Вечно жить захотели, собаки? - Фриц Вёсс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под утро поезд резко останавливается, проезжает еще несколько сотен метров и, скрипя тормозами, замирает на месте.
Виссе выглядывает в дверь. Поезд стоит посреди степи. Солдаты в темных накидках пробиваются через горы снега, переходя насыпь, и исчезают в бункере где-то по ту сторону железнодорожного полотна.
Несколько подземных бункеров расположены в небольшом отдалении друг от друга, и над входом в один из них на табличке написано: «Комендант станции Тингута». Дальше отсюда не идет больше ни один поезд.
Виссе оглядывается вокруг. Опять все то же самое. «Я так далеко, отрезан от дома, как никогда прежде», — проносится в голове. На какой-то миг его охватывает страх: «Если я сойду с этой колеи, связь с Веной оборвется, и я никогда в жизни не попаду домой или это будет очень не скоро».
Судьба снова затягивает его в мясорубку, и каждый раз возникают все те же вопросы: «Куда я попаду? Как будет там? Далеко ли до фронта? Какова обстановка?»
Виссе ищет возможность ехать дальше. Он обращается к водителю тягача, в прицеп которого из одного из вагонов перегружается продовольствие.
Водитель видит идущего в его сторону обер-лейтенанта и поворачивается спиной. «Если ему что-то от меня надо, пусть подходит сам», — думает он. Зная, чти Виссе уже на полпути, он поворачивается, встает, как положено по уставу, и вопрошающе смотрит на обер-лейтенанта. Слегка разозлившись, Виссе тоже останавливается.
— Могу ли я поехать с вами? — кричит он с расстояния более чем двадцати шагов.
Водитель чешет за ухом и идет к Виссе медленной, раскачивающейся походкой, к какой привыкают водители, управляющие тяжелыми машинами, стремясь показать тем самым, что и они — тяжелые, массивные глыбы.
Он идет с подчеркнутым спокойствием, которое демонстрируют обычно водители, ощущающие себя особыми существами; они куда более самостоятельны и даже порой самовластны, им, собственно, даже незачем заговаривать кому-то зубы, что мы, мол, водители и только случайно в военной форме. Хозяева на своих тачках, они не хотят ни в коем случае, чтобы их путали с солдатами, которые маршируют строем, поют песни, писают по команде и вечно должны выполнять приказы.
Они — примадонны среди солдат. Жизнь их куда лучше. Их ненавидят и к ним стараются подлизаться: они — индивидуалисты, вырвавшиеся из загона для рядовых. Но, выступая во множественном числе, они ведут себя как безнадежно упрямое стадо баранов. Их не очень-то интересует продвижение по службе и награды, они ничего так не боятся, как лишиться своего места и сменить род деятельности, почти все они — самоотверженные водители, и на счету многих из них большие заслуги.
Виссе несколько удивлен, как лихо щелкает каблуком водитель. Приветствие уже не такое лихое. Словно генерал-полковник он не — спеша поднимает руку, но к головному убору подносит ее по всей форме. Он даже перед этим выбросил сигарету, зато сам позволяет себе стоять по форме «вольно».
— Куда же вы направляетесь, господин обер-лейтенант? — Вы из Вены?
— Я из Майдлинга. Но ведь и вы тоже, господин обер-лейтенант!
Как Виссе ни рад встрече с земляком, но не позволит себе разговаривать на его лад. Он — офицер, и тщательно следит за тем, чтобы быть ровным со всеми, никого не выделять, из Берлина ли солдат, из Вены или Дрездена.
— Мне надо в расположение 20-й румынской дивизии!
— Я из 29-й моторизованной пехотной дивизии. Вы можете как раз доехать до штаба. А оттуда ежедневно идет транспорт во всех направлениях.
Водитель приглашает Виссе сесть с ним в кабину.
Дорога петляет по степи. Собственно, дороги как таковой нет, следы колес разбегаются по земляным волнам во все стороны. Местность здесь холмистая. То оказываешься в низине, то ползешь по склону вверх — как по гребню волны. В низинах едешь при нуле видимости, потом снова въезжаешь вверх, на холм, словно подброшенный прибоем, и вновь открывается горизонт — так и танцует грузовик, как корабль. В спешке перед отъездом Виссе не обратил внимания в Тингуте на множество указательных стрелок, и теперь они едут куда-то в бесконечность по замерзшей степи. Вокруг — ни деревца, ни звука, только жужжание тяжелого дизеля.
Через каждые несколько сотен метров в качестве указателя торчит из земли шест, к концу которого привязан пучок соломы.
Водитель держится левее от этих шестов. Без них ориентироваться было бы невозможно.
Земля изрезана глубокими канавами и эрозионными трещинами, так называемыми балками. Довольно часто, как рассказывает водитель, машины соскальзывают вниз или попадают, особенно ночью, в такую расщелину, из которой чрезвычайно трудно выбраться наверх, лишь с помощью тягача и лебедки.
— Вы прямо с родины, из Вены, господин обер-лейтенант? Я уже полтора года не был дома! Теперь меня включили в список отпускников, и если ничего не случится, поеду на следующей неделе. Да только что-то не верится. Нашу дивизию должны были перевести в Германию, для доукомплектования, а теперь приказано оставаться здесь, потому что русский Иван концентрирует в Сталинграде все больше и больше войск!
— Ну, может, не так все и страшно! — Виссе знает, какие слухи ходят среди немецких солдат.
— Не так страшно? — вмешивается сопровождающий водителя обер-ефрейтор. — Вот когда выйдете к Волге, сами услышите, как на том берегу день и ночь идут танки. Есть у меня один знакомый, он из службы подслушивания, так они в своем районе зафиксировали семь новых русских дивизий.
— А другой мой закадычный друг, он водитель при штабе корпуса, у Енеке, так он слышал, как офицеры из разведотдела рассказывали, будто русских в районе развертывания — больше миллиона!
— Водителю лично это рассказал сам начотдела? — насмешливо прерывает Виссе обер-ефрейтора.
— Это совершенно необязательно; потому что мы, водители, все равно слышим все, о чем говорят господа, а потому зачастую знаем больше других. Телефонистов и телеграфистов он тоже знает, тех, кто напрямую связан со ставкой фюрера. Он и взаправду часто знает содержание радиограммы из ставки фюрера раньше, чем командующий армией.
— Да вы, пожалуй, все вместе взятые — старые сплетники! Вы никогда не задумывались над тем, как опасно болтать? — спрашивает обер-лейтенант.
— Столько, сколько в германском вермахте, не выбалтывается больше нигде в мире! — говорит водитель.
— Потому что все важничают, хотят показать, как много они знают, — мрачно констатирует Виссе.
— Во всяком случае, офицеры абвера просто вышли из себя! И так поносили тех из ставки фюрера, кто не верит, что русские готовят наступление!
— И именно в машине они все это рассказывали?
— А где же это можно сделать удобнее и без помех, господин обер-лейтенант, если не когда едешь вместе в машине!
— Ну а я тоже не верю, что русские планируют зимнее наступление. И, кстати, нам незачем по этому поводу ломать голову. Для этого есть другие!
— Во всяком случае похоже, что дело дрянь, господин обер-лейтенант! Если русский Иван прорвется тут у нас, то и с севера, и с юга, он возьмет нас в клещи и мы окажемся в мышеловке. Мы, во всяком случае, полагаем, что это начнется, и очень даже скоро!
И опять мой отпуск погорит! У нас там, на юге — румыны, но как далеко продвинулись их части? До Астрахани — пустыня, и там русские проедут, как на прогулке. Недавно одна моторизованная штурмовая группа прорвалась прямо к штабу в Абганерово. Тут штабные офицеры повыпрыгивали из постелей да как были в пижамах и ночных рубахах бросились к своим машинам и мотоциклам и дали деру. Только когда заметили, что это еще не настоящее наступление, решились вернуться на свои квартиры! Так что там героев хватает!
«А как обстоят дела в Сталинграде, в самом городе?»- хотел бы еще и это знать Виссе, но ответ на сей вопрос он лучше получит у компетентных лиц.
Водители кажутся ему недостаточно осведомленными людьми, хотя он знает, что они всюду разъезжают, всюду имеют знакомых и многое узнают.
— Фюрер, наверное, тоже все это знает? — иронически завершает Виссе это солдатско — командирское собеседование. — …И он знает, что делает!
— Надо надеяться! — с сомнением бормочет водитель, и в его голосе чувствуется легкая обида.
Эта первая информация о положении на фронте не очень-то успокаивающая. Даже если она поступает от солдат, в ней наверняка что-то да есть — а насчет спокойной зимы и весеннего наступления в район Урала точно ничего не получится.
— Итак, господин обер-лейтенант, там справа сразу за большой балкой в бункере находится наша группа связи, тут вы можете связаться со своей частью. А нам — ехать дальше, к продовольственному складу. Всего вам хорошего и ни пуха, ни пера! До встречи в Вене!
— Группа связи германского командования 20-й румынской дивизией. На проводе — зондерфюрер Безе, переводчик группы связи. Сердечно приветствую вас, господин обер-лейтенант! Господин капитан Шерер уже как на иголках. Он хотел бы как можно скорее передать вам все дела и немедленно исчезнуть!