ФАЛЬШАК - Андрей Троицкий

– Прошу прощения еще раз, – продавец вернулся и положил карточку на прилавок. – Здесь очень мало денег… Хватит, чтобы купить кроссовки в спортивном магазине, но для нас…

– Ах, да, конечно, – Бирюков достал платок и прижал его ко лбу. – Виноват. Все моя забывчивость. На прошлой неделе я давал эту карточку жене. Она сделала уйму покупок, заказала мебель для гостиной. У нас новая квартира, поэтому деньги уходят, как вода в песок.

Бирюков протянул продавцу «Еврокард».

– Конечно, новая квартира – это так хлопотно и так накладно, – хмуро кивнул Хомич. – По себе знаю, что такое переезд на новое место. Это, как говориться, хуже пожара…

Хомич взял с прилавка коробку, спрятал ее под стекло витрины, повернул ключ в замке. Левую руку как бы невзначай положил на край прилавка, большим пальцем нащупал кнопку тревожной сигнализации, вмонтированную в столешницу. Он смотрел на Бирюкова и продолжал улыбаться. Этот тип сразу не понравился Хомичу. Его одежда, засаленный галстук, дешевые часы… Все это очень подозрительно. Возможно, это бандит, стянувший кошелек у иностранца. Не ровен час, ради этих пластиковых карточек он убил человека. В этом жестоком мире возможно все.

А Хомич уважаемый законопослушный гражданин. Его долг сообщать в милицию о подозрительных личностях, которые случайно оказались в его магазине. Заместитель управляющего не станет позорить свои благородные седины, честь свой фирмы. Пусть этого молодчика допросят в ближайшем отделении. Пусть он расскажет, откуда взялись карточки, чья кровь пролилась за эти кусочки пластика. С другой стороны двери дежурят два амбала охранника, в маленьком торговом зале натыкали пять камер слежения. Этот тип никуда не денется. Даже если он вооружен и пробьется через охрану, далеко ему не уйти. Здесь самый центр Москвы, до Кремля два шага. Нет, никуда он не денется голубчик.

– Все в порядке, – громко сказал продавец и, прокатав карточку на машинке, вернул ее Бирюкову. – Один момент, я выпишу чек, все оформлю и упакую.

Хомич подавил вздох облегчения. Он снял палец с красной кнопки, повернул ключ, открыв ящик прилавка, поставил голубую коробку с гарнитуром на стекло.

– Вы не пожалеете, что пришли именно к нам, – сказал он. – По секрету скажу: мы не опускаемся до всякой дешевки. До золотых побрякушек, которые годятся только на металлолом. Всяких там цепей, крестов и другой безвкусицы. Всегда будем рады видеть вас.

– Спасибо, – вяло ответил Бирюков и спрятал бумажник в карман. – С удовольствием воспользуюсь вашим предложением.

Теперь строй мыслей Хомича кардинально изменился. Вадим Петрович подумал, что покупатель просто рассеянный человек, прибитый жизнью. Добрый, честный малый. Видно, работает в каком-то крупном банке или торговом доме, делает деньги, света белого не видит. А дома стервозная жена вытягивает из него наличность, как производственный насос. Человеку не досуг поинтересоваться, остатками на карточке. Хомич даже смутился оттого, что еще минуту назад чуть не нажал кнопку тревожной сигнализации. Пришлось бы оправдываться, извиняться. Главное, он упустил бы клиента.

Через полчаса Бирюков вернулся в гостиничный холл, подошел к стойке администратора. Мужчину, дежурившего утром, сменила увядшая женщина с ярко накрашенными губами и приклеенными ресницами.

– Чем могу?

– Я бы хотел оставить пакет для своего приятеля, – сказал Бирюков. – Он приехал в Москву сегодня утром и сейчас отдыхает с дороги. Вас не затруднит передать мою посылку под вечер, часов в пять. В это время мой друг должен проснуться.

– Оставляйте, – женщина надула губы, словно хотела обидеться. – Передадим.

Бирюков положил на стойку большой конверт из плотной бумаги. На конверте он вывел цифру шестьсот двенадцать и фамилию директора комбината минеральных удобрений. Конверт содержал в себе портмоне с пластиковыми карточками, бумажные деньги и несколько пикантных фотографий.

В седьмом часу вечера ожил телефон в номере Дашкевича. Артур Константинович, метавшийся по номеру, как зверь по клетке, сорвал трубку.

– Ты мне больше ничего не должен, – сказал Бирюков. – Мы квиты. Но, возможно, ты придерживаешься иного мнения. Думаешь о реванше. Предупреждаю, если со мной что-то случиться, фотографии, которые ты нашел в конверте, попадут к твоей жене. Думаю, что любовь этой женщины стоит гораздо дороже каких-то несчастных шестидесяти трех тысяч баксов. А? Как ты сам думаешь?

– Ты шантажист, – проорал в трубку Дашкевич. – Просто паршивый шантажист и ворюга. Только посмей отправить эту грязную порнографию моей жене. Только посмей, гнида… Знай, ты еще нажрешься грязи. Меня не возьмешь на этот понт. Ты думаешь, что все кончено. Как бы не так, сука. Мы еще с тобой…

Бирюков, не дослушав, положил трубку.

Средняя школа, построенная полвека назад, переживало вторую молодость. За лето рабочие отштукатурили фасад, покрыли его ядовито желтой краской, и сейчас, в последние дни лета, завершали косметический ремонт первого этажа. Старший следователь межрайонной прокуратуры Олег Липатов, чтобы ненароком не испортить новый костюм, вошел в здание через черный ход, поднялся на второй этаж, по широкому пустому коридору дошагал до двери с табличкой «учительская» и, не постучав, потянул на себя ручку. В большой комнате, где только сегодня расставили рабочие столы, его ждал директор школы Петр Николаевич Власенко, одетый в легкомысленную молодежную рубашку и светлые штаны, и седовласая учительница химии Валентина Павловна Чернова.

– Не опоздал? – спросил Липатов и, посмотрев на часы, убедился, что пришел раньше назначенного времени.

Власенко крепко тряхнул руку следователя, усадил его на прикрытый газетой табурет. Пошире распахнул створки окна, чтобы от запаха свежей краски у гостя не разболелась голова. Учительнице предложил мягкий стул. Сам уселся на широкий подоконник и свесил ноги.

– Возможно, я попусту отнимаю ваше время, – сказал Власенко. – На прошлой неделе мы беседовали о нашем ночном стороже Нифонтове, которого ограбил и убил какой-то подонок. Вы попросили меня звонить, если я вспомню что-то важное, значимое для следствия. Лично я ничего особенного вспомнить о старике не смог. Непьющий, исполнительный, никогда не опаздывал на работу, не сквернословил. Вот и все. Но вот Валентина Павловна…

Директор показал рукой на Чернову.

– Она заметила за покойным некую странность. Пожалуйста, Валентина Петровна, расскажите…

– Однажды я застала сторожа в своем классе, – Чернова говорила тусклым бесцветным голосом. Видимо, она волновалась. Теребила наглухо застегнутый ворот серой блузки и поправляла очки. – Иногда я прихожу в школу задолго до начала занятий. Дело в том, что моя семья живет в стесненных условиях, родился второй внук. Дома не всегда есть возможность подготовиться к урокам. Директор знает о моих трудностях, поэтому Петр Николаевич выдал мне ключ от черного хода. Ну, чтобы я готовилась здесь…

– Да, да, понимаю, – нетерпеливо кивнул Липатов, не любивший, когда собеседники долго разжевывают простую мысль. – Вы могли попасть в школу незаметно. Ночной сторож не видел, как вы входили в здание. Правильно?

– Совершенно верно, – кивнула Чернова. – В тот день я думала, что покойный Нифонтов, как всегда, спит на раскладушке в физкультурном зале. Я закрыла за собой дверь черного хода, поднялась по лестнице на третий этаж. Было темно, я прошла по коридору и остановилась перед кабинетом химии. За дверью горел свет. Накануне я уходила последней. И точно помню, что свет выключала. Все это было так странно… Я даже немного оробела.

Чернова сняла очки и, вытащив из сумочки платок, протерла чистые стекла.

– А затем я вошла в класс. Дернула за ручку двери и увидела Нифонтова. Он сидел за партой у окна. Перед ним стоял микроскоп, он наклонился к окуляру и что-то разглядывал сквозь стекло. Парты оборудованы так, чтобы старшеклассники могли делать простейшие химические опыты. К каждому столу подведена газовая горелка. На столах микроскопы, старые, но вполне пригодные. Реактивы для опытов хранятся в лаборантской, это смежная с классом комната.

– Как отреагировал Нифонтов на ваше появление?

– Ясно, он никого не ждал. Нифонтов смутился, вытащил какую-то бумажку, которую он разглядывал под микроскопом и, скомкав, сунул ее в карман. На столе перед Нифонтовым стояли две реторты с резиновыми пробками, закрепленные в металлических держателях. Одна, кажется, с ацетоном. Вторая с какой-то щелочью. Он так разволновался, что чуть не опрокинул склянки. «Простите», – сказал он. «Вы интересуетесь химией?» – спросила я. «Да как сказать, – он пожал плечами, не зная, что ответить. – Просто любопытство одолело. Хотел в микроскоп посмотреть». Он стоял за партой, как провинившийся ученик и собирался с мыслями. Тут я подошла к двери в лаборантскую. Она была не заперта. «Простите, я каким образом вы открыли этот замок? – я всерьез разозлилась. – Пальцем что ли?» Нифонтов смутился еще сильнее, подошел к двери, пробормотал «простите» и был таков. Эта история показалась мне очень подозрительной. И неприятной.