Только на одну ночь (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И этот характер…
Этот спокойный тон… Циничные, но честные ответы на сложные вопросы…
Эд казался себе вчера слегка ребенком со всеми своими мыслишками. И правда, чего он взъелся на отца, ну захотел он уйти от матери, ну и что? Это матери стоило унять свои истерики, может, отец и не пошел бы в Тему, не встретил бы Сапфиру.
Что самое нелогичное — хотелось еще. Хотелось обладать ею еще глубже, поставить на колени, делать с ней все, что ему только могло захотеться.
Девчонка была дерзкая, ужасно наглая, зубоскалила даже в те моменты, когда ей стоило прикусить язычок. И просила совсем не того, чего от неё ожидал Эд. Просила боли. И это Эд ей выдавал с удовольствием. И с неменьшим удовольствием слушал её вскрики, натягивал её на себя с неслабеющим остервенением. И кто бы предложил ему вчера остановиться — Эд бы не смог. Даже если б отец сам бы явился с того света, чтобы разобраться с наследничком.
Сам Эд, переспавший с любовницей отца, и то у себя сейчас вызывал больше вопросов, чем сама Сапфира. Она-то не знала. А если бы знала — скорей всего, послала бы Эда в одно бесконечное интимное путешествие. А вот он знал, кого натягивает. И ничуть это не испортило, даже больше триумфа добавило в какой-то момент. А на кой хрен? Кому что доказывал?
Эд поморщился, вспоминая тот злополучный эпизод на Дне Рождения. Он же тогда глубоко лоханулся. Когда, заметив, что отец привел с собой девушку, но оставил её у одного из ресторанных столиков и пробился к нему, а Эд, уже слегка нетрезвый, закусивший удела и слегка шальной, не удержался, поинтересовался у отца со смехом: не его ли это подарок стоит у окна. Было смешно, на самом деле, но фигурка у девочки была аппетитная, и на вид она была молодая. У Эда и в мыслях не было, что у отца “бес в ребро” обострился.
— Эта женщина — моя, — сухо ответил отец тогда. Шутку он не понял. И какой тяжелый был взгляд у него в тот момент…
Эд же пробил Сапфиру по соцсетям, и почему-то еще тогда завис на девушку в белом жакете и черном шелковом топе. Студийная фотография и самая обычная девушка.
Обычная, но что-то в ней было — в развороте плеч, в насмешливо улыбающихся губах.
Но не его. Отцовская.
Эд выбросил её из головы и пошел дальше. И не вспоминал бы, если бы не это проклятое наследство, ушедшее совершенно не туда, да коробка, которую отец просил передать Сапфире.
С флешкой, на которой нашлись такие интересные фотографии. Эд к своему неудовольствию не один раз ловил себя на том, что перебирает те фотки и зависает на них.
Она была обычная.
Нечего было на неё пялиться. Не на что было любоваться.
Вот тогда Эд это все из головы выбросил, а сейчас оно зачем-то лезло в голову обратно. Вопреки тому, что сам Эд все это вспоминать совершенно не хотел.
В один из последних разговоров с отцом, когда он и попросил Эда передать его любовнице прощальный подарок, Эд спросил у отца: с чего вообще он взял, что Сапфира его ждет и не изменяет? Может — следит? Может — есть доказательства? Отец лишь усмехнулся и качнул головой.
Нет. Не следил. И ему не нужны доказательства, он просто знает.
Эд не верил. Не верил в такую верность, хоть ты тресни. Пусть девушка и строила из себя стерву-недотрогу, пусть… Даже после кладбища Эд Сапфире совершенно не верил. Никто не мешал ей тайком ванильно с кем-то потрахиваться. “Для здоровья”, как это называют слабенькие на передок девицы.
И все-таки… Почему-то сложно было равнять Сапфиру и любую другую случайную любовницу Эда, хоть с той же Олей из бухгалтерии “Estilo”. Почему-то даже этот секс, который произошел, чувствовался совершенно другим, не как обычная ночь с любой отдельно взятой девицей.
Ну, да, Сапфира уступила, но почему-то это казалась едва ли не императорским щедрым жестом. Этаким перстеньком, брошенным в руки убогонького озабоченного придурка.
Странное ощущение. Хотелось встряхнуться и сбросить его уже, наконец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})И Эд исполнил это желание, встряхнул головой, вытряхивая из головы всю эту дурь. С каких пор он придает женщине столько значения? И Сапфира… Ну какая из неё императрица? Все-таки Эд своего добился. С Сапфирой он уже переспал. Этого она уже не отменит, как бы ни взбрыкивала.
Женщина не может без мужчины подолгу. Вот и Сапфира — может, еще и повыпендривается, но в конце концов — с чего ей отказываться от связи с Эдом? Может, она и ждала отца, но сейчас-то ей ждать некого. И зачем, собственно, ей искать кого-то еще, если Эд вслух скажет, что не против с ней продолжить? Недельку потрахаются, а там можно и подтолкнуть к новому уровню отношений. Заставить встать на колени. А там…
Это не сложно.
Она — обычная.
Она еще потом, когда он завяжет со своим альтер-эго, будет сама изводить Эда сопливыми смсками. Как и все прочие.
В спальню Эд вернулся с бутылкой воды и стаканом. Оставил их на тумбочке со стороны Сапфиры, снял, наконец, джинсы, залез под одеяло, не без удовольствия притянул к себе теплое тело девушки.
Уставился в потолок, отстраняясь от суетливых мыслей, скачущих в голове.
Беспокоиться не о чем.
Все идет по плану.
Глава 12. Недовольный
Когда я проснулась, поднимать голову мне не особенно хотелось. От затылка по черепу разливалась вкрадчивая боль. Вот вам новость дня: мазохистки не тащатся от мигрени. Да вообще не от любой боли получит удовольствие мазохистка. Лишь от той, которую ты осознанно принимаешь. Уздечка к которой лежит в твоей руке, и ты знаешь, что стоп-словом или конкретным жестом ты можешь остановить даже самый лютый ад, что с тобой происходит.
Не страшен садист, который надевает на тебя ошейник. Страшен садист, который реализует свои порывы без ошейника на партнере. Который не контролирует самого себя.
Давненько я не просыпалась под тяжелой, кхм, тушей навалившегося на меня мужика. Тут тебе и нога — волосатая и колючая, блин, — и рука, причем отнюдь не на талии, а гораздо выше.
Ну ладно, в общем-то, да, потрахались, что уж там. Не вскакивать же и стыдливо кутаться в простыню. Не так уж страшно потрахались, могло быть и пожестче.
Не то чтобы мне очень хотелось вставать. Но… Я же не могла прятаться от реальности вечность? Антон-то, скорее всего, был бы и не против, по крайней мере, так мне казалось. Вот только что мне было делать в его жизни, когда свою надо было отстраивать заново, как песочный замок, смытый морской волной? Нужно было добраться до дома, обдумать все случившееся, напиться, подумать, напиться еще сильнее…
Я чувствовала себя пустой. В голове складывались практичные мысли о том, что надо сделать, типа: “Собрать одежду Алекса и отправить в какую-нибудь церковь, чтобы пригодилось хоть кому-то, а мне не травило душу”. И от моей циничности, наверное, какая-нибудь нормальная женщина плюнула бы в мою сторону. В духе: "Ну как так можно, человек умер, а тебе лишь бы шкаф освободить". А я… Я искренне не смогла бы терпеть столько напоминаний о Нем сейчас, когда его уже не было.
Ой, да боже, когда я была нормальной? Я даже оплакивала Свое Все не как нормальные честные леди, а в постели левого мужика. Особый вид тоски, мать её. Я бы не отказалась побыть хоть день ванилькой, но это было слишком роскошно. Я не могла себе позволить взять и месяц проваляться дома на постели, уткнувшись лицом в рубашку Алекса. Слишком слабо это было, а слабые не выживали в нашем веке. Но как мне хотелось сделать именно так, кто бы знал…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Так, Света, собралась…
Собралась.
Спихнула с себя Антона, вылезла из кровати.
Нашла на тумбочке бутылку с водой, умилилась. Ой, ну надо же, джентельмен какой. Еще бы водки принес, с утра опохмелиться и сделать местное обезболивание рыдающей душе— и вообще цены бы не было. Или как там было у Булгакова? Даме — водку? Ну что вы, только спирт!
