Пиастры, пиастры!!! - Стивен Робертс

А между тем мозг мой лихорадочно работал, соображая, как быть дальше. Выдать друга я не мог, в то же время с радостью выдал бы Гарри. До сих пор не забыл бедного Тома.

— Мистер Бёрк, я искал Проглота…

— Проглота, говоришь? И на кой он тебе понадобился ночью?

— Крыса, сэр… Она шебуршит и не даёт уснуть.

Боцман не поверил. Он испытующе вглядывался мне в глаза.

— Что ж ты так трясёшься? Неужто так меня испугался?

Я думал лишь о том, чтоб поскорее убраться отсюда.

— Простите, сэр… — прошептал я. — Давайте поднимемся на палубу…

— Ты чего‑то боишься? — спросил он, заглядывая в мои глаза, и я вновь вздрогнул — не услышали ли нас?

Мне было жутко. В лунном свете белки глаз боцмана сверкали, казалось, что не мистер Бёрк, а бледный мертвец уцепился своими когтями и сейчас вдруг рванет к себе, вопьется в горло. И вдруг пришла мысль — а сам то он что тут делает? Ведь вахта не его…

— Нет, не совсем. Мне просто дурно стало…

Он отпустил мои плечи. Я с опаской взглянул назад, за ящики… Ни движения. Услышали ли нас?

— Что ты слышал? — вдруг спросил мистер Бёрк.

К этому моменту я твердо решил не выдавать Джона, что бы ни случилось.

— Ничего, сэр. Просто я продрог, искал место потеплее для сна…

— Врешь! — голос боцмана вдруг стал твердым и слишком громким. — Ты что‑то задумал!

Я застыл. Никогда раньше не повышал он свой голос. Теперь я не сомневался, что мы услышаны. Оставалось лишь надеяться, что Джон не догадается о том, что я подслушивал.

— Н‑нет, сэр…

— Ты знаешь что‑то, о чем должен знать капитан? — спросил он напрямую, с дьявольской проницательностью, и мне стало не по себе. Неужели он догадался обо всем? Тогда нам конец — громила Гарри запросто свернет шеи обеим, и вскрикнуть не успеешь.

— О чем вы, сэр? — голос мой дрожал, но я стоял на своем… — Я ничего плохого не сделал…

— Билли свой парень! — вдруг раздался за моей спиной голос. — Он ни за что не выдаст друзей. Правда, Билли?

Джон вышел из тени.

Гарри стоял за спиной Джона. В его руке отливала огнём сталь.

— За борт его, капитанского прихвостня!.. — зашипел он.

— Гарри, не суетись. Уверен, Билли с нами.

— Так ли это? Он всё вынюхивает.

Гарри схватил меня за ворот, меня едва не стошнило, так дурно от него пахло. Щека моя почувствовала холод клинка.

— Что, щенок, вынюхиваешь? Тебя Скиннер подослал? — он впервые неуважительно назвал капитана просто по имени.

— Н‑нет… — голос мой дрогнул.

Я набрал в грудь побольше воздуха, и вдруг, неожиданно для себя самого вскрикнул:

— Убери от меня руки!

Желудок мой сжался в комок, так испугался я собственных слов.

— О, щенок рычит! — Гарри демонстративно отстранился, но меня не пустил.

— Отпусти его, Гарри! — снова я услышал голос Джона.

Это меня приободрило.

— Руки!.. — сказал я уверенней, и Гарри ослабил хватку.

— И что? Отпустить тебя к капитану, поплакаться?

Кровь ударила мне в голову.

— Сам иди, плачься! Я никогда никому не рассказываю то, что не нужно!

Может, говорил я несколько сумбурно и срывался, но Гарри вдруг отпустил.

Мне не понравилось, что мистер Бёрк всё это время безучастно наблюдал, в то время как Джон хоть как то вступался за меня.

— Вот видишь, Гарри! Я ж говорил, что Билли славный парень, есть в нём стержень, и он на нашей стороне. Билли?

— Я не знаю, что вы затеваете, но капитан мне не друг и не отец, и я не собираюсь о чём‑либо ему докладывать. Это ваше дело…

— Ваше? — Гарри вновь завёлся. — Да нет, малыш, НАШЕ. Ты теперь либо с нами, либо…

— Либо?

Гарри вновь приставил нож к моей щеке.

— Либо концы в воду…

Я промолчал. Я не мог говорить.

— Я…

— Да?

— Я с вами…

Я понял, что боцман в курсе. Недовольство капитаном было шире, чем я предполагал. Оно и неудивительно — людям всегда мало того, что есть, и постоянно хочется больше. А капитан Скиннер щедростью не отличался. В конце концов, жадность его и сгубила.

Глава 12. Капитан Ингленд

На марсовой площадке качало немилосердно, но зато здесь было прохладно. Зной, отдаваемый досками палубы, не достигал середины мачт, и даже смолой и дёгтем тут почти не воняло. Я дышал всей грудью, всматриваясь вперёд в поисках земли. Голубое небо без единой тучки, чистое до самого горизонта, сливалось с морем. Трудно было различить, где проходит тонкая граница между небесной синью и морской лазурью. Любуясь уходящими вдаль барашками волн, я не сразу заметил белое пятнышко, похожее на пушинку, гонимую волной.

— Парус на три румба влево! — закричал я, рассмотрев то, что привлекло вдруг взгляд.

Пушинка росла, увеличивалась, стали различимы обводы корпуса и иглы стеньг над парусами. Три мачты, две орудийные палубы — порты были открыты, нетрудно было различить жерла пушек, выглядывающие из бойниц. Грозное предупреждение.

Корабль приближался, следуя к нам фордевинд под всеми парусами.

В мирные времена корабли часто сходились в море, для обмена новостями или товаром. Наш капитан предпочитал расходиться курсом. Но на этот раз разойтись было не суждено. С завидным упорством чужой парус преследовал нас, ложась на левый галс, наперерез нам. Я мигом спустился вниз, хотя сверху чувствовал себя в несколько большей безопасности, чем на палубе.

Как не бесился капитан, но встречи этой избежать не мог.

Корабль приближался, скоро можно было различить флаг…

— Пираты! — в ужасе закричал второй вахтенный, на корабле началась суета, более похожая на тихую панику. Капитан ринулся в каюту, и я неожиданно для себя самого побежал за ним. Я хотел спросить, что предпринять, но капитан Скиннер вскочил в каюту, не позаботившись запереть дверь. Я остановился, не зная, как быть дальше. Мне вдруг стало любопытно, куда ж он так спешил? Спрятавшись за переборкой, я стал наблюдать за ним в щель.

Как я и предположил, капитан первым делом бросился к тайнику. Он поднял несколько дощечек пола и вытащил шкатулку, затем заметался по каюте, прижимая ее к груди, видимо не зная, куда пристроить понадёжнее. Затем решился. Вынув из шкатулки мешочек, он дрожащими руками высыпал его содержимое в початую бутыль с вином. Всё остальное запер обратно на замочек и, не найдя лучшего места, спрятал обратно. На всё это у него ушло всего несколько минут, и я не мог не удивиться его сообразительности в трудную минуту. Решив более не рисковать, я тихонько поднялся на палубу.

Корабль под чёрным флагом медленно приближался.