Дочь писателя - Анри Труайя

— Да, да, я понимаю, — согласился Арман.

У него больше не было семьи. Он разговаривал с посторонним человеком. Стараясь убедить ее, Арман только понапрасну терял время. Готовый кончить разговор обидной фразой, он в последний момент взял себя в руки. Может быть, не все еще потеряно. Ему следует быть помягче, делать вид, что он поддерживает Санди в ее заблуждениях и постепенно вернуть себе былое влияние на дочь, отнятое авантюристом. Отныне он вступает в схватку нового рода, схватку с бесшумными нападениями и искусной защитой: поединок отца с любовником. Чтобы привести в действие свою стратегию, он для начала пригласил Санди и Жана-Виктора Дезормье к себе на ужин, в один из ближайших дней. Это удивило и взволновало Санди, и она воскликнула:

— Ну конечно, папа!.. А когда?

— Тебе решать, — сказал он. — Вы оба так заняты!

— Ты прав. Как говорит ЖВД: «Нас рвут на части!» Подожди минутку, я спрошу у него.

Он услышал, как она что-то сказала в сторону. К сожалению, ему не удалось разобрать ни слова. Когда Санди взяла трубку, Арман был измучен, на ладонях выступил пот, а на губах застыли горькие слова. Однако дочь так обрадовалась результату, что он на минуту позабыл о своей обиде.

— Да! — сказала она. — Мы все-таки нашли один свободный вечер и можем прийти к тебе на ужин. Что, если мы зайдем в следующую пятницу, в девять часов?

— Отлично! — воскликнул он с облегчением, которое вскоре показалось ему несколько преувеличенным.

Как только он положил трубку, дурные мысли вновь одолели его. Он обозвал себя неисправимым простаком, которому суждено поддаваться на обман любовника дочери, самой дочери или собственного издателя. В какой-то момент Арман подумал, что, возможно, отнесся бы к поведению Санди более спокойно, если бы она вышла за ЖВД замуж, вместо того чтобы афишировать свою связь с ним перед всеми фотографами и журналистами Франции. Она кичилась своим непристойным поведением, и это было для него оскорбительным. Дочь превратила свою страсть в орудие рекламы и пользовалась ею, чтобы привлечь внимание к книгам любовника. Такое поведение еще можно простить замужней женщине, но никак не любовнице, и она не может пойти на это, не задевая порядочных людей. Стоило Арману произнести этот приговор, как он счел его приметой старомодной морали. Если он хочет оставаться современным, ему просто необходимо смягчить суждения. Сегодня только мертвые имеют право на твердость.

В последующие два дня он обсудил с Анжель предстоящий ужин. Арману хотелось, чтобы он был простым, но при этом оригинальным и сытным. Вопреки возражениям горничной Арман трижды переделывал меню. В конце концов он остановился на утке с оливками, а в качестве гарнира выбрал картофель с молоком, маслом и сыром. На десерт — шоколадный торт, приготовленный по старинному рецепту Изабель. Ужин будет несколько тяжеловат, но, насколько заметил Арман, у ЖВД очень хороший аппетит.

В назначенный день Анжель посвятила все свое время хозяйственным делам и кухне. Арман прохаживался от письменного стола до плиты и обратно, хотя ни в том, ни в другом месте ему нечего было делать. С половины девятого вечера он стал прислушиваться к звукам на лестнице, к стуку дверей лифта. Ровно в девять гости все еще не приходили, и он всерьез забеспокоился. Десять минут десятого, пятнадцать минут — по-прежнему никого. Арман выглянул в окно гостиной. Ничего необычного. На улицах беззаботного города суетились прохожие, машины проходили одна за другой, а он, сидя в своей берлоге, воображал самые ужасные несчастья. В половине десятого он не удержался и набрал номер дочери. Телефон зазвонил в пустоту. Сработал автоответчик, и Арман услышал: «Вы позвонили Санди Буазье и Жану-Виктору Дезормье. Нас нет дома. Оставьте, пожалуйста, сообщение после короткого гудка. До свидания».

Арман растерялся и повесил трубку. Лучше молчание, чем этот неживой голос дочери, произносящий банальную фразу. Они ушли. Наверное, к нему. Небольшое опоздание. Все не так серьезно. Но нет: в десять часов их по-прежнему не было. Неужели они забыли о нем? Они получали столько приглашений, немудрено и перепутать! Но их ждал не какой-нибудь светский знакомый, а отец Санди! Если она вдруг и не вспомнила о нем (Санди всегда жаловалась на память), то ЖВД, он-то помнил за двоих! К тому же он поминутно заглядывал в записную книжку. Нет, их поведение непростительно. Они не имеют права, думал Арман, обращаться так с человеком его возраста, его положения. В половине одиннадцатого Анжель робко спросила его, что делать:

— Вы же знаете, месье, у них это могло просто вылететь из головы! Им ведь столько всего надо помнить! В любом случае, на кухне все готово. Я поставила разогревать утку в микроволновую печь. Я подам вам ужин.

Арман выпрямился и произнес, стараясь казаться спокойным:

— Нет-нет, Анжель. Оставьте…

— Вы правда ничего не хотите? Через минутку все будет готово. И пахнет так хорошо!

— Верю, но я не голоден. Уже поздно. Идите.

— Ну хоть кусочек!

— Я же говорю вам: нет! Спасибо. Идите домой. До свиданья, Анжель.

Горничная ушла расстроенной, будто ее лишили праздника. Оставшись один, Арман снова позвонил Санди. Опять автоответчик! Она не вернулась. У кого проводит она этот вечер, которого он так дожидался? Возможно, однажды он узнает об этом из иллюстрированного журнала. А вдруг ей просто что-то помешало, вдруг произошел несчастный случай? Но ведь улица Висконти и улица Сен-Пер находятся по соседству. Вероятно, они решили пойти пешком. И что тогда? Пешеходы не застрахованы от лихача-водителя, от нападения хулигана, да и просто от недомогания на улице… Поборов тревогу, Арман еще раз позвонил дочери, по-прежнему безрезультатно, выпил стакан воды и лег спать без ужина.

В три часа ночи он проснулся, хотел зажечь лампу у изголовья, но снова упал на подушки в изнеможении и забытьи, как это с ним иногда бывало. Он вдруг захотел умереть этой ночью, чтобы наказать дочь за нанесенную обиду. Однако ему стало лучше. Он уснул, сожалея о том, что его болезнь не так серьезна, чтобы заслужить ее внимание.

VIII

На следующий день Арман не мог дождаться девяти утра, чтобы позвонить Санди. К тому же объяснение, на которое он рассчитывал, было слишком серьезно для телефонного разговора. Он хотел, чтобы Санди немедленно пришла к нему, чтобы он мог, глядя дочери прямо в глаза, поговорить с нею о сорванной встрече. К счастью, уже после первого гудка Санди сняла трубку. Голос у нее был приятный и спокойный, как обычно. Она сказала, что никак не может прийти на улицу Сен-Пер сейчас же, потому что с минуты на минуту ждет звонка, очень важного для ЖВД. Он сам в этот момент находится на переговорах в издательстве «Дю Пертюи». Санди спросила отца, не может ли он перезвонить после обеда, чтобы договориться о времени, удобном для них обоих. Это было уже слишком для Армана, который нервничал и проявлял нетерпение.