Курортная зона - Мария Галина

* * *

Видите ли, не так-то просто описывать события, которые не происходят. Люди на твоих глазах стареют, а кое-кто даже и умирает, действующие лица сходятся, расходятся, покидают город, но все это медленно, медленно... Сначала один, десять лет спустя - другой. Войны, революции, социальные катаклизмы - вот золотое дно прозаика. А когда все меняется так медленно, что и глазу не заметно? Так растет подсолнух из семечка - месяцы, а если снимать его на пленку, а потом прокручивать эту пленку в ускоренном темпе минуты.

* * *

Напоследок Ленка пошла погулять с Бэлкой Шкицкой по городу. Зашли на явочную квартиру, купили там пять литров ворованного шампанского с завода вин - для отходняка. Завезли его домой и пустились в путь.

У Ленки был фотоаппарат "Минольта" - свидетельство вяло наступавшего семейного процветания. Отщелкали пленку: то всякие улицы, то сами себя под каштанами, на вечную память. Потом Ленка отдала пленку в проявку, а когда ее вернули, то выяснилось, что снимки не получились. Что совершенно закономерно незачем пытаться останавливать мгновение, нужно обрываться и бежать. А то иначе не вытянешь ноги из этого раскаленного асфальта. Так и застынешь тут навеки.

* * *

- Почему вы не уезжаете? - говорила Лидочка, возбужденно шагая по комнате. - Ты и твои родители. У вас такие хорошие головы. А ты еще и английский знаешь.

- Там вообще-то говорят на иврите, - заметила Ленка, подбирая ноги. Джонсик уже забрал в рот брючину и, если не подсуетиться, проел бы ее до дыр. Была у него такая слабость к джинсовой материи. В доме развал, это не то слово. У них, правда, всегда был развал, но сейчас он принял какой-то эсхатологический характер.

- Вот! - Лидочка тряхнула какой-то чешуйчатой кофточкой. - Лошадь подарила на прощанье. А ты знаешь, сколько она стоит?

"Сколько бы ни стоила, - подумала Ленка, скептически разглядывая блестки, нашитые на блестки. - Такие носят только в итальянском квартале..."

- Сейчас найду тебе что-нибудь на память, - Лидочка стала судорожно рыться в шкатулке с отломанной крышкой. - Цепочка... Она, правда, порвалась. Ах ты черт! Ну ничего, починишь.

Воздух был теплым и неподвижным. Что в комнате, что на улице. Деревья плавали в нем, как гигантские водоросли. Одинокая ночница тупо летала вокруг лампы, словно пытаясь пробить невидимую стену света, а в низком влажном небе пищали летучие мыши. Вышли погулять с собакой. Джонсик сразу свалил по каким-то своим делам - кошки шарахнули в разные стороны, будто в центр их теплой компании шлепнулась иракская ракета.

На перекрестке им встретилась Лошадь. Лошадь перебирала своими длинными ногами и шипела на Джонсика - она не любила собак. Ленка сразу обиделась: любая собака лучше, чем любая Лошадь. Хотя жизнь у Лошади была нелегкая, нервная: она только что съехалась с мамой - ради хорошей квартиры, а какая жизнь с мамой? Разве мама одобрит твой образ жизни? Даже если и нет никакого образа жизни, а только бешеные скачки галопом по полям, раздув ноздри, когда мокрые травы стелются под ногами, а ты летишь, поднимая водяную пыль... Да и то не всегда, а так... время от времени.

* * *

Подавайте на меня в суд, мои друзья и соседи. Я дам вам другие имена, а вы все равно узнаете себя, даже если вас тут не было, - все равно узнаете, - все мы уезжаем, а Лидочкину кошку Муру похоронили под деревьями. Они ведь все равно собирались ее оставить и уже с соседями договорились, что те будут ее кормить, но тут она заболела раком. Она была очень старой кошкой и очень мудрой. Никого из нас не будут кормить соседи. Ну, может быть, зайдут в гости и принесут целую канистру белого вина. Я даже фразу на иврите выучила: "Ани роца айн лавана" - я хочу белого вина. Но пока еще ее можно сказать и по-русски. Окончится иракская война, случится путч, Одесса станет вольным городом - где это белое вино? К кому мы будем ходить в гости? С кем фотографироваться под каштанами? Тем более, и зима вот-вот наступит, и каштаны будут стоять голые.

* * *

На дачах было пусто. Рабиновичи уехали. Морозовы-Гороховы уехали. На дорожке болтался чей-то одинокий белый "Жигуль". Бэлка сидела погруженная в радужные грезы - там она похудеет и выйдет замуж. Но шашлык ела с удовольствием. Спели под гитару "Поручика Семенова", а еще "Играют арфы над садами Иерусалима". Бэлкин малый записывал все на кассету - для памяти. Луговской нашел на чьей-то чужой свалке ногу от стола. Нога была хорошая, старого дерева, но они как-то стеснялись ее взять. Выпили еще, пошли и унесли ногу. Луговской потом из нее сделает настольную лампу. А может быть, и целый стол соберет. "Уже темно-о-о в тени оливы..." - тонким голосом выводила Бэлка. В тени оливы, может, и темно, а здесь, над дачами, висит марево. От "Жигуля" воняет бензином. У Ленки ноги от жары затекли. Она их и так и этак вытягивала. Надо бы пойти выкупаться, а куда потащишься при такой температуре... "Давай обнимемся, майн либер, с тобой у вхо-о-ода в синагогу..." Дожарилась еще одна порция шашлыков. Один кусок Бэлка уронила на платье - новое, купленное на выезд. Приехать и всех убить. Жирное пятно присыпали солью. В такую жару даже пить не хотелось. Остатком вина залили шашлычный костер.

* * *

Ничего не происходило - ни здесь, на даче, ни там, в городе. Да есть ли на земле такое место, где события разворачиваются в нездешнем темпе? Бэлка ушла в деревянный сортир на другом конце участка. Ее что-то долго не было. Ленка пошла на разведку, а она там сидит на толчке, плачет.

* * *

"Мы с Этвудом прибыли на Восточное побережье поездом 17.15 до Монтеррея. Автомобиль уже ожидал на станции. Это был роскошный "стар-файр" - далеко не рабочая лошадка. Мужчину, сидевшего за рулем, я сразу узнал..."

* * *

Эти отьезжанты живут в каком-то нереальном мире. Во сне. Так гораздо легче, все происходит помимо тебя, и не надо просыпаться, чтобы осознать, что все это на самом деле, что обрываются старые связи, что ноги твоей больше не будет на этих вонючих улицах, а взгляд никогда больше не упрется в отвалившийся нос кариатиды, подпирающей балкон двухэтажного дома. Вот отсюда и эти растерянные, расслабленные, сомнамбулические лица в аэропортах и на вокзалах. И вялая запинающаяся речь, и ночные бдения, потому что если ты живешь во сне, то спать уже не нужно. И вот-вот сон кончится - и наступит другая жизнь, яркая, веселая, и все наладится. И не будут знакомые, с которыми ты пришел прощаться, задавать дурацкие вопросы вроде "Вы что же, насовсем уезжаете?" Потому что такие вопросы люди задают людям только во сне.

"Если вам нужно будет продавать телевизор..." Ну конечно, нужно. Но не вам же, знакомым, продавать телевизор. Не сдерешь же с вас лишние деньги. Совесть ведь нужно иметь. Хотя бы и во сне.