Том 4. Письма, А. Н. Пирожкова. Семь лет с Бабелем - Исаак Бабель

И. Б.

М. 15/VII-26

107. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)

15 июля 1926 г.,

Москва

Спасибо милой Зинаиде Владимировне. Она истинная наша благодетельница. Как много она для нас сделала. Только что получил ее письмо. Я ждал его с нетерпением. Насчет имени собственного мнения не имею, предоставляю важное это дело твоему усмотрению, надо назвать попроще. Откуда у этого парня черные волосы? Разве я брюнет? Я, кажется, шатен. В столь нежном возрасте цвет волос, говорят, изменяется. Сколько в нем было фунтов при рождении? Очень ли велик у него рот? Такой ли он противный, как у Ксении? Как хорошо, что ты рожала на дому. Тамара, милая, веди себя разумно, тогда все пройдет как нельзя лучше. Что слышно насчет молока? Очень ли этот мужчина кричит? Тамара, очень хочется думать, что ты будешь лежать спокойно, неосторожных движений делать не будешь и скоро встанешь. Когда оправишься, напиши мне, очень ли тебе трудно пришлось, ты, я думаю, здорово кричала.

Пишите мне, милые мои, почаще. В здешней жизни письма ваши несут мне истинную отраду. У меня все благополучно. Будь счастлива, Тамарочка. Зинаиде Владимировне и Тане низко кланяюсь.

И. Б.

М. 15/VII-26

108. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)

16 июля 1926 г.,

Москва

Татушенька. Из того непостижимого факта, что ты сама написала мне, я заключаю, что все идет благополучно. Очень хорошо. Ты удивительная женщина. Дай тебе бог, Маркс и ангелы его счастья! Об имени. Можно назвать этого гражданина Мишей, имя без претензий и незамысловатое. Пожалуйста, напиши мне о нем еще; следует сказать, что этот новый человек интересует меня живейшим образом. Ты об нем больно хорошо не думай — будет парень с прыщами и причудами, насчет причуд — это дважды два, есть от кого набраться. Некрасив он, наверное, как тысяча чертей, загримированных в летнем дачном театре, ну, да выправится. Я и приехать-то хочу тогда, когда он примет «человеческий» вид. Срок моего приезда выяснится на будущей неделе. Работу мою на 1 фабрике я закончу в середине будущей недели.

Относительно Зинаиды я отправил письма во все концы и здесь хлопочу — толк выйдет, я в лепешку расшибусь, а добуду, п. ч. Зинаида удивительный, чудный человек. Мои молитвы не доходчивы, но я молюсь за нее.

Относительно денег помню, очень помню, постараюсь на будущей неделе выслать. На сколько времени тебе хватит твоих скудных средств? Письмо твое, милочка Тамара, привело меня в счастливое, нелепое, туманное состояние, пиши мне побольше, у тебя новостей много, а у меня никаких нет, и новости твои очень уж потрясающи.

Твой И. Б.

М. 16/VII-26

109. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)

18 июля 1926 г.,

Москва

Мама категорически не помнит, когда я появился на свет божий — днем или ночью. С несомненностью установлено только одно, что случилось это шаблонное событие 30 июня. Совпадение это до сих пор кажется мне исполненным глубокого значения — вот какой я дурак. Во всяком случае, дурак этот за всю свою скудную жизнь не получал ко дню рождения такого необыкновенного подарка.

Письма твои — главы из самого захватывающего романа, какой я когда-либо читал, — проглатываю с жадностью. Вот когда пришла пора пожалеть о том, что я «миниатюрист», — чувствую много, а написать не могу. Татушенька, для того чтобы я всем сердцем жил с вами, мне нужно знать все, что у вас происходит. Разговаривай со мной почаще, Татушенька.

По неисповедимой моей дурости мамин отъезд отложен на несколько дней. В паспорте у нее был указан пограничный пункт Негорелое, т. е. направление на Польшу, а ей нужно на Ригу. Исправление паспорта возьмет два дня — понедельник и вторник, а в среду она уедет.

Жизнь у меня такая, что я сам на себя удивляюсь, — сижу дома, работаю, напеваю, улыбаюсь неведомо чему, и никакие Левидовы мне не нужны! Завтра высокоторжественный день Дерби. Я на ипподром заберусь с утра и пробуду там до вечера, очень волнуюсь о судьбе многих лошадей. Сейчас рассвет — второй час утра, — я очень вас люблю, но голова моя клонится долу. Будь умницей, Тамара, ты ведешь себя чудно, кланяйся новому гражданину и расскажи мне о нем еще. До свидания, друг мой.

И. Б.

М. 18/VII-26 г.

110. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)

19/VII-26 г.

19 июля 1926 г.,

Москва

Мать!

Вчера на Руси на великой было Дерби. Я пропадал на ипподроме до 10 ч. вечера, выиграл малую толику и ужинал с Виктором Андреевичем Щекиным, приехавшим на Дерби в Москву. Еще приехал Калинин, Сергей Иванович. Они изо всех сил зовут меня в Хреновое. Поехать туда, конечно, хорошо и надо бы до зарезу, но, как говорят людишки на этой неусовершенствованной земле, — «нет возможности».

Спишь ли ты уже, мать? Когда предполагаешь встать с постели? Серьезная ли это штука с грудью? С этим, кажется, никак нельзя шутить. Есть ли у вас прислуга, была, кажется, такая женщина, звали ее Пашей, что с ней?

Путешествовать начну с будущей недели — не зови ты меня, душа моя, сам прискачу.

Задержка с маминым отъездом вышла оттого, что проезд через Латвию теперь закрыт, а ее бельгийская виза находится в Риге; пришлось телеграфировать в Ригу и Брюссель — надеюсь получить ответ не позже 21-го. У мамы все готово к отъезду.

Татушенька, ты должна кормить сына непоколебимым молоком, человек должен быть крепок во все дни живота своего, поэтому извольте, душа моя, находиться в благодушнейшем состоянии духа, берите пример с меня, который, правда, не кормит грудью и спит исправно, чего и тебе бурно желаю. До свиданья, ангелы мои.

И. Бабель

111. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)

21 июля 1926 г.,

Москва

Милочка Тамара. Вчера начал строчить тебе послание, но меня прервали — приехали, сообщили о смерти Дзержинского и увезли меня.

Как тебе покажется имя Лев? В рассуждении инородческого отчества оно, может, вышло бы подходяще. Михаил — тоже хорошо. Алексей — имя превосходное, но с отчеством больно расходится. Каково твое последнее слово?

Послезавтра кончаю работу в Госкино, работу, которая мне, конечно, ни копейки не принесет, а только немножко скостит долг; остающийся долг все еще велик. Жду ответной телеграммы по поводу перевода маминой визы в Берлин. Вот дурацкое обстоятельство. Предвидеть его никак нельзя было. Завтра должны были выясниться мои денежные дела, но в связи с похоронами Дзержинского дело отложится на день-два, все же рассчитываю выслать тебе деньги еще на этой неделе. Относительно поездки моей по делам Вуфку в Харьков — Одессу — жду телеграммы. По всему судя, надо посидеть в Москве еще несколько дней, а мне не очень-то сидится. То, что я приеду в Пб. попозже, — это, по-моему, к лучшему. Я всех вас застану в состоянии полного расцвета. Жизнь моя течет однообразно, потому что она рабочая жизнь, и только вести из Детского Села оживляют, воодушевляют, восторгают ее.

Когда ты собираешься вставать с одра плодородия? Всему твоему разросшемуся семейству кланяюсь низко, от всего сердца. До свидания, голуби мои.

И. Б.

М. 21/VII-26

112. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)

23 июля 1926 г.,

Москва

Я не писал тебе два дня. Был очень занят. Получил, наконец, от бельгийского консула в Риге извещение о том, что виза будет послана в Берлин. Теперь в связи с близким отъездом много суеты.

Очень меня обрадовало известие о том, что денег тебе хватит до конца месяца, у меня получки предвидятся, в этом отношении все благополучно, но если бы получать сегодня или завтра, то это вышло бы насильственно, а к концу месяца выйдет в срок по договору, очень хорошо.

Откуда это к тебе, мать, привалило столько молока? Я думал, ты будешь победнее. Насчет всяких желудков беспокоиться, кажется, не стоит. Или стоит? Ведь эти вещи — было и прошло, не правда ли? О приезде моем в Детское, о точных сроках я извещу тебя не ранее середины будущей недели, к концу, надеюсь, приеду. Тогда поговорим и Зинаиду постараемся устроить, без этого не уеду.

Больше событий никаких. «Кинематографическое дело», очевидно, рассасывается. Вчера выпустили Капчинского, он три месяца просидел в одиночке, неизвестно, за какие прегрешения. Письма твои читаю с наслаждением, ты пишешь лучше Льва Толстого, не оставляй, душенька. Отпрыску твоему и прочим милым домочадцам поклон. До свиданья, Татушенька.

И. Б.

М. 23/VII-26

113. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)

25 июля 1926 г.,

Москва

Татушенька. Пишу тебе впопыхах несколько строк, так как несмотря на воскресенье должен ехать на Кинофабрику просматривать мои надписи к картине. Завтра ее обязательно должны сдавать в цензуру.