Великий и Ужасный (фантастические рассказы) - Дмитрий Гаврилов

Торвальд только рот открыл, когда его гость пришпорил коня, и Слейпнир перелетел через ограду, даже не задев её. Между прочим, колья в той ограде были восьми локтей в высоту.

— А о родителях мальчика не беспокойся. Их больше нет среди живых, уж мне ли это не знать! — послышалось кузнецу сквозь грохот копыт.

— Прощай, Торвальд! — вторил Одину чистый детский голос».

— Больше кузнец их не видел, — завершил Влас небылицу. — С тех пор многие рассказывали эту историю, и всяк по-своему, но всё происходило именно так, а не иначе.

— Хорошая сказка! Спасибо! — молвил парень, — Одного я лишь не понял.

— Чего ж тут непонятного? — удивилась Хозяйка.

— Да, кто таков этот Один?

— Уф! — выдохнул Влас.

— Что-то вороны раскричались? — молвил Василий, указав водчему на двух крупных и черных, как смоль, птиц. — Не к добру это! Видать, опять каратели облаву затеяли.

— Не боись! Прорвёмся. Я все тропы знаю! Только, поспевай!

Влас ускорил шаг и теперь сержанту приходилось за ним бежать, что не особенно удобно в лесу, полном глубокого снега.

— А про воронов — люди брешут. Они — птицы в хозяйстве полезные. Иной раз и присоветовать что умное могут. Да, кстати, чуть не забыл! — Влас протянул парню небольшой свёрток.

— Что это?

— Да, твой дружок просил матери его передать. Так, не поленись, съезди к ней. Воля умирающего и для меня — закон!

— Зинченко? — изумился Василий.

— Он самый. Постучал под вечер. И говорит — мол, передай Акулине Гавриловне! Обещал уважить — всё-таки последняя просьба…

— Что ты несёшь, старик?

— Вот и дорога! — оборвал Влас, переваливая через бугор.

За ним вскарабкался и Василий.

Внизу, по ту сторону, у подножия склона извивалась чёрно-коричневой змеей довольно широкая дорога. Странный цвет объяснялся тем, что по ней медленно продвигалась вперед моторизованная колонна гитлеровцев.

— Тоже мне, проводник нашёлся, — подумал Василий.

— Стой! — двое в форме сельской полиции направили на русских дула винтовок.

— Кто такие? Откуда! Чего шляетесь по лесу?

— Да мы свои.

— Оно и видно, что свои. Держи-ка этих своих на мушке! — приказал полицай напарнику, разглядывая Василия.

— Здешние мы… — быстро заговорил Василий, снимая ушанку, и положил руку на топор за поясом. — Вот, по дрова пошли. Холодно! Мороз!

— Ну-ка, спускайтесь сюда, лесорубы хреновы! Вниз и по одному. Да не вздумайте драпать! — скомандовал тот, что постарше. — Ишь, за дровами они вышли. Здесь до ближайшей деревни версты три с гаком. Уж мне ли не знать!

— Контра. Фрицам продался! — сплюнул Василий.

— Что ты сказал, щенок! — не расслышал полицай.

— Постой-ка тут, Вася. А я с ними пойду, договорюсь! — подмигнул сержанту Влас и шагнул вперёд, поправляя на голове высокую меховую шапку.

— Почему остановились? — Курт подозвал к машине фельдфебеля.

— Заминка, господин капитан. Партизан поймали.

— Где они?

— А вот, один сюда топает.

Вальтер посмотрел в ту сторону, куда указывал проводник.

По склону к ним спускался высокий бородатый старик в серебристом, как паутина, шерстяном плаще, в широкополой не по сезону шляпе, надвинутой на глаза, из-под которой виднелась седая борода, заплетённая в косу. Странный русский опирался на длинную гладкую палку. У ног его, виляя хвостом, крутилась огромная овчарка.

— Руки вверх, дед! И быстро… Смотри, без шуток! — скомандовал полицай.

— Я те сейчас покажу, кому тут лапы подымать! — пробасил старец и полез в карман плаща.

— Граната! Стреляйте! — крикнул кто-то.

— Ах, ты так! — полицай разрядил в старика винтовку…

Но к его несказанному удивлению дед не упал!!

— Твою мать, неужели промазал?! — он дал второй, а затем третий выстрел.

— А ну, давайте все разом! — захохотал седобородый старик.

В тот же миг серая собака Ивана прыгнула на предателя, разом откусив ему голову. Да и не овчарка это вовсе, а волчище, каких поискать.

Гитлеровцы старательно в упор расстреливали деда из автоматов, но тот стоял, заговорённый, и смеялся. Затем он вытянул руку, на которую, откуда ни возьмись, приземлился здоровенный ворон.

Навья птица громко приветствовала Хозяина:

— Харр! Харр!

Тут к своему ужасу Курт увидел, как этот старик свободной рукой поправляет край дурацкой шляпы. Как ее поля медленно приподымаются, обнажая открытый, широкий лоб мыслителя, мохнатые брови, и единственное страшное, неимоверное навье око. Это был глаз, пронизывающий взором насквозь, проникающий в самую подноготную, глаз, срывающий маски, то был леденящий душу глаз самого Одина — ужасного Игга — Отца павших[2].

— Боже мой! — застонал Вальтер.

— Думаете, сварганили себе железки — и самые сильные? Ну, да я вас ужо поучу! — седобородый Старик легонько толкнул высоченную корабельную сосну.

Та, не выдержав прикосновения, подалась вперёд и начала тяжело, медленно и верно падать.

Как только грянули первые выстрелы, Василий камнем упал в снег. Перекатился, уходя от пули, и замер, обомлев. Влас стоял, окутанный кольцами распоясавшейся вьюги. Разудалый сивый Мороз. Пространство ревело в его честь. Скрипели лесные великаны. Гигантская сосна рухнула на танк, сплющив, размозжив, размазав его в лепешку. Следовавшая за ним машина с офицерами исчезла среди вечнозеленой хвои.

За этой сосной повалились и другие, перегораживая путь.

— Ура! Бей фрицев! За Родину!

С обеих сторон на дорогу высыпали партизаны.

— Васька, ты чего? Ранили? — как ни в чем не бывало, ухнулся рядом в снег Кондрат.

— Не, скорее контузили. Посмотри на дорогу. Видишь там бородатого деда. Ну, лесника такого кряжистого, Власия!

— Да, где? Ни черта не видать! Никакого старика мы в отряде не держим.

— Да, вон! Там!

— Это, Вась, Госпожа Метелица фрицу Кузькину мать кажет.

— Может и так? — засомневался он, потому что его недавний Водчий исчез.

Испарился, пропал Влас, словно бы и не приютил старец Василия в странной обители, будто бы и не случилось ничего волшебного. Лишь искристый снег да морозный ветер лепили в воздухе замысловатые фигуры.

Харбард должен быть доволен

Харбард должен быть доволен (2001)

Рассказ из фэнтезийной серии «Об Инегельде», впервые опубликован в газете «Фантаст» вып. 5, 2002, С. 12–13.

— Ты выдержал испытание, Инегельд! — молвил жрец, стиснув мою ладонь, и я впервые осознал, какие у него длинные паучьи пальцы. — Мы не погрешили против древнего закона, и Харбард[3] может быть доволен. Пришла пора расстаться, — еле слышно продолжил он.