ОПЕРАЦИЯ "ЯМАНАК" - Рэнкин Джилмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Выходит, нет никакого смысла во всем том насилии и зле, которое мы навлекли на себя, поставив себя вне закона.
– Есть один очень важный смысл. Мы пока еще живы и в состоянии принимать решения, а это уже немало. И это, кстати, напоминает мне, что вы могли бы смотаться в камбуз и открыть пару банок консервов своими нежными пальчиками. И кофе. Сварите немного кофе.
Уже в который раз за эту ночь Анну Рилей пытались поставить в неловкое положение, но она не собиралась сдаваться.
– Почему я? Почему бы вам самому не сделать это?
– Разделение труда. Одни должны думать, другие – носить воду и рубить дрова. Идите и делайте, что вам говорят.
Шеврон закончил это таким тоном, что было совершенно очевидно: его не заботит, как он выглядит в глазах остальных.
Темнота скрывала ее лицо, и Шеврон не мог видеть его выражения, предупреждавшего, что счет предъявлен и что если бы в рубке нашлось немного толченого стекла, он несомненно получил бы его полную ложку в чашке с кофе. Ее голос был достаточно сдержан, но слова выражали готовность подчиниться.
– Хорошо, хорошо. Я всего лишь хотела только узнать. Дайте мне десять минут.
Когда она вышла, Закайо сказал:
– По-моему, она восприняла это достаточно хорошо. Слишком много свалилось на нее враз.
Затянувшееся молчание могло навести на мысль, что Шеврон сознавал свою излишнюю суровость.
– Я знаю. Ее просто тошнит от меня. Это хорошо. Это отвлечет ее от собственных переживаний. Каждому необходима какая-нибудь заинтересованность.
Как только Шеврон произнес это, он вдруг понял, что и его собственная заинтересованность имела место. Но не собственная выгода. Не было это и обидой на департамент или желанием доказать Вагенеру, что он полностью ошибался на его счет. В этом последнем он сам поступал не слишком хорошо. Кроме того, хождение вокруг да около только еще больше все запутывало.
Здесь было кое-что другое. Теперь он ясно осознавал какую-то, еще не совсем определенную угрозу для департамента. Была еще какая-то третья заинтересованная сторона, которой было необходимо, чтобы он молчал. Ему не составит труда распознать Лабида и регулярные силы безопасности, но, если поступит сообщение, что он действует один, на свой страх и риск, его схватят.
Кто бы это мог быть? Батиста и Массандра находились ближе всего, во Фритауне. Но, скорее всего, это будет кто-то другой, кого он никогда не встречал.
Шеврон стал размышлять вслух:
– Этот твой кузен. Кто о нем знает? Станут они искать тебя у него?
– Никто в подразделении не знает, босс. Только доктор знал. Но я уверен, он никому не говорил об этом. У него другая фамилия. Нет причин кому-либо связывать ее с моей.
– Это может быть опасно для него.
– Он обязан мне. Но здесь есть один момент.
– Что ты имеешь в виду?
– Как мы туда доберемся? Побережье освещено прожекторами на протяжении пяти километров. К тому же – очень сильный прибой. К причалу портового бассейна можно подойти только на яхте. Исключение составляет только порт в Такоради, и они наверняка будут охранять его.
– Я думаю, что тут можно сделать.
– Идите, все готово,- раздался голос Анны Рилей.
Она накрыла лампу колпаком и прикрыла жалюзи иллюминаторов. Каюту наполнял сильный аромат свежесваренного кофе, а на столе были разложены крекер, сыр, фрукты и немного ветчины. Новоиспеченный кок даже нашел время переодеться в элегантный женский халат из жемчужно-белого шелка с черной надписью «Лотос» поперек грудя. Шеврон, когда хотел, мог быть по-китайски-вежлив, но здесь она явно опередила его, вбгказывая утонченную любезность.
Что заслужено, то заслужено по праву.
– Отлично сработано, Рилей,- похвалил Шеврон.- Вы – украшение нашей медслужбы.
Анна разлила кофе, по чашкам, без труда сохраняя равновесие, словно прирожденный моряк. Затем она оставила их одних. Выйдя из круга света и прихватив с собой чашку, она села на край койки по правому борту.
Они ели в полном молчании. Девушка словно застыла на своей койке, что не укрылось от внимания Шеврона. Даже когда она двинулась, чтобы поставить нашку на стоящий рядом ящик, это было сделано как-то скованно. Четкие, экономные жесты, соот- . ветствующие ее мыслям. Она приподняла окапи, лежащее рядом на койке, и поставила его передние лапы к себе на колени.
Вне всяких сомнений – она думала о Полдано. Словно справляла свои собственные поминки, на которых не было места посторонним.
У Шеврона внезапно появилось сильное желание сделать ей больно, и он грубо бросил:
– Он мертв. Вы никогда не увидите его снова. Вам следует выбросить это из головы. Предоставьте мертвых мертвым. Кем он был – прообразом вашего отца?
– Это не умно. В этом даже нет здравого смысла. Всегда существовало человеческое родство. Я прекрасно понимаю, что он ушел навсегда, но скорбеть о близких тебе людях – очень важно. Если вам это незнакомо, то я могу только пожалеть того человека, чьи мысли заняты вами. Существует определенный цикл развития, со своим началом и своим концом. А в конце, как естественное завершение, тоска по прошлому. Если вы не пройдете это, то цикл будет не полным, и тогда у вас действительно возникнут проблемы.
– Это что – официальное заключение? Прямо не слезая с кушетки психоаналитика?
– Вы можете насмехаться, но это ничего не изменит в существующем порядке вещей.
– И как долго будет продолжаться это бдение? Когда мы можем надеяться завладеть вашим вниманием полностью?
Взбешенная последними словами, Анна Рилей поднялась со своего места, размахнулась и бросила окапи прямо в голову Шеврону. От весьма ощутимого удара его спасла только хорошая реакция. Животное пролетело в миллиметре от его левого уха и с глухим стуком ударилось в переборку.
В то время как все снова принялись за еду, тишину внезапно взорвал голос Полдано, казалось, идущий с веранды и вызывающий в памяти историю с папашей Гамлета.
Реакция присутствующих была на все сто. Анна Рилей вскочила на ноги и со всего размаха треснулась головой о перекладину под потолком. Закайо не мог стать совершенно белым, зато умудрился стать пепельно-серым и набожно выдохнул:
– Матерь Божья!
Шеврон, который видел тело и полагал, что в состоянии отличить живого от мертвого, хладнокровно выхватил свой бластер, сшибив им со стола банку с томатным соком, и стал водить им в поисках цели.
Окапи валялся, задрав кверху лапы, и выглядел давно умершим, но это был обман чувств. С металлическими интонациями, которые мог воспроизводить только испорченный электронный прибор, из него говорило Ка Полдано.
Анна Рилей опустилась на колени рядом с чучелом, но ее отрывисто предостерег Шеврон: «Не трогать!», и за это был награжден таким долгим жгучим взглядом, который должен был бы испепелить его напрочь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});