Новые идеи в философии. Сборник номер 5 - Коллектив авторов

Прежде всего мыслим и такой взгляд, что трудность решения этой проблемы – только мнимая, и что так называемые «метафизическая» суждения на самом деле могут быть сведены к известным источникам познания, т. е. чистому мышлению или воззрению. Этот взгляд защищала метафизика до Юма. Действительно, другой путь для обоснования упомянутых суждений при условии разделения между мышлением и воззрением, как источниками познания, логически немыслим.

Кто избирает мышление как источник познания метафизических суждений, тот приходит к метафизическому логицизму, а кто выбирает в качестве такого источника познания воззрение, тот приходит к метафизическому интуитивизму. Если же ни того, ни другого не признавать источниками познания метафизических суждений, вместе с тем никаких других источников познания не признавать, то остается только тот вывод, что метафизические суждения никакого вообще источника познания в основе своей не имеют, что они вообще не поддаются обоснованию, а являются, следовательно, только выдуманными утверждениями. Таков вывод метафизического эмпиризма.

Этими попытками решения метафизического логицизма, интуиционизма и эмпиризма исчерпываются все логические возможности, мыслимые в случае разделения между размышлением и воззрением как источниками познания. До сих пор существовало общепринятое мнение, что этим исчерпываются и все вообще логически возможные решения проблемы. На самом деле оно так и было бы, если бы полнота разделения между размышлением и воззрением как источниками познания была логически обоснована.

Правда, логически представляется само собой понятным, что познание, не вытекающее из воззрения, должно иметь своим источником понятия и, следовательно, мышление и наоборот: познание, достигнутое нами независимо от мышления, должно иметь своим источником воззрение. Если определять воззрение как познание, добытое не мышлением, то это, конечно, правильно, но такое определение не соответствует обычному словоупотреблению. Обычно под «воззрением» понимают непосредственно сознанное познание. Но вовсе не всякое непосредственное познание есть познание, непосредственно сознанное. Нет никакого противоречия в допущении, что познание, не вытекающее из мышления, доходит до нашего сознания только при посредстве мышления. Ведь непосредственность познания и непосредственность сознавания нами этого познания – логически вещи разные. Только смешением этих двух понятий и, следовательно, только неправильным умозаключением от непосредственности познания к непосредственности сознания создается впечатление логической полноты разделения между двумя источниками познания, мышлением и воззрением.

С выяснением логической неполноты этого разделения пред нами обнаруживается возможность четвертой попытки решения нашей проблемы. Она заключается в сведении метафизических суждений к познанию, не принадлежащему ни к мышлению, ни к воззрению, а принадлежащего, следовательно, к невоззрительному, непосредственному познанию. Это решение проблемы, вытекающее из критики догматического разделения источников познания, я называю метафизическим критицизмом.

Это разделение источников познания, дополненное указанием на возможность непосредственного познания, обосновано и логически. Теперь полнота перечисления всех логически возможных попыток решения проблемы обеспечена и мы можем перейти к следующему вопросу: какую же из этих различных попыток решения нам выбрать, т. е. какая из этих различных логически возможных теорий психологически правильна. Поставив этот вопрос, мы оставляем почву чисто логической критики и обращаемся к свидетельству внутреннего опыта. Здесь мы можем воспользоваться работой давно уже сделанной.

Оба положительные решения проблемы, возможные при условии догматического разделения источников познания, а именно, и метафизический логицизм и метафизический интуитивизм были опровергнуты еще Юмом.

Тот логицизм, который лежит в основе схоластической метафизики и возрождается теорией познания, разбивается о психологический факт опосредствованности и пустоты мышления. Мышление может, конечно, расчленять и разъяснять познания, полученные из какого-нибудь другого источника, но оно не может самостоятельно творить новые познания. Это значит, что мышление есть источник аналитических только, но не синтетических суждений.

Метафизический интуитивизм, лежащий в основе мистицизма неоплатоников в его старых и новых формах, разбивается о психологический факт первоначальной темноты метафизического познания. Метафизические истины не обладают непосредственной очевидностью; мы не можем почерпать соответственные познания из «интеллектуального воззрения», а они доходят до нашего сознания только через мышление, для чего мы отвлекаемся от того содержания опытных суждений, которое получено через воззрение.

Итак, источник метафизических суждений не может содержаться ни в мышлении, ни в воззрении. Перед нами остаются еще открытыми оба пути; или вообще отрицать существование метафизического познания или отказаться от допущения, что только мышление и воззрение суть источники познания, и утверждать существование не-воззрительного, непосредственного познания.

Юм усматривал основную ошибку опровергнутых им теорий в допущении, что мы вообще обладаем метафизическим познанием и потому пришел к отрицательному решению проблемы и тем самым к метафизическому эмпиризму. Вместо задачи обоснования метафизических суждений пред ним возникла, поэтому, новая задача – задача дать психологическое объяснение создаваемой этими суждениями иллюзии, т. е. объяснить, как это кажущееся познание, будто содержащееся в суждениях, не имея в своей основе действительного источника познания, возникает лишь как продукт слепого механизма ассоциации представлений. Весь вопрос в том, разрешима ли эта задача.

Юм полагал, что суждения, составлявшие предмет его проблемы, могут быть сведены к психологическому принципу ожидания сходных случаев. Но от его внимания не ускользало затруднение, возникающее на пути сведения этого принципа к законам ассоциации. Ассоциация объясняет только, почему я при событии А вспоминаю о событии В, которое было с А когда-то связано; но она не объясняет нам, почему я ожидаю наступления события В. Одно только представление воспоминания носит проблематический характер, между тем как ожидание включает в себе утверждение, а это последнее – все равно, носит ли оно характер уверенности или той же вероятности – одной ассоциацией объяснено быть не может. Юм попытался преодолеть это затруднение, изображая различие между проблематическими и утвердительными представлениями как одно различие в степени, сводя его к различию в степени ясности представлений. В таком случае представление воспоминания при достаточно частом воспроизведении, действительно, должно было бы переходить в ожидание под действием лишь ассоциации. Но эта гипотеза Юма о различии только в степени между проблематическими и утвердительными представлениями противоречит фактам самонаблюдения. Против этого вряд ли кто будет спорить в настоящее время, и, следовательно, попытку решения Юма можно считать отвергнутой.

Нетрудно эту критику теории Юма настолько широко обобщить, чтобы никакая вообще эмпирическая попытка решения проблемы стала более невозможной. Проблема заключается в факте известных суждений, при помощи которых мы мыслим необходимую связь вещей. Здесь неважно даже утверждение: даже чисто проблематическая мысль о необходимой связи, которая в них выражена, не может быть объяснена через ассоциацию. Верно, конечно, то, что всякая связь представлений может быть объяснена законами ассоциаций. Но здесь нуждается в объяснении не связь представлений, а представление связи. Это представление не есть представление того, что в нем мыслится связанным, а совершенно новое по содержанию представление, а потому оно и не может возникнуть из первого через одну ассоциацию, а предполагает собственный свой источник познания.

Что этот источник не может заключаться ни в мышлении, ни в воззрении, показывает критика метафизического логицизма и интуитивизма. Поэтому, если мы свяжем данную психологическую критику эмпиризма с критикой тех двух других теорий, мы получим доказательство правильности единственно оставшейся нам четвертой теории, теории критицизма. Одно исключение двух первых теорий позволяет нам только сделать тот вывод, что если мы вообще обладаем метафизическим познанием, мы должны допустить существование не-воззрительного непосредственного познания. Но это не давало бы нам еще права утверждать, что мы таким метафизическим познанием обладаем, а перед нами была бы еще возможность сделать как раз обратное заключение, а именно, вместе с Юмом от догматического разделения источников познания умозаключить к невозможности метафизического познания. Только после того, как мы опровергнем самый этот эмпирический вывод, мы можем, раз и метафизический логицизм и интуитивизм тоже опровергнуты, придти к выводу о существовали не-воззрительного непосредственного познания и тем самым дополнить доказательство логической неполноты догматического разделения источников познания доказательством, что оно и психологически неправильно.