Битва за Свет - Антон Волков

Перед отъездом на столь долгое время нам, признаться, было очень боязно за нашу квартиру… Чтобы снизить риск проникновения кого-либо в наш оплот, отыскали в закромах ключи от второго дверного замка, которым давно уже не пользовались.

Вообще состояние наше было более, чем нервозным. Даша волновалась как никогда раньше: помимо того, что нам предстояло проделать огромный и, мягко говоря, небезопасный путь до Норвегии, под сомнением было и то, что мы сможем вернуться в Москву в принципе, что Москва ещё будет существовать и что у нас получится скооперироваться с норвежцами. Плюс ко всему, Даша очень беспокоилась за то, что Шталенков даст команду ехать уже завтра, а я же ещё болел, притом достаточно сильно. И хотя температура у меня была уже не запредельной – всего около тридцати семи с половиной, не больше, Даша понимала, что ехать в таком состоянии в столь опасную и длительную поездку никак нельзя. Я её успокаивал, говорил, что отправят нас не раньше, чем через два-три дня, но она не верила, а была на все сто процентов уверена в обратном.

– Ага, а под Самару-то вас как «запрягли», помнишь? Вчера сказали, что вам ехать – завтра вы уже едете. И сейчас так же будет. При всём уважении к Шталенкову… Но он всегда так поступает. Ну, я, конечно, понимаю, что на кону – ход истории, но не мог он, что ли, пораньше сообразить? – нервничала Дашенька.

Я смеялся и отвечал: «Ну брось ты, раскипятилась! Шталенков, как только стало известно решение высокого руководства, – сразу же нам сообщил, предупредил. Раньше он просто не мог этого знать! Ну, ты не волнуйся. Мне дядя Дима таблеток дал всяких, у него их много, понятное дело: анальгин, димедрол. Молока пачку дал. Давай сейчас генератор я запущу и горячего молочка попью! Мёд остался? Отлично. Послезавтра как новенький буду! Ты лучше постарайся ничего из внимания не упустить, не забыть. Собирайся и не волнуйся…»

На следующее утро мы с Андреем снова к Штален-кову. Слава Богу, молоко сработало, и я чувствовал себя уже гораздо лучше.

Шталенков также пригласил в кабинет Сергея Валерьевича, своего коллегу по службе в ведомстве и бывшего сослуживца, с которым они вместе прошли Афганистан, служили в одной роте. Мы с Андрюхой его неплохо знали, ведь постоянно, ещё до «Конца» света» пересекались с ним на пикниках, куда звал нас Шталенков, а также нередко и в коридорах на Лубянке. Сергею Валерьевичу Клопу (его фамилия нас всегда забавляла) было поручено возглавить экипаж, который должен был сопровождать нас до Норвегии. Вчетвером мы долго обсуждали всевозможные нюансы, которые могли подстерегать нас в пути. Дядя Дима рассказал, что экипаж Клопа будет состоять из четырёх бойцов. Поедут они прямо за нами на ведомственном Фольксвагене «Транспортёре», будут вооружены АКМами, гранатами и на всякий случай будет при них и пулемёт. Договорились о том, что, проезжая Петербург, мы заедем в штаб-квартиру Минобороны, где доложим о деталях и целях нашей операции и предупредим об ухудшении ситуации на фронтах. Весь материал, необходимый для развёртывания дружественными норвежцами радиолокационной тарелки, мы должны будем везти в двух вариантах: бумажном и электронном, на флэш-картах. Всё на русском. К сожалению, найти в столь короткий срок профессионального переводчика-норвежца ФСБшники не смогли, так что пришлось рассчитывать на меня как на переводчика и надеяться на то, что мне удастся перевести данные на родственный норвежскому шведский язык или, в крайнем случае, на английский. Для надёжности материалы были подготовлены в двух экземплярах: один должен был ехать с нами, другой – с Клопом. Я напрямую сказал Шталенкову о том, что: «Хоть расстреливайте, дядь Дим, но я без Дашки не поеду, как ни крути!» Другого я и не ожидал: Шталенков пообещал, что этот вопрос будет улажен с Карамзиным (благо отношения между ними были очень и очень хорошими и, можно сказать, отчасти дружескими), и что Даша может ехать с нами.

Ведомство выделяло для нашей операции несколько ящиков продовольствия, несколько аптечек, фонарики и батарейки для них, десять двадцатилитровых канистр бензина, маленький генератор и сорок литров дизеля для него, необходимое вооружение, в том числе и для нашего экипажа, и кое-что ещё. Написали для нас и официальные бумаги на финском (в ФСБ был человек, в совершенстве им владеющий) и шведском (при моём содействии) языках, на основании которых нас должны были пропустить через финскую и шведскую границы. Назначили выезд на вечер седьмого ноября, чтобы к утру добраться до Питера и застать там руководство Минобороны, ну и отдохнули, конечно.

Шталенков обмолвился в конце разговора о том, что тварь нечеловеческая за вчерашний день преодолела ещё два укреплённых рубежа на юге и юго-востоке уже Московской области и на несколько десятков километров приблизилась к Москве, и что на фронтах ситуация уже крайне печальная… По словам Шталенкова, едва ли можно было рассчитывать на то, что оборонительные силы фронтов продержатся ещё хотя бы неделю. Американцы то ли каким-то образом заставили афганцев, расползающихся по территории страны, атаковать на всего лишь одном направлении – том, что на Москву, то ли они за последнее время наплодили какое-то гигантское количество своих зомби, но атаки монстров в последние несколько дней стали поистине страшными по масштабам и последствиям. Москва отсчитывала последние дни относительно спокойной жизни. Скоро должна была начаться кровавая бойня…

Заметно было то, что Шталенков не очень хотел в преддверии нашего отъезда нагонять на нас страху и поэтому в своей привычной манере пытался рассказывать всё это как бы непринуждённо, как будто ничего ужасного не происходит, но предупредить нас он был просто обязан. Не нагнать на нас ужаса у него вечно не получалось. Он сам был почти бледный сегодня, он боялся! И мы видели это, и от этого нам стало не по себе. Потом в разговоре с Андреем мы откровенно признались друг другу, что очень боимся.

…Лет пять тому назад мы как-то беседовали о том, что довелось пережить нашим прародителям: о войнах в принципе и о Великой Отечественной, в частности. И хотя каких-то два, всего два поколения отделяли нас от тех ужасных военных лет, унесших столько жизней и стеревших с лица Земли тысячи городов, нам было трудно представить, что подобное может произойти с нами. Кино, книги и рассказы о войне в нашем сознании воспринимались как художественный вымысел, как сказка. Слишком цивилизованным и спокойным казался мир времён нашей юности – какая война? «Война, такая большая и разрушительная, как Вторая мировая, никогда больше не может повториться» – так рассуждали мы. «Мы на новой ступени эволюции. Правительства стран не допустят больше такого кошмара. Шишки на лбу набиты и получать их снова никто не захочет». Но, увы, нам пришлось встретить лицом к лицу не просто войну, а настоящий ад. И хотя лично мы с Андреем пока толком-то и не видели этого ада в глаза, нам было не по себе от мысли его неизбежности…

С очень тяжёлыми мыслями приехал домой. Приехал и сразу успокоил Дашку, рассказав ей о том, что она де-факто, но при том стопроцентно, принята в состав нашего экипажа в качестве «балласта» (это я так пошутил, дабы разрядить обстановку):

– Ну, вот видишь, я же говорил, что такие дела с бухты-барахты не делаются. Конечно же, нас сегодня никто не собирался гнать за тридевять земель прямо вот так, с ходу. Едем седьмого ноября.

Дашка обрадовалась, сказала, что хоть сможем как следует всё собрать, ничего не упустить. Говорить ей про то, что, скорее всего, через пару дней после нашего отъезда в Москве начнётся ад, я ей не стал, зачем? «Дай Бог, – думал я, – окольцованная тысячами тысяч мегаватт ультрафиолетовых прожекторов Москва сможет выстоять перед мерзкими существами и продержаться до момента, когда северные соседи окажут свою неоценимую помощь. Тогда зачем сейчас Даше рассказывать о неизбежном? Всё станет ясно, когда спасительная тарелка будет запущена – либо мы выживем, либо американцы… Всё сейчас зависит только от неё… Мы построим тарелку, – вертелось у меня в голове. – Мы во что бы то ни стало доберёмся до Норвегии, и норвежцы совершенно точно в кратчайшие сроки её соорудят, и тогда мы победим. Мы – жители континента Евразия – ПО-БЕ-ДИМ», – проговаривал про себя я.

Весь день шестого ноября был крайне суматошным. Во второй половине дня мы встретились с Андреем и загрузили в машину весь его багаж, состоявший из двух увесистых сумок. Затем мы вместе с ним провели несколько часов в моей мастерской, где совместно с моими товарищами по цеху устроили моей Хонде, так сказать, внеплановое ТО; всё до винтика проверили перед столь дальней дорогой. В гараже отыскали и самый необходимый инструментарий, который мог бы понадобиться нам в случае чего в дороге. Нашли и кинули в бардачок и комплект предохранителей – мало ли чего! В общем и целом часов в восемь вечера мы закончили сборы – всё было готово к завтрашнему отъезду. Настроение у нас было крайне неоднозначным. С одной стороны, мы чувствовали сверхответственность, понимали, что от нас зависит… Ну прямо как в кино – судьба пусть не человечества, но миллионов людей. От этого чувства я ощущал такой трепет, какой не ощущал ещё никогда. Я был весь в возбуждении и готов ринуться в бой, даже забыв о том, что у меня держалась лёгкая температурка и я ещё не окончательно здоров. Но, с другой стороны, и меня, и Дашу, и наверняка Андрея гложило сомнение в успехе предстоящей затеи. И страх… Страх перед тем, что нам предстоит и что нас ждёт в случае провала операции. Вдруг норвежцы откажутся по каким-либо причинам претворять в жизнь задумку российских учёных? Если даже норвежцы не откажутся, то вдруг радиоволны не окажут воздействия на звереподобных афганцев? И этих «вдруг», у каждого своих, но одинаково гнетущих, у каждого из нас возникало огромное множество.