поддерживает, – и в этом была определенная логика. Дженис размышляла о том, что Билл и в самом деле срывается и совершает все то, что связано с запоями (обманы, интрижки на стороне, агрессивные выходки), именно в те моменты, когда она подумывает о том, чтобы уйти.

Несмотря на привычное чувство вины, Дженис была уверена, что в этот раз все будет иначе. Билл сказал, что все понимает. Он и раньше так говорил, но на этот раз его речь звучала искренне. Он сказал, что если ей нужно потратить какое-то время на себя, она должна это сделать. В конце концов, он ведь все еще ее любит. Он сказал, что ей не надо беспокоиться о проблемах на работе, о детях, которым сейчас нужно внимание, о его возобновившихся запоях. Он понимает, что ей необходимо разобраться в себе. Может быть, сказал Билл, она вдруг почувствует, что ей не хватает его, – как он начал чувствовать, что ему не хватает Дженис.

Поначалу хлопотный переезд и рабочие заботы не оставляли Дженис времени на то, чтобы много думать о Билле и детях. Сперва Билл, как и обещал, звонил редко. Участившиеся в последнее время звонки он объяснял исключительно тем, что знает, как ей важно быть в курсе того, что происходит с детьми.

Когда во время своего последнего звонка Билл призывал Дженис не беспокоиться о нем, о его склонности к алкоголизму и о том, что он может снова потерять работу, его речь была сбивчивой и невнятной. Но он убеждал ее, что справляется с болью разлуки и с проблемами детей настолько хорошо, насколько это вообще можно сделать в одиночку. В течение нескольких недель после этого разговора Дженис неотступно преследовало чувство вины.

Когда позвонили из больницы, Дженис растерялась. «Передозировка?.. Как вообще можно было сердиться на человека, у которого передозировка?!» – спрашивала она себя. Чувствуя, что у нее нет права на гнев, она с головой погрузилась в пучину вины и стыда. Увидев Билла, лежащего на больничной кровати с трубкой, откачивающей содержимое желудка, Дженис напрочь выкинула из головы слова доктора о том, что Билл принял не такое количество обезболивающего, чтобы нанести себе какой-либо серьезный ущерб. Она глядела на него, представляя себе, какими должны были быть боль и страдание, толкнувшие его на такой поступок. Она снова уверилась в том, что вела себя слишком эгоистично.

Она нужна Биллу. Эта мысль принесла ей облегчение. Для нее всегда было важно чувствовать, что она кому-то нужна. Он дотянулся до ее руки. «Я не думал, что ты придешь, – сказал он. – Но я очень рад, что ты со мной. Я уже думал, что мне не справиться, но теперь, когда ты вернулась, я знаю, что это в моих силах».

Идеальная жертва

В первый миг звонок из больницы вызвал у Дженис гнев. Однако причины этого гнева были ей непонятны. Внутренний голос говорил ей, что ею воспользовались, однако Билл вроде бы не причинил ей никакого явного вреда. А потому она не могла позволить себе испытывать гнев и вскоре заместила его привычным чувством вины. В итоге Билл в ее глазах стал жертвой, а не манипулятором. Когда все вернется на круги своя, чувство вины исчезнет – но на смену ему снова придут уныние и безысходность. Это нескончаемый порочный круг, через который она проходила уже очень много раз.

Билл с изумительной ловкостью играет роль жертвы. Он знает, как пробудить в других сочувствие и заставить их ощущать себя мерзавцами, бросившими человека в беде. А Дженис обладает как раз такими личностными чертами, которые вынуждают ее купиться на это. Она в ужасе от одной мысли, что может оказаться мерзким человеком. Она не желает причинять кому-либо боль или страдания. Она относится к числу тех чрезмерно заботливых людей, которые обеспокоены чужим благополучием гораздо больше, чем собственным. Когда ей кажется, что она ведет себя эгоистично, ее охватывает чувство стыда и вины. Поэтому, когда Билл совмещает роль жертвы с давлением на чувство вины и взыванием к совести, Дженис уже вполне готова к тому, чтобы взять вину на себя.

Билл также превосходно владеет приемом экстернализации вины за свое поведение. Он уверяет, что обманывает и впадает в неконтролируемую ярость лишь спьяну, а пьет лишь тогда, когда Дженис пренебрегает им. У него два прекрасных козла отпущения: Дженис и выпивка. Деструктивнее поиска виноватых здесь только готовность Дженис попасть в эту ловушку.

Синдром игрового автомата

В манипулятивных, неравноправных отношениях может развиваться синдром, который вынуждает жертву оставаться даже тогда, когда она регулярно думает о том, чтобы уйти. Я называю это синдромом игрового автомата. Любой, кому довелось играть с «одноруким бандитом», знает, как трудно перестать дергать рычаг, даже если проигрыш серьезен. Есть четыре основные причины, вызывающие этот синдром. Во-первых, привлекательность джекпота. Люди часто хватаются за надежду получить что-то очень ценное для себя путем относительно небольших (поначалу) вложений. Во-вторых, получите вы что-нибудь или нет, зависит исключительно от вашей готовности «реагировать» или «идти навстречу» (бихевиористы называют это обучением с подкреплением). В случае игрового автомата вы должны проделать довольно большой «путь навстречу» (сделать вложения), чтобы получить хотя бы шанс выиграть. В третьих, там и сям вам подсовывают «вишенку» (какой-то мини-джекпот) – и вы «выигрываете» что-либо незначительное. Это укрепляет вас в мысли, что вложения были не напрасны и что можно получить более серьезное вознаграждение, прилагая дальнейшие усилия. В-четвертых, когда автомат исчерпал ваши терпение и силы и вы уже готовы уйти, перед вами возникает самая сложная дилемма. Уйдя, вы пожертвуете значительными вложениями. Вы оставите за спиной не только «манипулятора», но и изрядную часть себя. Очень сложно выпутаться из этого, если за потраченные силы и время вы не получаете ничего, кроме уныния. Вы склонны обманывать себя, уговаривая: «Еще всего одну монетку…»