Хозяева Прерии - Сергей Калашников

Странная вообще вещь – технический прогресс. Вот взять к примеру маузер – его не враз и сегодня сделаешь, хотя все же это будет проще чем почти двести лет назад, но ненамного. А вот если отступить от него еще на сто лет, то в те времена ружье вполне можно было изготовить в любой деревенской кузнице.

То же самое и сейчас – для производства боевой ракеты нужно серьезнейшее производство и научные разработки, а вот склепать "Малютку-2" чуть больше чем столетней давности, да нет проблем!

Чертежи? Загляните в любой музей, да и по прошествии сотни лет все грифы секретности давно сняты. Можно хоть полный комплект документации заказать через сеть.

Материальная база, заводы? Да, для массового выпуска таких "изделий" сойдет любая школьная мастерская – твердотельный реактивный двигатель на основе перхлората, корпус который можно склеить из стеклоткани, вытачиваемый на токарном станке гироскоп с механическим (!!!) запуском и три километра стандартного трехжильного провода в катушке.

Стоит такая игрушка просто смешные деньги, а при умелых руках на сборке еще и летает прекрасно. На самой ракете нет вообще ничего дорогостоящего или умного, даже аккумуляторы для привода рулей расположены в пульте управления. Предельно дешевый рассчитанный на массовое производство продукт.

Ну вот наконец расчет замаскировал компактные ракеты, которые в старину назвали ПТУРСами и подтянул провода к пульту. Стартовые позиции расположены в полусотне метров от места, где спрятался в глубоком окопе наводчик-оператор, а остальным надо уходить ещё дальше.

Ага, вовремя они успели. Пара "вертушек" пошла на город, а, поскольку, летят они прижимаясь к земле как раз между склонами просторной долины, то в зоне поражения оказываются надёжно. Пора!

Дымный след искривился, показывая, как оператор подправлял курс снаряда, и закончился цветком разрыва на борту грозной боевой машины. Второй коптер развернулся навстречу угрозе и открыл стрельбу, но ПТУРСу это ничуть не помешало. Оператор навел его так же уверенно, как и первый. Взорвался он с некоторым недолетом, осыпав осколками винтокрылую машину. Та словно споткнулась, завалилась на бок и рухнула на деревья.

Последним до точки сбора добрался толстячок. Запыхался и, присев прямо на землю, вытер потную лысинку. Оператор, восседающий на чемоданчике пульта, протянул ему тыквенную фляжку.

– Хлебни, Кругляш, за упокой душ невинно убиенных членов экипажей и десантных команд двух боевых машин.

– Хлебну. Но сначала воды.

– Ну что, топаем к закладке за новой парой гостинцев, – третий член команды, похоже, уже глотнул, и не прочь повторить, создав для этого повод, естественно.

– Не надо частить. Ведь не идиоты же эти вояки. Сообразили, наверное, что перед тем, как посылать куда-то летательный аппарат, надо по его маршруту прочесать местность и выставить охранение, – Кругляш тоже сделал глоток из фляжки, поболтал её около уха и добавил: – Если Тыква с Ужасным успели у дороги свои огнемётные фугасы пристроить, то на этот транспортник нам выпивки хватит.

Зараза! – ругнулся он в сердцах. – Хреново-то как без связи! Так что, парни, к почтовому ящику двинемся.

Над безлесной равниной, что раскинулась западнее южного окончания Большого Хребта, во множестве развешаны купола парашютов. Десантники выбросились из аппаратов класса орбита-атмосфера и теперь выбирают места для приземления. Их парашюты, направляемые умелыми руками, постепенно прямо в воздухе приняли подобие строя пеленга и несут своих пассажиров в точки сбора.

Тренированные бойцы сразу занимают позиции, перспективные для атаки группы жилых строений, оказавшихся в кольце. Атака идёт сходу. Пока одни стреляют по окнам, другие перебегают, сокращая дистанцию до цели. Рвётся граната, срывая со своего места дверь, и следующая летит в образовавшийся проём. Очередь.

Три парашютиста – последние оставшиеся в воздухе, филигранно высаживаются посреди двора и врываются в одну из построек. Так же беспрепятственно в посёлок со всех направлений входят их товарищи.

Задача выполнена. Потерь нет. Противник не обнаружен. Дома и хозяйственные постройки пусты. А вот в кладовых глазу есть чему порадоваться. Окорока и сыр, сметана, творог, копчёные сосиски. В холодильниках мороженая рыба, картошка в погребе. Воины знают, что с этим следует делать. Жаль, конечно, что побили окна, да и дверь ломать не следовало, никто её не запирал, однако боевой устав предписывает определённую последовательность действий при занятии населённого пункта без разведки.

Что же, завтра взводу предстоит захватить и освободить от жителей следующий хутор, так что с наступлением темноты начнётся марш-бросок на тридцать километров – надо быть последним идиотом, чтобы идти через голую равнину в дневное-то пекло. А пока можно перекусить.

– Ань, ты кукурузовку хорошо спрятала?

– Лучше не бывает. В погребе за ларём.

– Тогда ладно, за ларём не найдут.

– Товарищ сержант, а в этой банке спиртное. И видите, травку в нём местные жители настаивают. Надо бы отведать.

– Верная мысль. При таком обилии закуски не может быть, чтобы люди в выпивке толку не понимали. Только ты ж смотри, чтобы не перебрал никто. Нам к вечеру надо быть в полной боевой.

– Да сто грамм никогда не повредят.

– Ты не путай, ефрейтор сто граммов чистого спирта и шестидесятипроцентную воду, национальный русский напиток, в просторечии рекомый водкой.

– Да он по крепости в самый раз.

– Отведал уже, небось?

– Вестимо. Хозяйка его, видать от мужа спрятала в чуланчике возле хлева. А выпивка качественная. Говорят, местные всё на кукурузной самогонке настаивают, знают они в этом толк.

– Ань, а чего они из дому носа не кажут? Уже смеркается, а никакого движения. Дрыхнут, что ли? Так хоть часового бы выставили!

– Наверное, есть часовой, только он на виду не маячит, а сидит спрятавшись и по сторонам поглядывает.

Мужчина и женщина спятились вглубь кустарника.

– Гейка, паршивец, а ну слазь с дерева. Увидят тебя, и всем нам тогда не поздоровится.

– Не увидят. Я отсюда засёк, как один солдатик бутыль нашёл возле хлева и в дом затащил. Ты же, мам, говорила, что если из неё глотнуть, то умрёшь.

– Ну так такого дурака, чтобы настойку карачун-травы выпил на всей Прерии не сыщешь. Она ведь чтобы корове укусы насекомых обрабатывать.

– Мам! Они не с Прерии.

– Ой! Беда! Это ж батька наш надорвётся, пока такую уйму покойников позакапывает!

– Вы, предки, совсем от страха думать разучились. Привязать трупы к корове, она и отволочёт солдатиков в Косую падь. А там свинослоны их быстро приберут.

– Неправильно это, Гейка, не по-христиански оставлять покойного без погребения.

– Ага. А гранату в чужой дом бросать, это, конечно, образец христианского смирения, – вмешался отец. Ясно, что махать лопатой, у него никакого желания нет. – И стоит поторопиться, пока не завоняли, а то нам потом дом не отмыть. Гейка, приведи Пеструху и Красаву, Анна – прикрывать Гейку. А я пошёл мертвяков вытаскивать. И ты ж смотри мне, чтобы верёвки отвязывал, а то не напасёшься их.

Оленьке страшно за Цуцика. Ну и что, что он большой и сильный, но ведь такой доверчивый и совсем не боится людей, а пуля – она любого убить может. Семейство ихнее, как сигнал опасности получили, сразу укрылось, а вот позвать с собой всеобщего любимца не получилось. Он же не домашняя кошечка – приходит и уходит когда ему вздумается. И в этот раз где-то пропадал.

Нашла его Оленька ещё совсем маленьким молочным котёнком когда косила траву. Не руками, понятно, а на мотокосилке. На двадцать-то коров свежей травы наготовить да привезти без техники – это не фунт изюму. Так вот при косьбе она зверька и обнаружила. Выглядел он потерявшимся и несчастным, жалобно мяукал и на предложенное ему молоко, что было прихвачено к обеду, отреагировал положительно. Присосался к горлышку бутылки, как к материнскому соску и Оле оставалось только надавливать на мягкий пластик, ускоряя поступление пищи в рот.

Естественно малютку-саблезуба она опознала с первого взгляда. Не маленькая уже тогда была – двенадцать лет. И училась хорошо, и дома по хозяйству ребёнком себя не чувствовала. И, рассудив, что не иначе, остался детёныш сиротой, забрала его домой. Его ведь и съесть могут беззащитного и голодного. Весил он тогда немного и делянку докашивал со своей спасительницей сидя у неё на коленях за рулём косилки.

Рос он на удивление медленно, а вот навыки домашнего животного приобрёл в два счёта. Принимал ласки и выпрашивал подачки, устраивался на постели рядом с любым, кто его не спихивал и, случалось, шкодил, за что получал по заднице мокрым полотенцем. За год он увеличился в размерах примерно вдвое и был уже размером со средних размеров собаку, когда однажды ночью под окнами их дома раздался грозный рык. Цуцик вскочил с подстилки у Олиной кровати и мяукнул уже у двери. Попросился.