Нас позвали высокие широты - Владислав Корякин

На следующий день мы с Перовым продолжили расстановку вех по пройденному нами пути, заночевав в балке Анахорет. Странно, но, похоже, Олега не было в балке! Осталась нетронутой даже кастрюля киселя, который мы специально оставили для маршрутников, обычно страдавших от жажды. Еще неприятное открытие — южнее Второю барьера в процессе таяния вскрылась зона трещин, осложнившая завершение маршрута. Всего–то за двое суток! Подарочек! При работе с теодолитным ходом не обойти, ни объехать. Похоже, лед здесь при движении упирается в какую–то преграду на коренном ложе, с которым также связан наш Второй Барьер. Окончательно это станет ясно после повторных наблюдений на теодолитном ходу.

На всякий случай прошел несколько сот метров вдоль ручья, в котором воды стало значительно меньше, — ничего подозрительного. Выходит, Олег махнул дальше по леднику к Каневским на Барьере Сомнений? Едва ли, потому что после ссоры с ними он избегал каких–либо контактов. С другой стороны, наши маршрутники так часто были вынуждены менять свои планы (знаю это по себе), что ожидать от них можно чего угодно… Пока меня больше беспокоит признаки снежной слепоты (конъюнктивита или ожога слизистой оболочки глаз) у Перова, без которого мои планы могут завершиться крахом К счастью, помощь персонала Ледораздела помогла избежать подобного финала.

Да и дневниковые записи тех дней свидетельствуют, что озабоченность судьбой Олега еще не превратилась в тревогу.

«20 июля… Было сообщение с полярки, нет ничего об Олеге. Он вышел на Барьер Сомнений 15–го, но, возможно, там не в порядке радио». А какое у нас было радио, читатель, вероятно, получил представление. Разумеется, в разговорах мы обсуждали вероятные действия Олега, склоняясь к тому, что он, вероятно «тянет резину» в ожидании отъезда начальника то ли на Барьере Сомнений, то ли на полярке, а может быть, и в «чайном домике», балке на Усачевском языке — так откровенно ему не хотелось возвращаться на базу.

Снова работа, работа и работа, напряженная день за днем, пожалуй, впервые за долгое время успешная. С каждым днем теодолитный ход становился все длинней и длинней, в чем была немалая заслуга Альберта. Что касается озабоченности за судьбу Олега, пока не хватало какого–то звена, чтобы озабоченность сменилась тревогой. Видимо, такое же настроение было и на базе, где происходила передача дел от одного начальника к другому, а также подготовка к приходу судна.

Характерно, что связь «блиндом» (то есть односторонняя) 25 июля началась с сообщения об авиасбросе почты, именно это событие для всех было первостепенным. Зингер быстро на слух переписывал текст из эфира на бумагу, а мы, столпившись у него за спиной, старались ухватить новости, что называется, с «пылу с жару». Пока шли самые приятные: «П/х «Сухуми» вышел из Архангельска в ночь на 24 июля. Первый пункт захода Русская Гавань, может прийти 27 июля; Генин и Ружицкий вышли с Барьера Сомнений 22 июля…» А дальше — словно выстрел в упор: «Приход Яблонского с Дебабовым необходим. Чижов».

Ну и ситуация! Ведь мы должны начинать с поиска двух человек в тумане при видимости около 150 метров!

Где могут оказаться Генин и Ружицкий, если таяние уничтожило по дороге тракторные следы? А если в тумане они ушли на карскую сторону? Примерно в полдень, когда туман немного ослаб, на их поиски к балку Серпантин отправились Энгельгардт и Перов, и вскоре вернулись с теми, кого искали. Выяснилось, что Генин и Ружицкий нигде на своем пути не встретили признаков пребывания Олега. Теперь Бажев стал срочно готовить свободных людей к поиску. Последующие события так описаны в моем дневнике:

«Вечером 25–го около 18 часов на север уходит поисковая группа — Бажев, Перов, Ружицкий, кок и я. В сплошном тумане выходим на мой створ. Следов здесь уже никаких не сохранилось. Через два с половиной часа мы у Второго Барьера Сзади остается стена сплошного тумана и клочья драных стратусов (слоистых) над головой. Обвязавшись веревками, проходим зону трещин по очень слабым снежным мостам и затем спускаемся по Второму Барьеру у вехи Край.

Снег здесь уже почти стаял и вода ушла Продолжаем идти в связках, хотя трещин нет. Пользуясь сведениями Дебабова, выходим на конец створа, выставленного Олегом. Пока все совпадает с тем, что Женя рассказал еще на Ледораздельной. Продолжаем поиск в оазисе Анахорет, обходим его со всех сторон, но и здесь ничего подозрительного. Все больше укрепляюсь во мнении, что поиск следует продолжить по ручью. Ведь говорил же я Олегу, чтобы он опасался этого проклятого места!

Полдень 26 июля. Хорошая видимость. Вот уже виден балок Анахорет, но перед ним ручей в толще льда, преграждающий нам путь. Мы давно развязали веревки и идем, растянувшись, в затылок друг другу: Перов, кок, я, за мной где–то Игорь, сильно отстал Альберт. Почти напротив балка замечаю две черных точки. Почти одновременно Перов увеличивает скорость, потом останавливается и что–то кричит. Можно только разобрать слово «Олег». Все мы теперь несемся вниз по течению ручья к черным точкам прямо по снежным мостам, не разбирая дороги. На другом берегу ручья видна лыжа с отломанным задником, потом палка, какие–то мелкие разбросанные предметы. А вот и первое черное пятно — промокший рюкзак. А дальше то, что когда–то было Олегом Яблонским.

Он лежит на спине с раскинутыми руками и ногами в мокром снегу конуса выноса ручья. Штормовка подвернута под мышки, вывернут правый карман, сапоги еле держится на ногах, капюшон штормовки стянул слегка потемневшее лицо. Совсем рядом снежный мост, вокруг мелкие трещины. Ребята стоят сняв шапки, Альберт почти шепчет: «Что я скажу твоей матери, Олежка…» Увы, слишком поздно…

Четырехчасовой перерыв в балке Анахорет. Перов сколачивает из лыж сани для перевозки тела. Несмотря на усталость, под впечатлением пережитого никто не хочет есть. Выпиваем по кружке кофе. Тело завертываем в тулуп и крепим веревками к саням».

Картина гибели Олега, в общем, понятна и объясняет, почему я не увидел тела во время посещения балка Анахорет 17 июля. В конце тяжелого маршрута, когда до балка оставалось всего полсотни метров, желание оказаться в жилье поскорее возобладало над элементарной осторожностью, и Олег решил пересечь ручей по снежным мостам, которые еще больше ослабли от таяния после моего посещения. Под тяжестью Олега снежный мост рухнул, и его мгновенно втянуло в тоннель в снежно–ледяной толще. Вместе с ним пропали и сани, которые он тащил за собой. Груз (ледовый бур, рюкзак и карабин) также попали в туннель, где и оставались вместе с телом, когда мы с Перовым побывали в балке. Позже под давлением воды снежная масса была выброшена из тоннеля наружу (последствия гидравлического взрыва, результаты которого я описал в полевом дневнике 15 июля), с ней–то и выбросило тело Олега и рюкзак, тогда как бур, сани и карабин остались в теле ледника. Единственное утешение: судьба Олега выяснилась, в отличие от многих других, погибших при сходных обстоятельствах в Арктике и оказавшихся среди пропавших без вести со всеми вытекающими последствиями. Печальное шествие: Альберт тянет сани за веревочную лямку, я с Первым подталкиваем их сзади, иногда к нам присоединяется Дебабов. Ружицкий идет впереди в качестве разведчика. Поздно вечером добрались до базы, закопав тело погибшего до вскрытия в снежник.

«Сухуми» бросил якорь на рейде бухты Володькиной спустя сутки, и теперь тяжесть пережитого причудливо переплетается с новыми впечатлениями. Хочется отвлечься от тягостных мыслей, пообщаться с новыми людьми. Разумеется, ничто не могло отменить разгрузочный аврал, когда люди работают без различия возраста, должности и былых заслуг даже не сколько могут, а сколько надо. С новыми людьми общаемся в основном расспросами.

— Стоит ли Большая земля?

— Не хуже, чем стояла. С харчами получше стало, водка подорожала, целину осваиваем, кукурузу сеем Вам не приказали?

— Пока обходимся. Сталина–то вспоминают?

— Которые по сталинской путевке Колыму осваивали, те и так не забудут. Другие считают, что без него не победили, как будто Жукова не было… Похоже, управленцы на Никиту злы.

— За анекдоты не сажают?

— Анекдотов много, и за них не сажают. Вы–то как?

— Пока ни шагу назад, а через год домой. Хотя уже не все…

На несколько дней аврал заслонил нас, потеснив даже тяжесть недавней трагедии. Как обычно, при выгрузке множество проблем. Кто–то не учел, что выгрузка будет проходить у нас и на полярке. Какие–то необыкновенной тяжести контейнеры, от которых гнутся грузовые стрелы на судне: в них оказался кирпич, в котором мы не нуждались. Как бы пораньше извлечь из судового чрева табачные изделия для озверевших курильщиков, которые с марта сидят на голодном пайке? И так далее, и тому подобное до бесконечности…