Кронос. Дилогия (СИ) - Николай Шмелёв

Доцент вошёл внутрь коллайдера и шёл по длинному туннелю. Вдруг, в глубине он увидел двух мутировавших тварей, которые, кого-то потрошили и разделывали: чмокая, чавкая и ощетинившись — делили добычу. Подойдя ближе, Доцент увидел, что они ели консервы, вываленные в большой таз. Набрав полные лёгкие воздуха, он изо всей силы заорал:

— Комбат! Заканчивай скотину прикармливать! Это зверьё, потом за нами толпами ходить будет!

Не весть, откуда вылезшие мутанты, окружили его и жалобно скуля, заглядывали в глаза, вытягивая морды и клали лапы на грудь, что на языке жестов означало — «Дай, пожалуйста, пожрать»! Грязно ругаясь, Доцент вывалил в таз остатки продуктов и, не закусывая, удалился вглубь континента.

Почтальону сонные грёзы принесли почтовый конверт, доверху забитый белой пылью. Сразу же вспомнился нашумевший скандал, когда по почте рассылали смертельную субстанцию. Он осторожно высыпал содержимое пакета на стол, которое на поверку, оказалось зубным порошком из далёкого прошлого, когда он ещё соседствовал в магазине с зубной пастой «Поморин». Приснился американский служащий, хладнокровно расстреливающий своих коллег по почтовому ведомству. Даже во сне он осознал, что такие принадлежности, по уходу за зубами, уже давно не выпускают, а ружья у него нет. К почте Почтальон — вообще не имеет, никакого отношения. Неизвестно откуда, в руках оказался огромный дробовик, у которого ствол, больше напоминал крупную водопроводную трубу для откачки нефти, чем приспособление для охоты. Почтальон медленно открывает круглую белую коробку, на которой написано «Зубной порошок» и высыпает содержимое в ненасытное чрево ружья. Затем, он не спеша, идёт искать тех, кому мешает жить перхоть, критические дни и геморрой, чтобы одним выстрелом освободить нижнюю половину подателей сего шедевра, от этой болячки и остальных — заодно. Пробираясь по коллекторному переходу, по причине отсутствия крыс, попадались одни тараканы: целая толпа, шастающая без дела и, без присмотра. Они лихо галдели по-немецки, вспоминая свою прусскую прародину, но похоже не жалели о потере, памятуя о пунктуальности и аккуратности оставленного края, где не найти беспризорной крошки хлеба, не говоря уже о буханке. Неожиданно, насекомые построились в колонну по четыре, и маршем отправились на обед, к ближайшему помойному ведру, до которого, с учётом всех переходов, было вёрст — двести. Почтальон достал бритву, и сбрил растительность под носом, не желая походить на этих инсектоидов. Зазвучала мелодия «Одинокий пастух» и он, с отарой усатых хищников, поднимался высоко в горы Тибета, держа в руке соответствующий ситуации посох. На его голове покоилась огромная каракулевая папаха рыжего цвета, а на плечах — хитиновая накидка. Как не сбривал Почтальон усы, они лихо торчали в стороны, по полметра, от каждого края, с бравадой завиваясь на концах.

Бармалею снилась река Лимпопо, жара и негры. Жирафы стройными рядами пересекали саванну и уходили в вечность, встретившись с высоковольтной линией электропередачи. Прожорливые бегемотики набивали сеном свои ненасытные животики. Крокодилы в калошах, на босу ногу, бродили по берегу легендарной реки, и Бармалею вспомнилась загадка из детского журнала, ещё советского периода: «Сверху чёрно, внутри красно, как засунешь, так прекрасно. Ответ: калоши».

Автора, по слухам — посадили. Он не одну такую головоломку придумал, развращая детские умы. Южноафриканское солнце палило немилосердно и, в связи с этим обстоятельством, Бармалею не казалось странным, что на нём белый халат, а на голове тюбетейка, украшенная красным крестом. Она напоминала эмблему с немецкого танка, времён Второй Мировой войны. На шее висел фонендоскоп, а в руке покоился тонометр. Кому он собирался мерить давление, для него так и осталось загадкой, не менее заковыристой, чем повествование о калошах. Вокруг скакала стая мартышек, так и норовивших украсть то, что плохо приколочено, но у него ничего с собой не было, и это, крайне злило приматов. Айболит разбойничал, где-то во влажных тропических лесах, совсем отбившись от рук и одичав, на бескрайних просторах Южной Африки. Как говорится, с кем поведёшься… Бармалей нацепил подслушивающее устройство обезьяне на шею, а докторский колпак водрузил ей на голову. С мыслью о том, что придёт хозяин вещей, бандитская морда, и отберёт их у мартышки, он покинул обезьянью стаю. Жара стояла несусветная — наверное, примус забыли погасить… Баобабы стройными рядами стояли посередине саванны, посаженные, как по линейке. Снилось ему, что он идёт по аллее гигантов, и был готов поклясться, что видел настоящего Бармалея. Тут ему и место, но как он сам попал в Африку? Он же только сегодня вечером сидел в родном городе? На стволе толстенного дерева висела коротенькая записка, адресованная ему: «Бармалей — берегись разбойников! В этих местах орудует банда Айболита! Подпись: Бармалей». Нужно срочно уматывать из этих мест, но в какую сторону?! Ни табличек, ни названий. Дальше, он на джипе удирал по саванне от группы джентльменов удачи, преследующих его на байках, во главе с самим доктором. «Матёрый эскулап! — промелькнула сонная мысль».

Комбат ворочался во сне и нервно причмокивал. Ему снился деревянный забор, возле которого местные мужики и рабочие, с близлежащих предприятий, распивали всё, что можно распивать. Это было очень давно, когда он был мальчишкой, но воспоминания не покидали всю жизнь, врезавшись в память, не хуже крупнокалиберной пули. В магазине, находящемся в пределах досягаемости самого тяжёлого пользователя, все полки были заставлены столовыми винами, не пользующихся популярностью у постоянных клиентов. Разряжал нервную потребительскую обстановку обычный ассортимент, но также имелось специальное предложение — вино «Солнцедар», угрюмо-чёрного цвета. Про него ходили легенды, одна нелепее другой. Самая примитивная — больше шутка, про то, что им можно заборы красить, а самая невероятная, которую выдавали за правду, касалась свойств сильнейших кислот. Утверждали, что «Солнцедар» разъедает нержавеющую цистерну, и ёмкости приходится, время от времени, менять. Могучая река несла свои воды вдаль, из года в год, повторяя монотонный цикл круговорота жидкости в природе. С одной стороны, в неё вливалась чёрная речка, пополняющая основную артерию тёмной торфяной жижей, а с другой, поступала антрацитовая бормотуха, которая в свою очередь смешивалась с водами мирового океана. Пройдя сложный процесс проникновения в международный бассейн, она окончательно растворялась в солёной воде.

Ночь. Тишина. Из океанских глубин медленно поднялся подводный ракетоносец. На мостике появился заспанный Комбат, огляделся по сторонам и, достав бинокль, продолжил уже в оптику разглядывать горизонт. Раздался длинный протяжный звонок, извещающий о боевой тревоге. Открылись ракетные шахты, обнажив головы огромных бутылок шампанского. Каждая пробка, размером с ковш экскаватора, вполне гармонировала с десятиметровым телом стеклянной ёмкости, наполненной газированным напитком. Прозвучала короткая команда, и все двадцать четыре пробки, разом покинули штатные места, вследствие чего, при отдаче утопив сам подводный крейсер. Хлебая под водой растекающуюся газировку, с лёгкой примесью соли, Комбат ощутил привкус «Солнцедара», и подумал о том, что всё-таки, не следовало давать общий залп.

Кащею снились все яйца мира, вместе взятые. Были в его коллекции, колыбели новой жизни всех цветов и расцветок: большие и маленькие, пёстрые и однотонные. Страусовые скорлупки приносили устойчиво-сильное чувство уважения, но особую гордость вызывали яйца динозавра. Далее, ему привиделся необитаемый остров, на котором стоял дуб-начальник, с большим кованым сундуком, висевшем на шее и поддерживаемый, с помощью огромной цепи. С ненавистью, глядя на Кащея немигающим взглядом, он поднял крышку, не спуская с оппонента глаз, и достал из великоразмерной шкатулки медицинскую утку. В ней торчало яйцо. Раздавив его, с видимым наслаждением, начальник поднял руку вверх, держа между пальцами иглу. Этого Кащей, уже не видел, находясь в скрюченном положении. Отпустив крышку сундука, начальник взял иглу в две руки, намереваясь сломать. Крышка с грохотом упала, подняв тучи пыли, а игла с треском лопнула. «Сказок начитался, — простонал Кащей, держась обеими руками ниже пояса»… Остров поднимался вверх, всё выше и выше, скрываясь между облаков. Босс костлявого, размахивал руками, и по характеру жестов, несложно было понять, что он имел ввиду. Кащей остался стоять один, посреди большой долины, так и не догнав начальника в росте, но весьма в этом преуспев. Он стоял, как столб и снилось ему, что кругом никого нет. Он один — среди пустыни, но даже там, как-то неуютно чувствовать себя возвышающимся над мелкой суетой, где даже в туалет сходить не получится, чтобы при этом, не показать всему миру своих выдающихся достоинств. Но Кащею нестерпимо хотелось по маленькому, и делать было нечего, как справить нужду. Едва первые капли импровизированного дождя коснулись земли, он с ужасом обнаружил присутствие посторонних — он не один: его окружали пигмеи, лилипуты и карлики, которых, изначально, видно не было. Орошая, таким образом, близлежащие окрестности вместе с обитателями, податель дармовой влаги, не скупился на отпускаемые литры, чем вызвал гнев последних. Кто не успел утонуть — кусали его за ноги: толкались, пинались и лезли под штаны. В общем, вели себя, как последние дикари, несмотря на то, что он извинился… Солёное море простиралось, насколько хватало глаз, бурля и пенясь, на гребне волн…