Спасенный любовью - Дженнифер Эшли

Элинор развела руками.

— Как только закончу поиски, Харт.

Не выдержав, он схватил бюро и в ярости швырнул его на пол. В этот момент послышались шаги, и в комнату вошел Йен, смотревший на брата с осуждением.

Элинор повернулась к нему и с радостной улыбкой воскликнула:

— А вот и ты, Йен! Пожалуйста, отведи Харта вниз. Я скорее справлюсь, если он не будет крушить здесь мебель.

Герцог шагнул к ней, Йен попытался его остановить, но Харт оттолкнул брата в сторону. Элинор попятилась и пронзительно взвизгнула, но Харт подхватил ее на руки, затем взвалил на плечо и прошел мимо брата к двери. Йен на сей раз не стал вмешиваться, и герцог вынес Элинор на лестничную площадку.

— Йен, захвати мой сверток! — крикнула она. — Харт, отпусти меня! Это же нелепо!

Экипаж герцога подкатил к дому и остановился под фонарем, от света которого туман приобрел болезненно-желтый оттенок. Харт наконец-то поставил Элинор на ноги и, положив руку ей на плечо, принудил спуститься по ступенькам, затем подтолкнул к карете.

Элинор подчинилась, но все же проворчала:

— В самом деле, Харт, ты… — Увидев случайного прохожего, она замолчала, решив не устраивать сцену на улице.

Харт усадил ее в карету, захлопнул дверцу и, усевшись рядом с ней, велел кучеру ехать на Гросвенор-сквер. Он прекрасно знал, что Элинор не останется в экипаже, если не удержать ее силой.

От фотографий, которые она нашла в магазине, просто дух захватывало. Харт во всем своем великолепии!

Надев халат, Элинор села за стол в своей комнате и разложила перед собой снимки. Новое бальное платье, которое она решила надеть сегодня вечером, лежало в изумрудном сиянии на кровати.

Йен — дай Бог ему здоровья — принес ей сверток, когда вернулся к Харту, и он даже не спросил, что в свертке. Элинор дождалась, когда Мейгдлин уйдет ужинать, и только после этого разрезала бечевку, развернула коробку и разложила на столе фотографии.

Всего их было двенадцать, и шесть из них были сделаны в той же комнате, что и снимок, на котором Харт смотрел в окно. Остальные шесть — в комнате поменьше, убранство которой напоминало дом в Хай-Холборне.

Элинор придвинула к себе одну из фотографий — не похожую на другие. Харт на ней не был голым. Глядя прямо в камеру, он стоял в килте в клетку клана Маккензи и весело смеялся. При этом одна его рука упиралась в бедро, а вторая была вскинута вверх с открытой ладонью, как будто он предупреждал фотографа: не фотографировать! Но затвор уже сработал.

В результате Харт получился таким, каким и был на самом деле, вернее — был когда-то. А был он озорным плутом с очаровательной улыбкой… Именно того Харта молоденькая Элинор Рамзи и полюбила много лет назад.

Харт частенько смеялся над ней, заставляя и ее смеяться. И он не боялся рассказывать ей обо всем — о своих амбициях, мечтах, о своих волнениях по поводу братьев и о злости на отца. Он приезжал к ней в Гленарден и, лежа среди роз в саду, положив голову ей на колени, делился своими секретами, а потом целовал ее, как пылкий любовник, а не скромный поклонник. И сегодня, вдыхая запах алых роз, Элинор вспоминала его губы, его поцелуи, его объятия…

— О Господи… — прошептала Элинор. Стоило ей отдаться воспоминаниям, как глаза наполнились слезами. Что ж, ничего удивительного. При всех своих недостатках Харт был полон жизни, был весел и энергичен, и она любила его.

Да, прежний Харт был окрылен надеждой и умел смеяться, но сохранил лишь свою одержимость. Увы, этим человеком владела одержимость… Элинор читала в газетах, как он последовательно перетягивал на свою сторону, одного политического деятеля за другим, вызывая у них желание следовать за ним. Но с восхождением к власти Харт менялся, становился совсем другим человеком. И то, что Элинор увидела в его глазах утром в вестибюле, когда он загородил ей выход на улицу, а также потом, когда он застал ее в доме в Хай-Холборне, наводило на размышления… Похоже, он стал жестким и одиноким человеком, склонным к вспышкам гнева по малейшему поводу. И никакой больше улыбчивой восторженности, никакого смеха…

Элинор отодвинула от себя этот снимок и придвинула другой. Здесь Харт все еще улыбался в камеру, но уже — деланно, неискренне. А килт с падающими на пол складками он держал в руке.

Герцог был очень красивым мужчиной, на редкость красивым. Элинор провела пальцем по его груди на фото, вспоминая, какая она на ощупь. Сегодня днем, когда Харт завел ей руки за спину, он снова дал ей возможность ощутить его силу. Она была всецело в его власти и знала, что не сможет уйти, пока он ее не отпустит. Но она не испугалась, а, напротив, испытала тайный восторг, усиливший пульсацию крови в ее жилах.

— Элинор, ты готова?!

Услышав за дверью голос Изабеллы, Элинор вздрогнула от неожиданности. Смахнув фотографии в коробку, она едва успела засунуть ее в нижний ящик стола, когда в комнату вошла Изабелла, шуршавшая серебристым атласом и тафтой.

Замкнув ящик, Элинор спрятала ключик в корсет.

— Прости, Иззи, — сказала она. — Я только что закончила одно дело. Ты поможешь мне одеться?

Харт точно уловил момент, когда Элинор влилась в толпу, заполнявшую бальный зал в его особняке.

На ней было изумрудного цвета платье с глубоким вырезом, турнюр — более скромный, чем у других дам, а верхняя юбка ниспадала к полу волнами атласа. Фасон платья сразу привлекал внимание к ее талии, обтянутой плотным корсажем, и к декольте, обрамляющему пышную грудь. Шею же украшало ожерелье в виде скромной золотой цепочки с изумрудной каплей, а в ушах, в тон платью, поблескивали изумрудные серьги.

До появления Элинор Харт думал о Дэвиде Флеминге — тот был в палате общин его глазами и ушами. Ведь сегодня Флемингу предстояло с помощью своего красноречия склонить на сторону Харта еще нескольких колеблющихся по вопросу вотума недоверия Гладстону.

Харт знал, что близится время, когда он сможет вынудить Гладстона уйти в отставку и либо признать, что коалиция Харта уже имеет большинство, либо объявить выборы, на которых он, Харт, постарается победить.

«Склони их на нашу сторону любыми способами», — сказал Харт Флемингу, и тот, очаровательный и коварный как змея, заверил Харта в успехе.

И вот теперь, стоило Элинор войти в зал, как все мысли о Гладстоне и выборах мгновенно вылетели у него из головы — теперь он думал только об Элинор.

А она, казалось, источала сияние… Харт впервые увидел ее в красивом наряде, а не в обычном для нее безобразном платье из хлопка или саржи; к тому же Элинор носила эти свои платья застегнутыми наглухо. А бальный наряд… О, он заставил ее блистать! Должно быть, это Изабелла одолжила ей одно из своих платьев или же купила для нее новое — но результат вышел ошеломляющим, и Харт не мог оторвать от нее глаз.