Допустимая погрешность - Чингиз Абдуллаев

«Сегодня он излишне суетлив», — подумал Дронго.

— Здравствуй, Инна, преувеличенно любезно приветствовал Борис Алексеевич приехавшую женщину.

При этом он не протянул ей руку и не поцеловал гостью. Майя Александровна, обернувшись в его сторону, чуть нахмурилась.

— Миша приедет позднее, — сказала хозяйка ледяным голосом.  Я думаю, мы можем начать наш ужин чуть раньше обычного.

— Но наш гость должен побеседовать со всеми приехавшими, — возразил Борис Алексеевич.

— Вы еще не поговорили со всеми? — спросила Майя Александровна, обращаясь к Дронго.

— Только с вами и с Юлией, — Дронго сделал легкий поклон в сторону молодой женщины, которая предусмотрительно не подходила ближе.

— Ах, с этой… — нужно было слышать, с каким пренебрежением это было сказано, и увидеть выражение ее лица, 

—  Борис Алексеевич, — обратилась она к мужу,  может, мы наконец закончим это ненужное разбирательство? Инна, пойдем ко мне, пока наш гость будет беседовать с Евгенией Алексеевной и Виталием.

Инна Денисенко, так и не сказавшая ни слова, еще раз посмотрела на Дронго. Потом взглянула на Юлию, стоящую чуть дальше, и вошла в дом вслед за хозяйкой. Борис Алексеевич едва слышно выругался, когда за женщинами закрылась дверь.

— Кажется, это была не лучшая идея — пригласить вас сюда,  признался он сквозь зубы. 

— Эти бабы терпеть не могут друг друга. Надеюсь, вам удастся что-нибудь из них выжать. Хотя я начинаю думать, что действительно сошел с ума и документы пропали из другого места.

Они вошли в дом. Эдгар чуть слышно беседовал с Молоковым и его супругой. Увидев вошедшего Дронго, он кивнул ему. Дронго сел на диван, чтобы не прерывать их разговор. Борис Алексеевич, взяв стул, сел за стол. Он был мрачнее обычного. Юлия деликатно села в сторонке.

— И вы не помните, что было после того, как вы уехали? — продолжал разговор Эдгар.

— Мы были в театре, — громко ответила Евгения Алексеевна,  а потом поехали домой.

Очевидно, на вопросы Вейдеманиса она отвечала и за себя, и за мужа, не давая ему возможности включиться в разговор. Подсознательно она чувствовала, что Эдгар — не главный в этой паре, и ждала, когда, наконец, появится Дронго.

— Вы все разъехались по домам? — продолжал беседу Вейдеманис.

— Да, — торопливо сказал Молоков, покосившись на жену.

— Нет, резко сказала она, — ты ошибаешься.

— В каком смысле? — спросил Эдгар.

Ратушинский заерзал на стуле.

— Мы поехали домой на первой машине, — сообщила Евгения Алексеевна, а они вчетвером поехали куда-то в ресторан. Я потом узнавала у водителя.

— При чем здесь ресторан! — не выдержал Ратушинский. — Что ты несешь?! Мелешь, как сорока. У тебя про дело спрашивают, а ты всякие глупости плетешь.

— Ты меня не перебивай, — разозлилась она.  Меня спрашивают — я отвечаю. Ты сам этого хотел. Позвал сюда, чтобы устроить публичный допрос. Сестру свою опозорить хочешь!

— Тьфу, идиотка! — Ратушинский резким движением отшвырнул стул и вышел из гостиной.

Евгения Алексеевна взглянула на Юлию, сидевшую на стуле.

— Вы тоже, милочка, можете быть свободны,  громко произнесла она приказным тоном.

Юлия улыбнулась, и это подействовало на Евгению Алексеевну, как пощечина. Юлия молча поднялась и взглянула на Дронго:

— Я вам больше не нужна?

— Спасибо, пока нет, — любезно ответил тот.

— Тогда я еще погуляю. Здесь слишком тяжелая атмосфера, — сказала она, не глядя на Ратушинскую, и вышла.

— Хамка! — громко произнесла Евгения Алексеевна. — Хозяйская подстилка!

Но Юлии в комнате уже не было.

— Не нужно так нервничать, — мягко посоветовал Дронго. — Значит, после спектакля вы уехали домой, а ваш брат с женой и супруги Денисенко отправились в ресторан?

— Не в ресторан, а в бар, — поправил жену Молоков.

— Там можно и поужинать, — громко перебила его супруга. Не знаешь — не говори.

— Евгения Алексеевна рассказала мне, как приехала с мужем в тот день к своему брату и ждала, пока он закончит свои дела с секретарем,  обратился Эдгар к Дронго. Она говорит, что вообще не входила в кабинет брата.

— Конечно, не входила, — кивнула Евгения Алексеевна.  И вообще нужно не нас допрашивать, а разных дамочек, которые вьются вокруг этого дома. Пусть они и отвечают на ваши вопросы.

— Дамочки — это, наверное, не только секретарь? — уточнил Дронго.

— Я ее вообще не считаю,  презрительно отмахнулась Евгения Алексеевна. — У нее наглости не хватит такое придумать. И потом, зачем ей нужно рисковать? Она и без того по несколько тысяч долларов имеет от своих хахалей и от моего дурака-брата.

— Тогда можно узнать, каких дамочек вы имеете в виду?

— Евгения! — попытался вразумить жену Молоков.

Но Ратушинскую уже нельзя было остановить.

— Одна только что прошла мимо. Тоже мне, верная подруга. Знаем мы этих подруг!

— Хватит! — испуганно попросил муж. — Говори тише.

— Ты меня не останавливай, — продолжала бушевать Евгения Алексеевна. — Я теперь все скажу. Надоело мне вечно в этой грязи копаться. И больше я сюда вообще не приеду. Они из себя князей строят, дворяне, понимаешь. А мы, значит, нелюди.

— Вы же врач, интеллигентный человек, — покачал головой Дронго. 

— Ну разве можно так волноваться по пустякам…

— Как это — по пустякам?! — изумилась она.  Нас здесь в воровстве обвиняют. Двух следователей вызвали, а вы говорите — по пустякам. Я к брату на дачу ехала, хотела душой отдохнуть. Из-за какого-то плюгавого конопатого журналиста тревожат честных людей. Не стану я отвечать на ваши вопросы.

— Во-первых, мы не следователи, — сказал Дронго, 

— а во-вторых, никакого допроса нет и не может быть. Мы только беседуем.  Наша задача — помочь Борису Алексеевичу выяснить, куда делись его документы.

— Поэтому только с нами беседуете, — парировала Ратушинская.  Сначала один, потом второй. Значит, один был хороший, а вы будете плохой. Или наоборот? Знаем мы ваши трюки, детективы читали.

— Какие трюки? — мягко возразил Дронго. — Вы же прекрасно знаете, что нас пригласил сюда ваш брат. Скажите, когда вы узнали о пропаже документов?

— Что? — не поняла Ратушинская.

— Когда вы впервые узнали о пропаже документов?

— Борис рассказал мне о краже на следующий день. Я сразу приехала к нему, чтобы выяснить, о каких документах идет речь. Он был очень расстроен, жаловался, что никому не может доверять. И я его понимаю. Когда тебя окружает столько чужих людей, среди них может оказаться и обычный вор.

— Вы приехали к нему одна? — продолжал Дронго, не обращая внимание на ее риторику.