Расплата. Цена дружбы - Ярослав Зуев

– Пойдем мы с тобой в ясли, – говорила Нина Ростику, а тот радостно улыбался в ответ, жуя соску и пуская слюни. – Да. А то я, знаешь, совсем дома отупею. Ты уж меня извини.

Олег решение Нины проигнорировал. Видимо, ему было безразлично. Зато свекор примчался, как на пожар, пустившись в уговоры, благожелательные, но настойчивые.

– Ну, какая надобность, а? Деньги не проблема, ты же знаешь.

– Дело не в деньгах, Ростислав Иванович…

– Ты же сама говорила, что, мол, болезненный…

– Клин клином, – отмахнулась Нинка, хотя сама так не думала.

– Ты это брось, клин клином…

И все же, Нине удалось убедить свекра, что роль затворницы отыграна до последнего акта.

– Ладно, – смирился он, – будь по-твоему, дочка. Уговорила.

Меньше всего Нине хотелось, чтобы к обязанностям бабушки приступила свекровь. Свекрови этого тоже не хотелось, и это был первый и последний случай, когда устремления обеих женщин совпали. Еще свекор предложил нянечку, но Нина настояла на яслях:

– Пускай ребенок в коллективе растет.

Как только Ростик очутился в лучших яслях города, свекор подыскал Нине работу:

– Ты у нас по финансовой части? Тут место есть, в банке. Неплохое.

«Ну, что же. Банк, так банк».

Периодическое вмешательство свекра в свою карьеру (негласное и весомое), она ощущала на протяжении нескольких последующих лет. На службе с нее не то, чтобы пылинки сдували, но и обидеть, никто не смел. И продвигалась она не стремительно, но легко. Рывки чреваты падениями, а поступательное движение залог успеха. Летом свекор выбивал для Нины и внука самые престижные путевки на море, так что экзотические названия вроде Гагры, Сочи или Пицунды не были для нее пустыми звуками. В семьдесят первом году они с Ростиком совершили круиз по Средиземному морю, с заходом в Афины, Венецию, и Марсель. В Египте Ростик катался на верблюде, а Нина смотрела на пирамиды Гизы и не верила собственным глазам.

В семьдесят втором Ростик пошел в школу. Первый раз в первый класс, как тогда принято было говорить. Ему даже посчастливилось звонить в звонок, чему он был невероятно рад. Из вынесенного во двор проигрывателя «Аккорд» неслась песенка про Наташку-первоклашку, ставшая очень популярной:

Сегодня НаташкаУже первоклашка,Уже ученица она.И знает об этомВся Родина наша.И знает об этомВся наша страна…[20]

Свекор прослезился, и пошел в черную «Волгу» за платком. Олег же уже привычно отсутствовал. Он вообще редко появлялся в семье. Нина давно смирилось.

После занятий свекор заехал за внуком, выдернул с работы Нину, и повез в ресторан «Одесса», где был заказан банкетный зал. Первое сентября надлежало отметить.

– Как у тебя с Олегом? – спросил свекор под вечер. Спиртное сделало свое дело. Товарищ Капонир закурил, что случалось редко и по большим праздникам.

– Никак, – без обиняков призналась Нина.

– Вот и я гляжу, что никак. – Он потрепал Нину по плечу, покосился на тезку внука, закашлявшегося от дыма, и ушел травиться на балкон. Проводив его задумчивым взглядом, Нина отметила, что со спины свекор выглядит стариком. Ничего подобного раньше не замечалось, а напротив, он хорохорился, рассчитывая, по-видимому, молодцеватым видом отпугнуть годы, которые, в любом случае, не обманешь. Нине захотелось впервые в жизни обнять его, потому что он и вправду сделал немало. Но, она сдержалась, не обняла.

В канун нового семьдесят третьего года в гости завалилась Алка. Подруги не виделись тысячу лет. Алка расплылась, добавив лишних килограммов тридцать, от чего выглядела готовой натурщицей для какого-нибудь современного Кустодиева.[21]

– Ну, ты и даешь… где столько сала нагуляла?

– В Гаване, – томно отозвалась Алка. – А что, разве плохо смотрится? Кубинцы, между прочим, без ума. Маленькие и худые предназначены для работы, а большие и красивые для любви. Лучше погляди, какой загар.

Нина согласилась, что загар ничего себе. Тропическое солнце и океан не купишь в солярии. Впрочем, Нинкина сослуживица Наталия, отдыхавшая летом на даче, добилась сопоставимых результатов.

– Ну, принимай гостей. – Алка шагнула в комнату, колышась безразмерными телесами. Глядя на ее бюст, Нинка успела подумать о дрожжевом тесте, из которого пекут калачи. – Что ты топчешься в дверях, не проехать, не пройти? – Нина с улыбкой посторонилась. Вслед за Алкой в квартиру зашел ее муж Алик. Он тоже загорел, как негр, но, в отличие от жены, похудел.

– А где Олег?

– В командировке. – Нина неопределенно махнула рукой, и отправилась собирать на стол. На днях она отоварилась в распределителе ЦК, так что холодильник был забит под завязку. На столе появились апельсины, доступные согражданам разве что в канун Нового года, да и то, если крупно повезет, настоящие португальские сардины, ведерко исландской селедки, кусок ветчины и, наконец, бутылка хорошего грузинского вина. Алка так и ахнула:

– Опачки. А ты тут нормально пристроилась. И заграницу ехать не требуется.

– Да, уж. Ладно, лучше давайте, рассказывайте, как там Куба?

После окончания Энергетического факультета Алик сделал успешную карьеру, в скором времени очутившись в Главке, из которого улетел на Кубу, помогать братскому кубинскому народу развивать социалистическую индустрию и, в частности, энергетику. Гавана встретила советских товарищей ослепительным солнцем на безоблачном небе, пенистым прибоем и высотками фешенебельных отелей, возведенных, между прочим, империалистами.

– Кубинцы просто замечательные, – болтала за столом Алка. – Такие гостеприимные. И радушные. Все время улыбаются.

– Только работать не хотят, – вставил пять копеек Алик.

– Что есть, то есть. Им бы в теньке прохлаждаться, да на гитарах бренчать. Зато на белых баб падки… На руках готовы носить. Одно слово, кабальеро… – добавила Алка, одарив супруга уничижающим взглядом.

– И воюют по всей Африке, – понизил голос Алик, когда они опрокинули по чарке. – В Анголе, Намибии, Родезии и, Бог знает, где еще. Как говорится, во имя мира и социализма.

Тише ты, – цыкнула Алка. – А, вообще, хорошо там, конечно. Как в сказке. А если бы наших не было…

– То есть? – не поняла Нина.

– То есть особый отдел. Следят, сама понимаешь, чтобы ЦРУ не завербовало.

– Это везде так. – Нина усмехнулась, вспомнив строчку Высоцкого:

Перед выездом в загранкуЗаполняешь кучу бланков.Это еще не беда.Но в составе делегации,С вами едет личность в штатском,За – все – гда…

– Каждую субботу к особисту, – скорчив неподражаемую гримасу, сказала Алка. – И, сиди, пиши, кто что говорил, какие анекдоты рассказывал, или… В общем, что говорить, сама не девочка.

– И ты писала?

– А ты, как думаешь? Протест в ООН заявила.

Алик шмыгнул на кухню.

– Алик, небось, к сигарам в Гаване пристрастился? – сказала Нина, меняя неприятную и опасную тему. В НарХозе она была активисткой, комсоргом группы, а потом и членом бюро факультета. Там же ей предложили стать доверенным лицом КГБ. Это было обыкновенным делом. С улицы в КГБ не брали, зато Комитет пополнял ряды комсомольцами. Ряды были безразмерны, пополнение требовалось постоянно. Желающих тоже хватало.

– Что ты! Их курить невозможно, если в затяжку. Он на «Столичных» подвисает. Или на «Экспрессе», в худшем случае.

– Вообще-то, я к «ВК» привык, – подал голос из кухни Алик. – Их еще «Вечным кашлем» называют.

– Вечным кайфом, – поправила Алка.

– Или так.

– С такими ушами в органы сам Бог велел. Все, Алик. Иди кури. – Алка выставила супруга жестом. – Не видишь, мы с Нинкой о своем, о бабьем, говорим.

– Как у тебя с Олегом? – поинтересовалась Алка, когда Алик послушно прикрыл дверь. Нинка не стала ничего скрывать. Выложила все, как есть. Подруги, обнявшись, всплакнули. Алик, заглянувший, было, на кухню, снова ретировался.

– Ладно, – в конце концов вздохнула Нинка. – Мы ведь с тобой, тертые калачи. Детдомовские.

– А мы с тобой, брат, из пехоты! – подхватила Алка.

А летом лучше, чем зимой, – подпела Нина, растирая слезы по щекам. «Белорусский вокзал» произвел впечатление на обеих, песню про высокую цену Победы крутили по телевизору и радио постоянно.[22]

– А кофе лучше чая, – пропел Алик, снова появляясь в амбразуре двери.

– Кому что по душе, – согласилась Нинка. – Тебе индийский или бразильский?

– Ого!

Гости засиделись допоздна, благо, идти домой было недалеко, центр Киева относительно компактен. Нина с Ростиком проживали на Свердлова, а Алик и Алла на Рейтарской, из чего вытекает, что извечные жилищные проблемы, стеснявшие граждан СССР с рождения Союза и до развала, никоим образом не касались верхушки, упорно с этими проблемами боровшейся. Родители Алика переселились на Русановку, в новый дом с улучшенной планировкой, возведенный для героических тружеников Совмина, кузнецов наших нетленных побед.