Измена. В ловушке - Дина Павлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я снова смотрю в огромные глаза Марины, невольно любуясь.
— И как только твой муж тебя так недооценивал? — невольно вырывается, на что любимая мрачнеет:
— Не хочу это обсуждать. Перестань. — смотрит вниз. Черт, зря я про мужа вспомнил. И что с ним все-таки не так?
— Ты хоть его фото покажи. Может мне ревновать надо?
— Не говори глупости. И фото я показывать не хочу. Не надо тебе это. Кстати обед уже несут. Ненавижу окрошку, — вздыхает, — Но иногда приходится есть и окрошку.
Глава 17. Вика
Следующий сутки проходят без каких-либо событий. Звонит мне только адвокат, мы с ним договариваемся о встрече через пару дней, и, слава богу, он сам приедет чтобы обсудить все детали. И на этом — все.
Я ожидала что Максим начнет звонить и орать в трубку что я его выставила в дурном свете перед всем университетом. Точнее не я, а Женя, но это уже детали. Как минимум мы с ней сговорились. Однако проходит вечер, потом утро, потом снова вечер, но он не объявляется. Странно. Получается его это не задело? Или он не в курсе? Или Марина запретила лезть с разборками? А может его устраивает новая репутация? А почему нет? Образ рокового мужчины гораздо более привлекательный нежели приличного семьянина. А Максим всегда мечтал быть немного сердцеедом. Поэтому гнильцу в этой истории он может по-просту и не заметить, а все кто на это укажет, автоматически станут завистниками.
Но что самое поразительное, что Элеонора Федоровна тоже мне не звонит. Вообще-то она постоянно рассказывала что она образцовая бабушка, что любит внуков и очень за них переживает. А по итогу даже ни разу не поинтересовалась, ни по какому адресу мы живем, ни нуждаемся ли в чем-либо… А ведь она всегда была «на страже счастья Максима». И что, перестала сторожить что ли? Непонятно.
Не знаю почему, но все-таки решаю ей позвонить. Зачем? Не то чтобы я рассчитываю на какую-нибудь помощь… Скорее мне любопытно, что произошло с человеком, который влезал в гораздо меньшие по важности события в жизни и мучил советами. Надеюсь не инсульт хватанул. Хотя женщина она крепкая.
Память услужливо подсовывает как же Элеонора Федоровна нас задалбывала когда мы только купили квартиру и ее обставляли. Постоянно приходила с проверками, рассуждала что куда поставить, во все кастрюли заглядывала, проводила по плинтусам пальцами, проверяя, точно ли все чисто, ведь «Максим такой аллергик!».
Вспомнился этот период жизни и так почему-то противно стало. Будто бы это я у Элеоноры Федоровны по полкам лазала, а не она у меня.
Почему я это терпела? Я думаю над этим, вертя в руках телефон. И тут до меня наконец доходит! Я думала что если человек так круто влезает в чужую жизнь, то с ним можно разделить ответственность, что он обязательно поможет при чрезвычайных ситуациях… И сейчас, ожидая звонка от Элеоноры Федоровны, я как раз на это и надеюсь: что она как-то поможет справиться с ситуацией. Тем более это ее сын, на которого она имеет хоть какое-то влияние.
Но что я хочу в конечном итоге? Чтобы Максим бросил Марину и вернулся? Прислушиваюсь к себе. Нет, мужа я больше видеть не хочу. Я его ненавижу, мне больно. Больно так что хочется кричать и плакать, будто кто-то вытащил мое сердце и порубил на кусочки.
Тогда что же я хочу?
Четкого понимания как мы будем разводиться, какие алименты будет платить мне, как станем делить квартиру. И речи не идет что я отдам единственное жилье этим сволочам. Но и вернуться я туда не могу. Во-первых, для Егорки присутствие постороннего человека, скандалы и выяснение отношений будут большим стрессом и все мои старания по его развитию пойдут насмарку. Во-вторых, я не хочу вредить ребенку, который в животике. И, в-третьих, Вера. Она уже достаточно взрослая чтобы все понимать. Ходит, притихшая, что-то смотрит в телефоне, а у меня сердце сжимается, что бедная девочка бесконечно прокручивает в голове случившееся. Для нее это все удар, папу-то она любила… Да и сейчас наверно любит, хотя он и предатель.
Собравшись с мыслями, звоню свекрови. Берет она трубку со второго раза только, видимо общаться со мной у нее никакого желания нет.
— Я тебя слушаю, Вика, — такое начало разговора оптимизма на внушает. Обычно Элеонора Федоровна так отвечает, если чем-то сильно раздражена.
— Здравствуйте, — откашливаюсь. А что говорить-то? Но надо собраться с мыслями, а не тянуть паузу, — Я хотела узнать…
— Что узнать, Вика? Что ты мне вообще звонишь? Что ты хочешь?
— Вы общались с Максимом? — наконец выпаливаю.
— Общалась, — ее тон повышается, — Я даже сходила и посмотрела на Марину. Посидели, поговорили… Попили чай. Кстати она неплохая хозяйка.
— И о чем вы разговаривали? — мое сердце падает. То есть вместо того чтобы выгнать эту дрянь из квартиры, они сидели и «чай пили»?!
— О том что Максим устал от этого брака, он изжил себя, понимаешь? Ты никогда не была мудрой, Вика. Не умела угодить моему сыну.
От ответа Элеоноры Федоровны внутри растет гнев. Да что она несет? Она в своем уме?
— А ваш сын мне сильно угождал когда я занималась вашими внуками? — я и сама не понимаю, что на меня находит, но сейчас, впервые в жизни, я чувствую в себе силы высказать свекрови хоть что-то, хоть малую часть того что я к ней чувствовала все эти годы, — А я угождала. И ему, и вам, и всему миру. И да, я была дурой, потому что не послала сама всю вашу гнилую семейку ко всем чертям.
— Ты… Ты… Ты что себе позволяешь? — начинает верещать свекровь, но я уже нажимаю на «отбой». И, решив, что общаться дальше с Элеонорой Федоровной мне больше не хочется, да и вообще опасно для здоровья, я заношу ее в черный список.
Сердце бьется как сумасшедшее, руки дрожат,
