Верю, надеюсь, люблю… - Дарси Блейк

Марни опять повторила имя Лу, так непринужденно, как будто знала ее всю жизнь, и Лу поняла, что они действительно будут друзьями.

— Лу, возьмите, пожалуйста, эту торбочку и плед, а я возьму эти свертки — здесь кое-какие мелочи для парнишек — а Стив принесет мои чемоданы, да, дорогой?

Поднимаясь следом за Марни по ступенькам, Лу безумно хотелось захихикать над тем, как послушно «дорогой» поднял один чемодан, засунул второй, поменьше, под мышку и опередил их, чтобы открыть дверь перед своей старой нянюшкой. Когда он ввел ее в комнату, Марни резко остановилась, минуту обозревая свои владения в полном молчании.

— Ой, милая! Как все изменилось! Прямо-таки Версаль! — Она повернулась к Лу и импульсивно обняла ее со слезами на глазах. Какие-то свертки упали на пол. — Я теперь буду чувствовать себя здесь просто королевой! Такие красивые занавески, и белая мебель, и цветы! — Ее глаза с удовольствием останавливались на каждой детали, не упустив ничего. Лу продолжала стоять с порозовевшими от удовольствия щеками.

Стивен Брайент подобрал с пола упавшие свертки, небрежно швырнул их на постель и протянул:

— Когда вы обе закончите ахать, я хотел бы перекусить. Я сказал Расти, что встречусь с ним в загонах около двух. Пойду переоденусь, пока ланч не на столе. — Проходя мимо Лу, он чуть насмешливо поднял бровь и кивнул, указывая на зачарованное лицо Марни, и Лу поняла, что в душе он не меньше ее доволен тем, что ее тщательно продуманная встреча старой леди оценена той по достоинству.

Наступила очередь ланча. Лу оставила Марни разбирать вещи и отправилась сервировать стол. Она принесла поднос и поставила тарелки и блюда с едой на столе в гостиной, а потом вернулась на кухню, сняла крышку со своей тарелки, которая стояла у плиты, и тоже начала есть. Лу изрядно проголодалась, потому что с раннего утра у нее свободной минутки не было. И это тушеное мясо оказалось почти идеальным. Она вдруг остановилась. Шаги? Да. Тяжелые, решительные шаги — шаги, которые заставляли сильнее биться ее сердце и замирать душу.

Стивен Брайент навис над ней. Ровным, невыразительным голосом он скомандовал:

— Мисс Стейси, будьте добры принести свой прибор и тарелку и присоединиться к нам с Марни в доме. И в будущем попрошу вас всегда есть с нами.

— Но, мистер Брайент, я всегда ем здесь, и меня такой порядок вполне устраивает Возвращение Марни вовсе не причина, чтобы я вторгалась к вам…

На этом разговор был закончен. Две большие руки коснулись ее плеч и, подняв со стула, нетерпеливо встряхнули. Когда ее глаза снова сфокусировались, она увидела, что на нее устремлен взбешенный взгляд серых глаз. Он проговорил:

— Вы сделаете так, как я сказал, слышите? Черт побери, почему вы вечно себя принижаете? Как, по-вашему, мы себя чувствуем, сидя там вдвоем, когда вы забиваетесь сюда? Как, по-вашему, чувствовал себя я? Я бы с радостью пригласил вас и раньше, но я был один, и это показалось бы неприличным. И прекратите смотреть на меня так, будто я чудовище какое-то. Я вас не съем, Марни за этим проследит. — Теперь он, кажется, заговорил саркастически. — Принесите свою тарелку сейчас же! — гаркнул он. Лу взяла ее и послушно пошла за ним.

Она была совершенно ошарашена и не могла ни о чем думать, только поставила тарелку, села напротив Марни и начала есть, чисто автоматически. Вкуса пищи она от волнения не ощущала, и с тем же успехом могла бы жевать солому.

Марни подняла голову и одобрительно улыбнулась:

— Вот и хорошо, милочка. Гораздо приятнее, когда мы все вместе — как настоящая семья. Очень вкусное мясо, правда?

Ее тон был абсолютно бесхитростным, улыбка казалась настолько искренней, что Лу тоже ответила ей благодарной улыбкой, а потом снова опустила глаза в тарелку. Она не видела торжествующего взгляда, которым обменялись добрая старая леди и Стив Брайент.

5

Следующие месяцы были самыми счастливыми в жизни Лу. Зима сменилась весной. Яблони, сливы и абрикосы утопали в цвету, ивы у реки покрылись дымкой молодого пуха, и мягкие, ласковые прикосновения солнечных лучей превратились в живые потоки, предупреждавшие о грядущей обжигающей жаре.

В усадьбе царила семейная обстановка. Лу и ребята все время весело поддразнивали друг друга, и теперь, когда Марни могла следить за хозяйством, Джим перестал по-отечески присматривать за Лу и обратил все свое внимание на сад, где провисающие под тяжестью плодов ветки требовали подпорок, и огород, где надо было бороться с нашествием сорняков.

Лу всей душой откликнулась на почти материнскую, заботу, которой окружила ее Марни. Она старалась во всем помогать и угождать старой леди и впервые после смерти родителей почувствовала себя спокойно и надежно. Она начала приобретать здоровый золотистый загар, который очень подчеркнул красоту ее белокурых волос и фиалковых глаз.

Что касалось Стивена Брайента, Лу прекрасно владела своими чувствами и прилагала все силы, чтобы избежать тесного контакта с ним. Всякий раз, когда он заходил в свой кабинет, она вскоре находила предлог, чтобы уйти. Но оставаясь там одна, она прилежно писала или печатала. Когда Стив хвалил ее и говорил, от какого количества рутинной работы она его избавила, она вспыхивала от удовольствия. Освободившись от обилия писанины, он взял за правило присоединяться к тесному кругу молодых людей по вечерам — теперь, с приближением настоящей жары, они перенесли место встреч на веранду.

Лу привыкла записывать всю необходимую информацию, начиная от результатов оценки шерсти и рыночных цен на откормленный скот и молодняк, до количества осадков на отдаленных станциях, имеющих отношение к огромному хозяйству Стива. Она гордилась тем, с какой точностью могла передавать эти детали по телефону, и в то злополучное утро ответила на настойчивый звонок телефона, не испытывая никаких дурных предчувствий. Она уже подняла карандаш и приготовила блокнот для записей.

— Говорит Сидней — пожалуйста, не вешайте трубку, — прозвучал равнодушный голос далекой телефонистки.

Лу терпеливо слушала разнообразные пощелкивания и позвякивания, которые обычно предваряют звонки издалека.

— Соединяю. Пожалуйста, говорите, Сидней, — еще раз пригласила гнусавая телефонистка.

— Это Ридли Хиллз? — вопросил голос — такой близкий, такой четкий и столь невыразимо знакомый, что в глазах Лу все поплыло. Она с трудом нащупала позади себя кресло Стивена Брайента и тяжело рухнула в него.

— Станция? Вы меня соединили? Я ничего не слышу! — снова заявил досадливый и капризный женский голос.

Лу облизала пересохшие губы и уставилась на трубку, как будто опасалась, что та может ее укусить.