Клуб любителей фантастики, 2013 - Валерий Гвоздей

Изредка, из кипящей жижи, вместе с густым паром поднимался новый пузырь. Через секунду, на один короткий миг, в нём вспыхивало ослепительное пламя. Так рождалась новая вселенная.

«Интересно, а они хотя бы догадываются, что за ними наблюдают?», — думал он, окидывая взором похожее на радужную крупнопузырчатую мыльную пену скопление. Смотритель обратил внимание на обособленную группу пузырей. Здесь находились вселенные, которые он хотел уничтожить, но по какой-то причине отсрочил своё решение. Взяв одну из сфер, он приблизил её к лицу. «Ничего нового», — сказал он сам себе, — «пора в котёл».

Но тут смотритель заметил, что среди пустых и бездумных идей этого мира, сквозь бесполезное и бесцельное суетливое копошение, среди ненависти и равнодушия виднеется ещё что-то. Редкие и едва заметные искры света, несущие спокойствие и доброту. И самое неожиданное и удивительное — зарождение таких чувств, как любовь и сострадание. Смотритель немного подумал и отправил пузырь в общую пену. «Пусть живут», — решил он, — «дам им шанс, а там посмотрим».

И тут ему, всего на одно короткое мгновенье, показалось, что кто-то большой и ощутимо сильный взглянул на него. А потом он опять вернулся к своим мирам. Смотритель не спешил, впереди у него была целая вечность.

«Ну что ж, тогда живи и ты пока», — сказал себе кто-то большой и сильный и отправил пузырь со смотрителем из карантина в общую массу. А затем задумчиво посмотрел вверх, словно пытался разглядеть кого-то в бесконечной пустоте. ТМ

Оксана Устинова

ПРОСТАЯ МАТЕМАТИКА

4'2013

Рвануло так, что заложило уши. Меня-швырнуло на пол, потом наступила темнота. Я схватился за глаза, не сразу сообразив, что просто вылетело освещение. Взвыла сирена, и зазвучал лишённый интонаций голос корабельного автодиспетчера:

— Внимание, тревога! В столовой авария уровня К-14!

Через несколько секунд включилось тускло синеватое аварийное освещение.

Я ощупал ноги и руки. Ныло ушибленное плечо, но в остальном — порядок. Поднявшись, я кинулся к Маше. Она сидела на полу рядом с перевёрнутой тарелкой спагетти и потирала голову:

— Со мной всё хорошо. Что это было?

Я осмотрелся: капитан жив и уже поднимается на ноги. Старпом стоит на четвереньках, мотая головой. Семёныч без движения лежит на полу.

— Мария, окажи помощь пострадавшим, — скомандовал капитан, но Маша уже извлекала из ниши в перегородке свой докторский чемоданчик.

— Нужно выяснить, что произошло. Проверьте всё, — добавил кэп.

Старпом чертыхнулся и заковылял к пульту, его руки закружили над светящимися разноцветными точками. Вспыхнул голографический дисплей.

Я снял с шеи цепочку с прибором для химическою анализа. Вообще-то я ношу ею из упрямства. Сейчас это ни к чему — на кораблях стоят мощные фильтры, которые защищают от любых химических или нуклеарных проникновений. И настраиваются они централизованно.

Но я люблю всё контролировать сам, хоть ребята и посмеиваются надо мной. Я протёр прибор рукавом, глянул на цифры и оторопел. Состав воздуха отличался от стандартного, но «примесь» была прибору не известна. Я повернулся к капитану:

— Кэп, у нас проблемы. Судя по всему, фильтры корабля что-то пропустили.

— Капитан, аналитическая система корабля зафиксировала направленный взрыв, — сказал старпом.

— Кэп, — раздался голос Маши. — Семёныч серьёзно ранен!

Наш старенький специалист по контактам лежал на полу и тяжело дышал. Мы кинулись к нему. Маша поправила медицинский куб, лежащий у него на груди. Она подняла на нас глаза, и стало ясно — дело плохо.

Инъекции подействовали, и Семёныч открыл глаза.

— Это линерсы. Они всегда так… так действуют, — сказал он, с трудом выговаривая слова, и закашлялся.

— Стимуляторов хватит минут на пятнадцать, — тихо сказала Маша капитану.

— Проведём совещание прямо тут, — скомандовал кэп, и мы уселись на пол.

— Думаю, что линерс один, они всегда работают поодиночке. Он… мог проникнуть в систему вентиляционных шахт… в виде разрозненных молекул. Похоже, это произошло на последней стоящее в Антарике. Иначе он попытался бы взорвать нас… раньше, — заговорил Семёныч, веки его полуприкрытых глаз подрагивали.

— Чушь! — воскликнул я и наткнулся на осуждающий взгляд Маши. Взяв себя в руки, я тихо пояснил:

— Защитные системы нашей посудины почуяли бы молекулы поганца. А сейчас мы имеем дело с пыльцой, которой даже в каталоге моего анализатора нет.

— Допустим, Семёныч прав, — задумчиво сказал капитан. — Линерс пробрался на корабль прямо в вентиляцию в виде облака молекул, притащив «в стае» вредоносную пыльцу, доселе нам неизвестную. Он устроил взрыв, но что-то пошло не так, раз мы всё ещё живы. Что он сделает дальше?

— Я не химик, — хрипло сказал Семёныч. Видно было, как тяжело ему говорить.

— Но я знаю психологию линерсов. Каждая их молекула как… процессор, логика рационального… Точный удар… быстро решить. Если не получилось… это значит… первая попытка нового. Он повторит. И уже не ошибётся.

Наступила тишина. Даже старпом отвернулся от пульта в нашу сторону.

— Н-да, — протянул он. — Хорошенькая вырисовывается перспективка.

Меня охватило нехорошее предчувствие, и я углубился в изучение данных на своём приборе. Но увидев их, я чуть не уронил анализатор:

— Кэп, эта дрянь мутирует.

Я смотрел на формулы. Пыльца будто медленно «готовилась», меняясь каждую минуту, как брикет пищевой биомассы на глазах превращается в жаркое или студень.

— Возьмём за основу версию о взрывчатке. Сколько нужно времени системе очистки корабля, чтобы убрать примесь?

— Около трёх часов, — ответил я.

— Минус десять минут. Столько уже работают системы очистки, — отозвался старпом.

— Он успеет… осуществить, — Семёныч говорил совсем слабо и хрипло, и моё сердце сжалось.

— Значит, придётся его остановить, — голос кэпа звучал чётко и ровно, это придавало уверенности.

Семёныч обвёл каюту мутным взглядом, но мне показалось, что он ничего.

— Долго в молекулах… он не может. Восемь часов… и надо в тело…

— Мы отчалили почти восемь часов назад, — отозвался старпом. — И если линерс проник на судно в порту Антарики, то время пришло.

Маша приложила ладони к губам и тихо спросила:

— Значит, мы умрём прямо сейчас?

— Нет, — с трудом протянул Семёныч. — Он не захочет погибнуть… распад на молекулы можно через час… иначе смерть… ему надо переждать час в теле…