Император Всероссийский Николай II Александрович - Наталья Черникова

Император был готов пойти на любые другие уступки – расширить права местного самоуправления, устранить излишние стеснения печати, пересмотреть закон об инородцах, ввести начала религиозной терпимости и государственное страхование рабочих, обеспечить самостоятельность судов… И все это действительно делалось. Но на все намеки, предложения и даже требования созыва народных представителей или земского собора он еще в январе 1905 г. отвечал: «Что же мне делать, если это против моей совести?»

Наступил февраль. Судьба войны решалась в мукденском сражении, а газеты помещали статьи самого пессимистического характера, общественные лидеры требовали представительства с широкими правами вплоть до подчинения ему правительства, а ближайшие сановники и даже родственники со всех сторон уговаривали уступить, пока не стало слишком поздно, пугали революцией, народными волнениями, расколом общества…

Великий князь Сергей Александрович.

Время требовало от него решительных действий, а вокруг императора все меньше оставалось людей, на кого он мог опереться, кто разделял с ним веру в необходимость сохранения в России неограниченного самодержавия. Одним из этих немногих был великий князь Сергей Александрович. Но утром 4 февраля 1905 г. случилось несчастье. При выезде из Кремля в карету великого князя была брошена бомба. Карету разнесло в щепки, а пассажира разорвало на мелкие куски, так что не все части тела удалось впоследствии собрать. Для Николая II это было ударом. А между тем он не мог даже поехать на похороны (в отличие от других великих князей Сергей Александрович был похоронен не в Петербурге, а в Москве, в Чудовом монастыре). Императору доносили, что террористы готовят покушение и на него, а его гибель могла стоить России чрезвычайно дорого – шла война, наследнику не было и года, а брат Михаил стоял далеко от государственных дел.

В конце концов 18 февраля император подписал рескрипт на имя министра внутренних дел А. Г. Булыгина с поручением разработать проект привлечения «достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предположений». Речь шла ни много ни мало как о создании представительства – Государственной думы – той самой «парламент-риляндии адвокатов», о которой император еще недавно отзывался как о ненужном и даже вредном для России учреждении. Сложно даже представить, какой прессинг должен был испытывать Николай II, чтобы решиться на такой шаг, но раз решение было принято, он уже не сходил с избранного пути. Манифест об учреждении Государственной думы был подписан 6 августа. Дума должна была стать законосовещательной и собраться на первую сессию в середине января 1906 г. События, однако, приняли совершенно иной, драматический оборот.

1905 год

Этот год стал временем испытания не только политической воли Николая II, но и его веры в монархизм русского народа.

Все началось вечером 8 января, когда императору сообщили о готовящейся в Петербурге рабочей манифестации и принятых полицией для ее предотвращения мерах. На следующий день выяснилось, что размах движения был гораздо больше, нежели думал Николай II. Уже несколько дней, как бастовавшие рабочие задумали принести петицию о своем тяжелом положении царю в Зимний дворец. Манифестация состоялась, несмотря на предупреждения градоначальства о ее запрете и отсутствие Николая II в столице – император с семьей первую зиму жил тогда в Царском Селе.

В воскресенье, 9 января, рабочие с утра выступили несколькими колоннами из разных частей города, чтобы к 2 часам дня сойтись у Зимнего дворца. Некоторые несли иконы и царские портреты. Всего в шествии участвовало до 300 тысяч человек. Дойдя до кордона войск, демонстранты не остановлись: впереди шли руководители, которые увлекали за собой толпу. Не остановливал их и холостой залп. В некоторых местах офицеры пытались уговорить рабочих повернуть назад. И были случаи, когда в ответ из толпы раздавался выстрел. В конце концов войска открывали огонь и толпа рассеивалась. По разным данным, 9 января погибло от 96 до 130 человек и было ранено несколько сот. Но поражало не столько количество убитых, которое молва сразу же преувеличила, сколько сам факт массового выступления и столкновения толпы с войсками на улицах столицы. «Тяжелый день! – записывал Николай II вечером в дневнике. – В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!» Но еще больше, чем сам факт выступления, возмутило его содержание петиции, которую несли рабочие. После ее прочтения у царя исчезли всякие сомнения в том, что шествие было организованной революционерами провокацией.

Петиция начиналась понятными всем словами о тяжелой жизни трудящихся, причем краски все больше сгущались. «Нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества…» «Весь народ рабочий и крестьяне отданы на произвол чиновничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей, совершенно не заботящегося об интересах народа, но попирающего эти интересы». «Мы немногого просим, – заявляли составители петиции, – мы желаем только того, без чего наша жизнь – не жизнь, а каторга…» Далее следовали собственно «просьбы». На первом месте стояла самая «главная просьба; в ней и на ней зиждется все, это главный и единственный пластырь для наших ран» – немедленный созыв Учредительного собрания, выборы в которое должны проходить при условии всеобщего, тайного и равного голосования. Затем следовало еще 13 требований, в том числе политическая амнистия, гражданские свободы, ответственность министров перед народом, прекращение войны по воле народа, отделение церкви от государства, свобода стачек, отмена выкупных платежей, постепенная передача земли народу и прочее. Некоторые пункты заканчивались словом «немедленно»: «Свобода потребительно-производственных и профессиональных рабочих союзов – немедленно». «Свобода борьбы труда с капиталом – немедленно». «Нормальная заработная плата – немедленно». В конце царю предлагалось поклясться, что он исполнит эти «просьбы».

Император был потрясен, но не снимал с себя ответственности. Он отверг идею манифеста, в котором наряду с выражением скорби заявлялось бы о его неведении о готовящемся выступлении. 19 января в Царском Селе, принимая депутацию из рабочих разных заводов, император прямо заявил, что они «дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменниками и врагами нашей родины». «Стачки и мятежные сборища, – говорил император, – только возбуждают толпу к таким беспорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызывает и неповинные жертвы. Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить… Но мятежною толпою заявлять мне о своих нуждах – преступно».