Пираты Венеры - Эдгар Берроуз

С меньшим трудом, чем ожидал, я поднял тело Камлота на спину и привязал шнуром от копья. Предварительно прикрутил нитями тарелла к трупу оружие Камлота, что значительно утяжелило ношу (не зная обычаев Вепайи, старался обезопасить себя во всех отношениях).

Пережитое за следующие десять — двенадцать часов напоминало кошмары, которые хотелось бы навсегда забыть. Тело мертвого товарища рядом, чувство растерянности и ощущение тщетности усилий подавляли меня. Часы шли, спуск продолжался, изредка с короткими передышками, а вес ноши, казалось, постоянно возрастал. При жизни Камлот тянул на сто восемьдесят земных фунтов (около ста шестидесяти на Венере), но во мраке, обволакивающем хмурый лес, и в духоте, характерной для Венеры, можно было бы поклясться, что он весит тонну.

Усталость вынуждала двигаться медленно, тщательно ощупывая каждую новую опору для рук и ног. Мои тренированные мышцы удержали бы ношу, но ненадежная опора или неосторожно сделанный шаг могли низвергнуть в загробный мир. Смерть была рядом.

Пожалуй, я спустился на несколько футов, но не обнаружил ни единого признака города. Слышал, как по далеким деревьям пробираются невидимые мне звери, дважды меня заставил вздрогнуть рев тарго. Надо было не думать о возможном нападении какого-нибудь чудовища, пытаясь занять мозг воспоминаниями о земных друзьях, детских годах в Индии, уроках старого Чандра Каби. Думать о дорогом друге Джимми Уэлше, о тех женщинах, которых любил, причем почти всерьез. Последнее воспоминание вызвало в памяти прекрасную девушку в саду джонга, и все прочее сразу куда-то отошло. Кто она? Что за странный запрет видеть ее и разговаривать с ней? Она заявила, что ненавидит меня, и вместе с тем позволила, чтобы я признался ей в любви. Теперь мой поступок выглядел скорее глупостью, нежели наглостью. Разве можно полюбить девушку с первого взгляда, девушку, о которой абсолютно ничего не знаешь — ни ее возраста, ни даже имени! Но сомнений не было: я полюбил безымянную красавицу из маленького сада.

Возможно, эти мысли отвлекли меня, и в лесном мраке нога соскочила с опоры. Пытался схватиться за ветку, но мой вес с ношей сделал это невозможным, и вместе с телом Камлота я полетел вниз, в темноту. Лицо овеяло холодное дыхание смерти…

Но падение оказалось недолгим, нас задержало что-то мягкое, оно выдержало наш вес, затем подбросило снова и снова, как на сетке батута. В слабом, но заполняющем всю амторскую ночь свете я разглядел то, о чем уже догадался: мы упали на сеть одного из страшных амторских пауков.

Я попытался подползти к ее краю, где смог бы схватиться за ветку и освободиться, но каждое движение запутывало меня все больше и больше. Ситуация, и так достаточно ужасная, через минуту стала еще хуже: в дальнем углу паутины притаился громадный тарго.

Вытащив меч, принялся кромсать опутывающую меня паутину, а грозное чудовище медленно ползло вперед. Мои попытки освободиться из смертельной ловушки перед лицом приближающегося, чтобы сожрать меня, монстра были тщетны. Теперь я понял, что испытывает муха, попавшая в сети паука. Но по крайней мере перед мухой у меня были кое-какие преимущества: меч и разум.

Тарго подползал все ближе и ближе. Без единого звука. Почему-то он не пытался парализовать меня своим ревом. На расстоянии десяти футов от меня он приготовился к прыжку, двигаясь с неправдоподобной медлительностью на восьми волосатых ногах. Я встретил его прыжок острием меча! Чудесным подарком судьбы было то, что на пути острия не встретилось никаких препятствий: меч попал прямо в нервный узел. Я едва верил своим глазам: чудовище бездыханным завалилось на бок. Спасен!

Теперь за работу. Осторожно разрезал нити и, освободившись, через четыре-пять минут спустился на ветку дерева чуть ниже. Сердце бешено колотилось, наваливалась изматывающая усталость. Четверть часа я отдыхал, затем снова продолжил казавшийся бесконечным спуск в недра страшного леса.

Какие еще опасности поджидают меня? Какие иные чудовища обитают на гигантских деревьях? Мощные сети паутины, способные удержать вес быка, не могли быть рассчитаны только на человека. За предыдущий день не раз мелькали огромные птицы: если они плотоядны, то не менее опасны, чем тарго; но не их боялся я сейчас, а разных ночных бродяг, всегда населяющих леса.

Медленно спускался все ниже и ниже, чувствуя, что в каждый следующий момент моей выносливости не хватит. Встреча с тарго отняла остатки энергии, растраченной и дневной охотой, и ночным спуском, но останавливаться было нельзя. Как долго еще выдержу? Я почти изнемог, когда ноги наконец коснулись твердой почвы. Сначала не поверил своим чувствам, потом, оглядевшись, увидел, что в самом деле достиг дна леса; после месяца пребывания на Венере мои ноги в первый раз коснулись поверхности планеты. Гигантские стволы огромных деревьев были видны везде, куда не посмотришь. Под ногами — толстая подстилка опавших листьев, побелевших и высохших. Я разрезал нити, которыми труп Камлота был привязан к моей спине, и положил своего бедного товарища на землю, затем прилег рядом и сразу уснул. Когда проснулся, уже снова был день. Вокруг ничего не видно, кроме толстого слоя белых листьев, разбросанных между гигантскими стволами. Но они и должны были быть огромными, чтобы выдержать такой вес: ведь многие из деревьев возвышались более чем на шесть тысяч футов над поверхностью планеты, а их вершины скрывались в вечном тумане внутреннего облачного слоя. Чтобы вы могли как-то представить размеры здешних деревьев, скажу, что, обойдя вокруг одного, я насчитал тысячу шагов, — диаметр дерева достигал тысячи футов-, а таких стволов было много. Дерево десяти футов в диаметре показалось бы тростинкой или даже низенькой травинкой по сравнению с венерианскими гигантами. Знания, приобретенные в школе и колледже, убеждали что деревья таких размеров просто не могут существовать. Наверное, на Венере действуют какие-то особые силы, делающие невозможное возможным. Я попытался так объяснить удивительное явление. Поскольку на Венере сила тяжести меньше, это должно благоприятствовать росту более высоких деревьев. Тот факт, что их вершины всегда в облаках, открывает им постоянный доступ к углекислоте и влаге, необходимым для роста и развития. Признаюсь, впрочем, что тогда не слишком долго размышлял: нужно было подумать о себе и бедном Камлоте. Что делать? Конечно, лучше всего вернуться с ним к его народу, но моя попытка оказалась неудачной. Сомнительно, что мне когда-нибудь удастся найти вепайцев. Оставалось одно — похоронить Камлота.

Приняв такое решение, начал разгребать листья рядом с телом, чтобы добраться до земли и вырыть могилу. Листьев и лиственной трухи было около фута, а ниже — мягкая почва, легко поддающаяся острию копья. Я выгребал ее руками, предварительно разрыхлив копьем. Чтобы вырыть хорошую могилу, много времени не потребовалось. Она получилась шесть футов длины, два ширины и три глубины. Собрав немного свежих листьев, устлал ими дно и обложил стенки.

Работая, пытался вспомнить погребальную службу. Я хотел похоронить Камлота самым лучшим способом, который я смогу осуществить. Не знаю, как отнесутся здешние боги к тому, чтобы принять первую амторскую душу, отпущенную в мир иной по христианскому обычаю со скрещенными руками на груди. Когда я кончил работу и сложил руки на груди, чтобы опустить в могилу, то с изумлением заметил, что оно теплое. Этого не могло быть. Человек мертв уже восемнадцать часов и должен остыть. А может быть, Камлот не мертв? Приложил ухо к его груди и услышал слабое биение сердца. Какое облегчение! Во мне возрождалось желание новой жизни, новых надежд, новых устремлений. Прочь мрачные глубины одиночества!..

Но почему Камлот остался жить? Сначала нужно было ответить на этот вопрос. Снова осмотрел раны — два небольших, но глубоких отверстия на груди, чуть ниже сосков. Они кровоточили, но немного, и имели заметный зеленоватый оттенок. Как ни странно, но именно это помогло мне! Ведь некоторые разновидности пауков впрыскивают своим жертвам яд, парализуя их и сохраняя в таком состоянии, пока не появится надобность сожрать жертву. Тарго не убил, а парализовал Камлота!

Первой мыслью было стимулировать кровообращение и дыхание, и я стал, чередуя, массировать его тело и делать искусственное дыхание. Что именно дало результат, не знаю, но долгие усилия были вознаграждены явными признаками возвращения к жизни. Камлот вздохнул, и ресницы его задрожали. Через довольно долгое время, за которое я, что называется, высунул язык, он открыл глаза и взглянул на меня.

Сначала его взгляд был бессмысленным и ничего не выражал; возможно, на него подействовал яд. Затем недоуменно-вопросительное выражение появилось в его глазах, и, видимо, он начал вспоминать, что произошло. Я стал свидетелем воскрешения.