Тени Авалона - Алексей Олейников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проклятие и расплата могучих Стражей – немощь и болезни, их мучает бессилие, вплоть до паралича. У Бардов – эмоциональная опустошенность, депрессия, временная потеря художественного дара. Слишком частый выход на Дорогу Снов – кошмары, бессонница. Принцип всегда один – чем больше просишь, тем больше придется отдать.
Дженни думала ступенек двадцать, затем поинтересовалась:
– А что бывает с теми, кто совсем не платит?
– Их преследуют несчастья. Болезни, горе, безумие.
– А какие симптомы? Как понять, что тебе пора платить?
– Это невозможно ни с чем перепутать. Беспокойство, нарастающий страх, чувство, что ты забыл сделать что-то очень важное, навязчивое желание немедленно это сделать, но что именно – ты не понимаешь.
– Звучит жутковато.
– Переживать еще страшнее.
– Магус – это собрание инвалидов и психов, а не тайное общество защиты людей от чудовищ! – воскликнула Дженни. – Как же мы могли победить фейри, если после каждого применения своих способностей должны отлеживаться?
Марко задумался, они прошли в полутьме довольно долго, прежде чем он продолжил:
– Я и сам задаю себе этот вопрос. Договор – великая тайна. Как нам удалось навязать его фейри, что такое вообще Договор?
– Что ты имеешь в виду?
Голос Марко жил словно отдельно от него, плыл в коридоре, толкался в стены, как слепец в незнакомом ему месте.
– Упоминаний о битве на поле Тальтиу удивительно мало, а те, что есть, не страдают избыточной детализацией. Ты же знаешь, что сословия Магуса были созданы после Договора?
– Ты рассказывал… – осторожно ответила Дженни.
– На битву с фейри вышел совсем не тот Магус, который мы знаем, они обладали совсем другими силами. Если учесть, что тогда Магус с темниками был одним родом…
– Что?! – Дженни чуть не улетела в темноту, когда справа распахнулся узкий провал.
– Предание гласит, что люди Магуса не всегда были такими, как сейчас. На них не всегда действовал принцип расплаты, он появился лишь после победы над фейри. После Договора все изменилось. Изменились не только темники и мы – весь мир стал жить по новым правилам. Мощь колдунов почти иссякла. Наша была сильно ограниченна.
– Это значит, что мы и они… – Дженни никак не могла оправиться. – Мы с Фреймусом родственники?!
– Слава богам, нет, конечно! Мы были сильно схожи по способностям. Но их никогда не интересовали ни обычные люди, ни мы, ни эльфы. Только власть и знание. Собственно, это так до сих пор.
– Поверить не могу…
– Я тоже не мог.
«Интересно, я могу пообщаться с дедом на обычные темы, про восход с закатом, про одежду, про мальчиков? – мрачно подумала Дженни. – Или каждый наш разговор будет непременно содержать намеки на страшные тайны и древние проклятия? Темники наши родственники – кто бы мог подумать! Здравствуй, дядюшка Фреймус!»
Глава тринадцатая
Когда они добрались до покоев, у Дженни голова шла кругом. Она рухнула на кровать и, кажется, даже задремала.
Ей, слава богам, ничего не снилось. А когда проснулась, деда уже не было.
– Убежал, – Дженни прошлась по покоям, поглазела на стеллажи в комнате Марко. Повертела в руках хитромудрую штуковину, похожую на гибрид компаса и пистолета. Опасливо потрогала прозрачный кристалл с чем-то многолапым и суставчатым, скрытым в недрах синеватого стекла…
Нет, пожалуй, этот кристалл она не будет ронять и даже тереть из праздного любопытства. Наверняка, окажись среди собрания этих уродливых бесполезностей плюшевый мишка, он тоже был бы с сюрпризом. Изрыгал бы пламя при нажатии на живот или превращался бы в живого и голодного урсуса[38].
Тот факт, что Марко оставил все эти штуковины на виду, ничего не означал. Этот педагогический подход – «на тебе, деточка, молоток, поглядим, как ты долбанешь себе по пальцу» – она очень хорошо изучила. Дженни еще раз осторожно поковыряла кристальчик с заключенной в нем страхолюдинкой и грустно вздохнула. Раньше она непременно повертела бы его в руках. Или дала бы Джеймсу, помощнику силача Людвига Ланге, на тестирование. Джеймс сильный, он ничего не боится. А она бы издали поглядела, как он не боится.
Где ее Лас, куда ускакал рыжий зверь, из-за которого все заварилось? Он не мог погибнуть! Она бы почувствовала, она бы услышала его гибель даже на другом конце света!
От нечего делать она нажала на уголки глаз, привычная искорка развернулась, и все в комнате засияло в свете второго солнца, солнца Скрытых земель. Дженни поглядела ясным взором на стеллаж – да уж, многие вещи здесь были совсем не тем, чем притворялись. Она только мельком глянула на тот кристалл – и отвернулась. Хорошо, что она сдержалась и не стала беспокоить это… существо.
Дженни не заметила, как камни в глазах кулона ярко блеснули – точно из-за тучи выглянуло солнце, отлетело от граней циркона. Но зато девушка увидела, как в глубине стеллажа неожиданно плеснуло серебристое сияние. Пропало и вновь появилось, и вновь пропало. Точно маячок или рыбка, которая скачет на волне.
Появилось.
Исчезло.
Появилось.
Она подумала примерно четверть секунды и полезла в недра стеллажа. Коробки, книги, книги, бумаги, пыль! Вековая пыль. Когда дед успел так напылить, ведь стеллажи тут всего пару дней? Или они уже поставлялись в комплекте с двумя ведрами книжной пыли и флаконом освежителя воздуха «Книжный червь»?
Она с трудом докопалась до источника света, он будто перемещался – только Дженни поднимала коробку или отодвигала стопку книг, как он сверкал совсем в другой стороне. Наконец Дженни зажала его в углу и с торжествующим воплем вытащила небольшую жестяную шкатулку. В таких обычно продают печенье или конфеты.
Немного поблекший рисунок, стершиеся отполированные края. Рождественская картинка с Сантой и оленями. Дженни подцепила крышку ногтями и дернула.
Бесполезно.
Она пыхтела, она краснела. Перетащила коробку на дедов стол, где последовательно пустила в ход: металлическую перьевую ручку (м-да, хорошая была ручка), скрепку (слабовата оказалась), грифельный карандаш (ну, можно заточить снова), молоточек для колки орехов (кажется, еще сильнее забила крышку), каминные щипцы (скользят!), лопаточку для золы (это от отчаяния), кочергу (не спрашивайте даже…), мраморную пепельницу (а ведь Марко не курит), нечто похожее на степлер викторианской эпохи – из бронзы и кожи (тяжелый и бесполезный)…
Ни один из инструментов ей не помог.
«Откройся!» – попросила она у коробки.
И это не сработало.
А вот старинный нож… Дженни схватила его и ударила концом в стык крышки и основания.
Нож соскочил, лезвие распороло ладонь. Дженни заорала, отшвырнула чертову коробку и заплясала по комнате, зажимая рану.
– Боль не боли, кровь не теки, рана не гори, – запричитала она, и боль медленно стихла. Дженни недоверчиво разжала пальцы. Через основание большого пальца протянулся свежий затянувшийся шрам. Изнутри к нему толчками приливала кровь, обжигала ладонь, и казалось, что прямо в руке можно испечь яйцо.
Шрам был толстый, багровый и отвратительный.
Дженни трясла рукой. Пекло невыносимо.
«Хорошо, что кровью ничего не забрызгала, кроме коробки».
Она нагнулась, чтобы поднять упрямую жестянку. Крышка осталась в руках.
«Вот что надо была сделать? Кинуть со всей силы в стену?»
Она присела, переворошила содержимое.
И за что она кровь проливала? За какое-то старье? Черно-белые снимки, бумаги, пожелтевшие письма. Неизвестные ей лица, непонятные буквы чужих языков. Заархивированный кусок чужой истории, к которому нет ни ключей, ни паролей. А если бы вылезла оттуда какая-нибудь хищная астролябия[39]? Вот бы она с ней намучилась.
Девушка разочарованно кинула бумаги обратно, и взгляд случайно зацепился за ярко-белый уголок. Она вытащила поляроидный снимок.
Три девушки и молодой человек на морском берегу.
На фото дата – 19 июня 1993 года.
«Вот же умели одеваться, – завистливо вздохнула Дженни. – А я должна носить тот ужас, который Германика подобрала».
Рыжеволосая красавица с округлым нежным лицом и острыми зелеными глазами, в обтягивающем нежно-голубом джемпере с высоким горлом и сарафане с широкими лямками из плотной клетчатой шерсти. Светловолосая, очень красивая девушка в легкой белой рубашке и вязаном жилете апельсинового цвета и длинной юбке с завышенной талией, подпоясанной кожаным ремнем. Коротко стриженная брюнетка с пуговкой пирсинга в носу, плотненькая, одетая в стиле милитари – водолазка цвета хаки, обтягивающие черные джинсы, тяжелые армейские ботинки.
Германика…
Дженни пригляделась к брюнетке. Перевернула фотографию и прочла:
«А.М, Г.Б., Э.П., М.Ф. Остров Рюген».
Девушка метнулась к столу, схватила лупу.
Надо же! Г.Б. – та самая Германика Бодден?
Она выглядела точно так же, на двадцать с хвостиком, как и в день их встречи. А ведь прошло двадцать лет. Впрочем, дед говорил, что на Авалоне время почти не движется.
