Человек, который дружил с электричеством (сборник) - Владимир Баканов

Судьи молча смотрели на меня. Публика замерла на своих стульях, от души желая, чтобы меня без дальнейшего разбирательства пристрелили на месте. Под блестящими мундирами прятался страх и кипела злость. Репортеры строчили в блокнотах, как одержимые. У меня от напряжения пересохло в горле. Эти две речи, которые Сэмюэлс и я отрепетировали накануне, были искрой в пороховом складе. Что последует дальше?

Сэмюэлс умело воспользовался наступившей паузой.

— С разрешения суда я хотел бы указать, что мистер Лефко выступил сейчас с определенными заявлениями. Да, поразительными, но тем не менее они легко поддаются проверке, которая либо полностью подтвердит их, либо опровергнет. И она их подтвердит!

Он вышел и через несколько минут вкатил в зал аппарат. Майк встал. Публика была явно разочарована. Сэмюэлс остановился прямо против судей и слегка отодвинулся, заметив, что телеоператоры наводят на него камеры.

— Мистер Лавьяда и мистер Лефко покажут вам… Полагаю, обвинение не будет возражать?

Он явно провоцировал прокурора, и тот было встал, нерешительно раскрыл рот, но передумал и снова сел.

— С разрешения суда, — продолжал Сэмюэлс, — нам необходимо пустое пространство. Если судебный пристав будет так добр… Благодарю вас.

Длинные столы были отодвинуты. Сэмюэлс продолжал стоять на месте. Взгляды всех присутствующих были устремлены на него, а он постоял так еще несколько секунд, а потом отошел к своему столу и сел, произнеся официальным тоном:

— Мистер Лефко!

Теперь все взгляды сосредоточились на нас с Майком, который молча встал возле своего аппарата. Я откашлялся и сказал:

— Судья Бронсон…

Он внимательно посмотрел на меня, а потом перевел взгляд в а Майка.

— Я вас слушаю, мистер Лефко.

— Ваша беспристрастность известна всем…

Он недовольно нахмурился.

— Не согласитесь ли вы послужить объектом для нашего эксперимента, чтобы всякие подозрения в возможности обмана были заранее устранены?

Он подумал, а потом медленно наклонил голову. Прокурор попробовал запротестовать, но его протест был отклонен.

— Не назовете ли вы какое-нибудь место, где вы были в определенный день? Так, чтобы вы сами помнили все точно и в то же время могли бы с уверенностью утверждать, что там не было ни посторонних свидетелей, ни скрытых камер.

Он задумался. Шли секунды. Минуты. Напряжение достигло предела. В горле у меня пересохло. Наконец, он сказал негромко:

— Тысяча девятьсот восемнадцатый год. Одиннадцатое ноября.

Майк сделал знак, и я спросил:

— Какой-нибудь точный час?

Судья Бронсон посмотрел на Майка.

— Ровно одиннадцать часов. Час, когда было объявлено перемирие… — После небольшой паузы он добавил: — Ниагарский водопад.

Я услышал в полной тишине пощелкивание рукояток настройки, и Майк снова сделал мне знак.

— Необходимо погасить свет. Смотреть следует на левую стену. Во всяком случае, в ту сторону. Мне кажется, если бы судья Кассел немного подвинулся… Мы уже готовы.

Бронсон посмотрел на меня, а потом на левую стену.

— Я готов.

Люстры погасли. Телеоператоры раздраженно заворчали. Я тронул Майка за плечо.

— Ну-ка, покажи им, Майк!

Мы все в глубине души склонны к театральным эффектам, и Майк не составляет исключения. Внезапно перед зрителями возникли гигантские неподвижные каскады Ниагарского водопада. Я, кажется, упоминал, что так и не научился преодолевать страх высоты. И мало кто от него свободен. Я услышал судорожные вздохи ужаса, когда прямо под нами разверзлась сверкающая бездна. Вниз, вниз, вниз, пока мы не оказались у самого края безмолвного водопада, жуткого в своем застывшем величии. Я знал, что Майк остановил время точно на одиннадцати часах. Он панорамировал на американский берег. Там стояло несколько туристов. Их замершие в самых неожиданных позах фигуры производили почти комическое впечатление. На земле белел снег, в воздухе висели снежные хлопья. Время остановилось.

Бронсон выкрикнул:

— Достаточно!

Молодая пара — она и он. Длинная юбка, широкая армейская шинель, они стояли лицом к лицу, обнявшись. В темноте зашуршал рукав Майка, и они задвигались. Она плакала, солдат улыбался. Она отвернулась, но он притянул ее к себе. Тут к ним подбежала другая пара, и все они весело схватились за руки.

— Довольно! — хрипло сказал Бронсон.

В зале вспыхнул свет, а несколькими минутами позже заседание суда было отложено. С тех пор прошло больше месяца.

Аппарат Майка забрали, и нас охраняют солдаты. Пожалуй, это даже неплохо. Насколько мне известно, было сделано несколько попыток линчевать нас, и толпу удалось остановить только на соседней улице. На прошлой неделе мы смотрели, как внизу на улице беснуется седовласый фанатик. Его вопли были неудобопонятными, но кое-какие слова все-таки удалось разобрать: «Дьявол!.. Антихристы!.. Надругательство над Библией!.. Надругательство… Надругательство… Надругательство…»

Вероятно, в городе нашлись бы люди, которые с удовольствием поджарили бы нас на костре, как исчадий ада. Интересно, что думают предпринять иерархи разных церквей теперь, когда истину можно узреть своими глазами. Найдутся ли специалисты, умеющие читать по губам арамейский язык, или коптский, или латынь? И можно ли назвать чудом чудо, сотворенное с помощью механических средств?

Дело принимает скверный оборот. Нас куда-то увезли. Куда именно, не знаю, только климат здесь жаркий, и, судя по полному отсутствию гражданских лиц, мы находимся в расположении какой-то воинской части. Мы понимаем, что нам угрожает. И эти записки, Джо, которые я начал, чтобы убить время, теперь оказались необходимым предисловием к той просьбе, с которой я намерен к тебе обратиться. Дочитай до конца, а потом быстрее за дело! Сейчас у нас нет возможности переслать тебе рукопись, а потому я пока продолжаю — чтобы скоротать время. Для этой же цели приведу несколько выдержек из газет.

«Таблоид»: «…подобное оружие нельзя оставлять в бесчестных руках. Последний кинофильм этих негодяев показывает, как можно исказить и извратить отдельные, к тому же неправильно понятые события. Ни собственность, ни деловые договоры, ни личная жизнь не могут быть ограждены. Внешнюю политику нельзя будет…»

«Таймс»: «…колонии на нашей стороне… ликвидация империи… бремя белых…»

«Матэн»: «…законное место… возродить гордую Францию…»

«Ничи-Ничи»: «…неопровержимо доказывает божественное происхождение…»

«Детройт джорнэл»: «…под самым нашим носом… зловещей крепости на Ист-Уоррен… под строгим федеральным наблюдением… усовершенствованное нашими опытными инженерами могучее средство в руках учреждений, наблюдающих за исполнением закона… излишние обвинения в адрес политических и деловых кругов… Завтра — разоблачение…»