Собачья жизнь - Питер Мейл

Вечером в лесу обычно бывает не слишком многолюдно, и потому я удивился, когда среди деревьев мелькнул луч фонарика. Пришлось притормозить. В темноте при встрече с незнакомцами следует соблюдать осторожность. Они могут оказаться охотниками, а мне совсем не хотелось, чтобы меня приняли за что-то съедобное. Известно, что у этой братии есть манера сначала стрелять, а уж потом извиняться, и время от времени слышишь о всяких несчастных случаях вроде того, что произошел буквально позавчера с котом мадам Нуаре. Она очень сердилась, но, слава богу, этот раз у нее не было повода обвинить меня.

Я свернул с тропинки, спрятался за сосной и в тусклом свете фонарика разглядел группу людей. Они шарили кустам, наталкивались на деревья, спотыкались о камни и время от времени неожиданно присаживались так, словно ноги вдруг отказывались им служить. Один из них, приземлившись, видимо, на что-то острое, вскрикнул от боли, и я узнал голос Гастона Носа. Подойдя поближе, я убедился, что это и в самом деле он вместе со всей бандой дегустаторов-любителей. По-видимому, в программу dégustation extraordinaire входила и вылазка на свежий воздух с целью проветривания.

Я решил ненадолго присоединиться к гуляющим и, подойдя к Гастону, массирующему ушибленное место, деликатно гавкнул.

Что тут началось! Меня еще никогда не встречали с такой радостью. Гастон, забыв про свою травму, туг же созвал остальных. Черт подери, это же Бой! Я его нашел, небесам! Мадам будет счастлива. И еще много всего в том же роде. Посреди суеты, общего ликования и ласковых поглаживаний я наконец сообразил, что встретился с экспедицией, вышедшей на поиски вашего покорного слуги. Скорее всего они бы до сих пор бродили по лесу, если бы я их не обнаружил, но это не важно. Я был всерьез растроган такой заботой и тщательно пересчитал их всех, перед тем как вести домой.

Мадам и правда была счастлива снова увидеть меня. Она сказала мне несколько исполненных ласковой укоризны слов и тут же подала праздничный обед, к которому в виде поощрительной премии прилагался тушеный в марсале цыпленок — одно из моих излюбленных блюд. После этого, казалось бы, оставалось только потушить свет и забраться в корзину.

Но не тут-то было. Как я уже упоминал, эти люди хватаются за любой предлог, чтобы выпить, а уж мое счастливое спасение от неведомых ужасов они посчитали поводом для настоящей попойки. Гастон вновь взялся за штопор, а они все столпились вокруг него, точно верблюды, только что вернувшиеся из перехода по Сахаре. Последнее, что я услышал, перед тем как заснуть под столом, было утверждение, что розовое вино плохо переносит транспортировку. Я не слишком расстроился из-за этого.

Пытка курицей

Иногда жизнь, расщедрившись, делает нам подарок — волшебное утро, когда солнце еще едва освещает верхушки деревьев, воздух свеж от предрассветной прохлады, под ногами не высохла роса, а предстоящий день кажется прекрасным. В такие моменты кровь веселее бежит по жилам, все тело поет, и мне, как щенку, хочется прыгать и резвиться. Тогда я обычно совершаю небольшую пробежку по винограднику, где всегда есть возможность встретить кого-нибудь маленького и ничтожного и нагнать на него ужасу. Говорят, что-то подобное нередко происходит в больших компаниях, когда председатель правления рыщет по коридорам, гоняет перепуганных секретарш и младших клерков и в результате буквально пьянеет от сознания собственной силы. Разница только в том, что я гоняюсь за мехом и перьями, а он — за темными костюмами.

В зеленых тоннелях виноградника было темно и прохладно и, как ни странно, не наблюдалось ни одного охотника. Вы наверняка уже заметили, что я не особо люблю эту породу людей, главным образом потому, что шум, который они поднимают, портит охоту всем остальным. Один неуклюжий человек с ружьем, на цыпочках пробирающийся по лесу, производит такой грохот, что на нашем склоне горы разбегается все живое. Одному богу известно, как среди этого топота и потока ругательств удается урвать хоть минутку покоя всем тем несчастным, что впадают в зимнюю спячку. Не исключаю, что в процессе эволюции у них развивается глухота. Природа приспосабливается к меняющимся обстоятельствам самыми удивительными способами.

Дойдя до этой глубокой мысли, я остановился, потому что в конце виноградника заметил группку пасущихся куриц. Вот, кстати, еще один странный каприз природы: птица, которая не летает, а только кудахчет и непрерывно откладывает яйца. Но тут я на время покончил с философией и из мирного мыслителя превратился в опасного хищника, крадущегося к добыче.

Всего куриц было пять, они царапали землю и дергали головами взад-вперед, как люди, которым хочется танцевать. В жертвы я наметил крупную несушку, показавшуюся мне самой старой и неповоротливой.

Она рванула с места вместе с остальными, продемонстрировав при этом удивительную для ее возраста стартовую скорость, и кинулась вон из виноградника, вереща при этом так, словно я уже ухватил ее зубами за мягкое место. Вероятно, перспектива потерять голову в собачьей пасти действует лучше всякого допинга, и мои наседки мчались что твои скаковые лошади. Я отставал от них всего на несколько ярдов, когда, проскочив под каменной аркой, они влетели во двор какой-то захудалой фермы. Вот тут-то вы и попались, голубушки, удовлетворенно подумал я. Курица в замкнутом пространстве — это, можно сказать, уже пойманная курица. И поскольку спешить больше не было необходимости, я неторопливо вошел во двор.

Кажется, это Вольтер любил повторять, что цыплят не стоит считать до наступления осени, и мне как раз выпал случай убедиться в его полной правоте. Цыпки-то были во дворе — куда им деваться? — но кроме них там оказался крайне неприятного вида субъект с бензопилой в руках, безумным блеском в глазах и свекольным румянцем, одетый в сапоги и суконный картуз. Мне с раннего детства был знаком этот тип — ходячее предупреждение об опасностях браков между родственниками и употребления дешевого красного вина за завтраком. Ума не приложу, почему власти разрешают подобным личностям расхаживать на свободе.

Я принял, по возможности, безмятежный и незаинтересованный вид, точно просто вышел прогуляться и в уме не держал мысли причинять какой-нибудь вред его драгоценным птицам, и вежливо кивнул. Он пронзил меня свирепым взглядом, а потом оглянулся на старую несушку. Та без сил лежала в углу двора и дышала с явным трудом. Беда в том, что курицы не созданы для бега даже на короткие дистанции, и непривычное физическое напряжение вкупе со страхом, видимо, доконали старушку.

Мне казалось, я слышу, как скрипят ржавые колесики под картузом у этого субъекта, и вот, наконец сложив два и два, он, вероятно, привел к выводу, что мое появление как-то связано с бедственным положением его птицы, отложил пилу и взялся за большое, только что отпиленное полено. Я умею понимать тонкие намеки, а потому проворно развернулся и припустил обратно в виноградник. Когда, оказавшись на безопасном расстоянии, я оглянулся, фермер все еще смотрел мне вслед тяжелым взглядом и держал в руке бревно. Я принял решение в будущем держаться от него подальше.

Представьте же себе, как я встревожился, когда вечером раздался громкий стук в дверь и на пороге, суровый и хмурый, возник мой новый знакомый. Он пришел, чтобы поговорить с Дирекцией, и, судя по первым же фразам, разговор не сулил ничего приятного.

Дирекция, надо отдать ей должное, повела себя приветливо, пригласила его войти, предложила выпить и сделала вид, что не замечает потянувшегося за ним следа из грязи, опилок и навоза. Я, проявляя тактичность, решил не высовываться, спрятался в кухне и навострил уши.

Гость сообщил, что его зовут Русселем, и завел свою скорбную повесть. Этим утром он понес невосполнимую потерю: погибла его лучшая несушка, которую он к тому же собственноручно вынянчил чуть ли не с яйца, на редкость благонравная и невероятно ласковая — настоящая жемчужина его курятника. Эта драгоценность отбросила когти в результате сильнейшего сердечного приступа. Руссель всхлипнул в свой стакан и замолчал, давая слушателям прочувствовать всю глубину постигшей его беды.

Дирекция вежливо выразила свое соболезнование, но по всему было ясно, что они никак не поймут, с какой стати Руссель и им предлагает включиться в число скорбящих. Я-то, конечно, знал, что последует дальше, и ждать мне пришлось недолго.

После непродолжительных уговоров гость согласился выпить еще стаканчик, мужественно утер слезу и перешел к делу. Эта дивная птица, венец творенья, заявил он, лишилась жизни из-за того, что надорвалась, когда старалась спастись бегством от безжалостных зубов кровожадной и совершенно невоспитанной собаки. Собаки, которая, увы, проживает в этом самом доме. Beh oui. В этом самом доме.