Шхуна «Мальва» - Петр Лебеденко

— Мне ясно, — коротко сказал Шорохов. — Когда же немцы начнут операцию?

— Не позже, чем через три дня. Они надеются на внезапность.

— Я понимаю, — кивнул Шорохов.

— Это нужно сделать даже в том случае, если вам придется убрать ефрейтора Люмке. Но, конечно, при самой крайности.

— Да, при самой крайности, — повторил шкипер.

— Вы понимаете, в этом случае никому из вас нельзя будет возвращаться в город...

— Да.

Шорохов смотрел на Христо Юрьевича, думал: «Сколько мужества надо иметь в сердце, чтобы посылать на такое задание своего единственного сына. А ведь с виду — самый простой, самый обыкновенный человек».

Христо Юрьевич, между тем, продолжал:

— Товарищ Марков сказал, что вам придется посвятить команду в суть дела. По крайней мере тех, кому вы вполне верите. В ком сомневаетесь — в рейс не брать.

Шорохов спросил:

— Это точно, что у Ивана Глыбы брат партизан?

— Это точно. Глыбе можно верить...

— Хорошо.

— Условный сигнал для встречи с партизанами такой: три коротких и одно продолжительное мигание фонариком.

— Ясно.

— Это все. Товарищ Марков попросил передать, что он желает вам успехов. — Христо Юрьевич с минуту помолчал, потом добавил: — Я тоже от души желаю вам успехов.

Они уже распрощались и Шорохов направлялся к выходу, когда Христо Юрьевич сказал:

— Кто-то помог бежать от немцев одному коммунисту. Никто из наших не знает, кто мог это сделать. Увидеться же с бежавшим товарищем пока не удается, и мы ломаем голову.... — Он испытующе посмотрел в глаза шкиперу: — До вас не доходили слухи?

— Я знаю, кто организовал побег, — ответил шкипер.

— Знаете? Кто же это?

— Ребята со шхуны.

— С вашей шхуны?

— Да.

— Под вашим руководством?

— Нет. Они мне пока не доверяют.

Христо Юрьевич поближе подошел к шкиперу, снова заглянул ему в глаза.

— Поберегите их, — тихо проговорил он. — Они ведь почти дети. Их надо беречь...

Глава 6

К трем часам дня на шхуне собралась вся команда. Приехал и Фриц Люмке.

Воздух по-прежнему был недвижим, и поднятые для просушки паруса безжизненно висели на реях. Море словно застыло. Ни един бугорок, ни одна морщинка не возникали на поверхности его. Просмоленная палуба обжигала ноги.

Иван Глыба стоял у борта, пристально всматриваясь в горизонт. Настроение у него было подавленное. Утром к нему во двор заглянула мать Петра Калугина с кошелкой в руках. Вынув из кошелки двух большущих сазанов и судака, она положила их на крыльцо и сказала:

— Петро прислал назад. Ты уж не обижайся, Иван. Он, сам знаешь, какой.

Иван шагнул к рыбе, деревянной ногой расшвырял ее по двору, потом рванул на себе ворот рубахи и выкрикнул:

— Ну, и к чертовой матери!

Женщина ничего не ответила, взяла пустую кошелку и вышла.

— Иван Андреич, как же мы в море пойдем без ветра? — прервала Нина тяжелые мысли Ивана.

— А ты стань с Юркой своим Араки и дуй в паруса! — не оборачиваясь к девушке, бросил рыбак. — Тоже мне, моряки! Притворяются, будто для людей рыбу ловят. А сами... Эх, будь оно все неладно!..

Нина удивленно посмотрела на Глыбу.

— Вы же сами говорили, что помогать людям надо, — заметила Нина.

— А люди чихать на нашу рыбу хотели! — вспылил Иван. — Говорят, что она немцами воняет.

И он поковылял к кубрику.

Юра и Саша возились у кливера, привязывая к нему новый трос. Саша что-то насвистывал, и по лицу его можно было угадать, что лучшего для себя настроения он и не желал бы. Юра, наоборот, все время хмурился, часто взглядывал на небо, поднимая вверх смоченный слюной палец, и, убедившись, что нет и намека на ветерок, молча продолжал работать. Наконец он не вытерпел и раздраженно сказал:

— Не вижу причины быть в таком благодушном настроении. Ветра не предвидится, а в море идти надо.

Аджаров на минуту оторвался от своего занятия и ответил:

— Ветер будет. Первое — шкипер спокоен, второе — барометр катастрофически падает. Будет не только ветер, будет буря...

И действительно, не прошло и часа, как кливер и неубранный фок затрепетали, а море покрылось рябью. На горизонте чуть-чуть потемнело, и с каждой минутой эта темнота сгущалась все больше. Море задышало глубоко и сердито. «Мальва» качнулась на волне, скрипнула, задела бортом баржу. На западе появились тучки, тени от них плыли по морю, как расползшиеся чернильные пятна.

— Отдать швартовы! Поднять паруса! — скомандовал шкипер.

Медленно, словно ей жаль было расстаться с берегом, «Мальва» уходила в море.

Шкипер решил дожидаться ночи подальше от бухты Светлой. Идя левым галсом, шхуна удалялась от места встречи с партизанами, но ветер дул юго-западный, и в нужный момент, развернув судно к востоку, Шорохов надеялся быстро пройти расстояние, отделяющее шхуну от бухты. Ветер усиливался, барометр не переставал падать — все предсказывало бурю.

В восемь часов вечера Андрей Ильич приказал бросить сети. Фриц Люмке, все время сидевший в каюте, сразу выбрался на палубу. Однако судно изрядно качало, и ефрейтор не рискнул идти на корму, он устроился в рубке, рядом с Шороховым.

Иван Глыба, Саша и Юра уже держали сети в руках, когда на шхуну внезапно налетел шквал.

Огромный вал вкатился на палубу, стремительно пронесся через все судно. Нина едва успела зацепиться за ванты. Брызги и пена обдали ее с ног до головы, и она почувствовала: какая-то неодолимая сила отрывает ее руки от веревок. Казалось, еще секунда — и ее смоет за борт. Но в тот же миг Юра схватил Нину за руку. Шхуну сильно накренило на борт, и она, зарываясь носом в воду, помчалась вперед. А за кормой темнел новый, еще более страшный вал.

— Грот долой! — закричал шкипер. — Убрать кливер!

Нина, Юра и подоспевший Иван Глыба начали убирать грот, а Саша бросился к кливеру. Но сильный порыв ветра опередил его. Он рванул косой парус, и полотнище исчезло, буревестником пролетев над шхуной. Саша уже хотел бежать к грот-мачте на помощь друзьям, но зеленая пенящаяся громада снова обрушилась на палубу.

— Пол-лундра! — хриплым голосом закричал Глыба.

Саша упал на палубу. В сгустившихся сумерках он успел заметить, как Иван Глыба обхватил Юру и Нину и пригнул голову, будто ожидая удара. Больше Саша ничего не видел: на него навалилась клокочущая, ревущая громада, вода, забилась в рот, в нос, приостановила дыхание, придавила к палубе.

Но вот шхуну подняло на гребень высокой волны. Вода схлынула.