Осознанные сновидения - Цилия Грин

Успенский не утверждает, что этот сон был осознанным. Он не всегда проводил четкое различие между обычными и осознанными сновидениями, поскольку считал, что просто наблюдает за сновидениями в своих «состояниях полусна». Однако нарушение памяти в случае с гусенком — случай, характерный именно для обычных сновидений, но не для осознанных. Общие выводы, которые можно сделать из этого, — что, по-видимому, доступность памяти в осознанном сновидении различается у разных людей и увеличивается по мере обучения осознанному сновидению. Тем не менее, общие психологические идеи и намерения вспоминаются легче всего, так же, как и общая информация о свойствах физического мира. Следующее, что приходит в голову сновидцу, — конкретные намерения, относящиеся к осознанному сновидению, и сравнительно неизменные обстоятельства его жизни. При этом наблюдается явное сопротивление воспроизведению в памяти самых недавних или очень конкретных ее деталей (они воспроизводятся неточно). Возможно, это сопротивление носит психологический характер и связано с неприятием идеи полной независимости сновидения от физического мира — идеи, являющейся, как мы увидим в следующей главе, одной из самых сильных помех логическому мышлению в осознанных снах.

ГЛАВА XIII

АНАЛИТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ В ОСОЗНАННЫХ СНОВИДЕНИЯХ

Как правило, логический анализ в осознанных сновидениях делается верно. Исключение составляют взаимоотношения мира сна и мира бодрствования: здесь очевидные несоответствия часто игнорируются, что связано, по-видимому, с уже упомянутым психологическим сопротивлением. В большинстве же случаев человек не находит никаких недостатков в последовательности своих умозаключений в осознанном сне, особенно если они носят общефилософский или психологический характер. Например, маркиз де Сен-Дени после уже цитированных мыслей о состоянии активности своего мозга размышляет следующим образом:

Я даже подумал о том, что образы, приходящие ко мне в этом сне, оказывают на меня ничуть не большее воздействие, чем изображения, предстающие перед моими глазами в состоянии бодрствования. Я могу, как обычно, выбрать: поворачиваться ли мне направо или налево, направить взгляд в том или ином направлении, и т. д. Я могу тщательно исследовать определенные сцены или создавать определенные образы в соответствии с тем, хочу ли я совершать умственное усилие в результате того, что я вижу. Например: если я хочу сломать ветку одного из этих деревьев — я думаю, что ветка покажется мне сломанной. Если я не хочу, чтобы это случилось, ветка будет казаться мне целой. Каким образом сон для меня отличается от реальности? Я помню, я мыслю, я хочу, я не хочу: я не беспомощная жертва галлюцинации, в которую вовлечен. Если за моими актами воли не следует реальных усилий, то это лишь потому, что место моего физического тела занимает воображаемое. Но психологически явление остается в точности тем же самым.[93]

Многие испытуемые сообщают о применении психологических критериев к событиям, происходящим в осознанных сновидениях. Развитие способности к психологическому анализу — то есть интроспективное наблюдение и формулировку критериев различения — демонстрирует испытуемый С:

Я знал, что моя цель — продлить состояние осознанности, но продолжение поиска нужной книги очевидным образом этому препятствовало. Поняв, что эти две цели несовместимы, я решил пожертвовать книгой, сосредоточившись на поддержании осознанности. До сих пор это не было особенно трудным, поскольку я ни на что не отвлекался, но теперь это потребовало полного внимания.

Еще один пример совершенно нормального понимания предмета психологического интереса приводит Майерс:

Спускаясь по лестнице, я внимательно посмотрел на покрывавший ее ковер, чтобы выяснить, может ли визуализация во сне быть лучше, чем в бодрствующей жизни. Я нашел, что это не так: ковер во сне был не таким, каким я видел его в действительности. Он был больше похож на тонкую истертую дорожку, вероятно, собравшую в себе воспоминания о номерах в приморских гостиницах.[94]

Общие соображения философского и психологического характера осознанно сновидящих можно считать верными. Однако этого нельзя сказать об анализе конкретных ситуаций — не потому, что они делают неточные выводы из фактов, представленных в сновидении, но потому, что им не удается вспомнить некоторых реалий мира бодрствования:

Я пошел назад и невдалеке от бульвара, между углом улицы и фонтаном Медичи, присоединился к группе зевак, собравшихся около акробата. В этот момент я стал думать аналитически. Я вспомнил, что приезжал в Париж за день до этого, и это было в субботу. И тогда я подумал, что на следующий день, в понедельник, я снова поеду в Париж, как обычно, чтобы присутствовать в Академии. Из этого я сделал вывод — не требующий, впрочем, особого ума — что сейчас воскресенье. «Как же я оказался здесь в воскресенье? Этого не может быть», — отметил я про себя. И наконец понял: «Если это воскресенье, и я в Париже, значит, я сплю». Сон немедленно превратился в полностью осознанный, не потеряв ни своих галлюцинаторных качеств, ни яркости. Таким образом, я понял, что сплю, не потому, что на углу рю Суффле я заметил магазин, которого, как я точно помнил, там в реальности не было, а вследствие гораздо менее веского довода — я оказался в Париже в тот день, когда обычно там не бывал.[95]

В следующем примере испытуемому В не удалось использовать в качестве убедительного довода то, что в физическом мире окна не закрывают прутьями из хрупкого материала:

«Я собираюсь полететь», — сказал я и начал выламывать прутья. Они ломались, как будто были сделаны из чего-то среднего между шоколадом и сургучом, и я выбрасывал обломки на крыши внизу. «Если бы не сон, это было бы непросто, не правда ли?» — сказал X, который продолжал пассивно стоять рядом и выглядел комично. «Это сон», — ответил я твердо, хотя где-то на заднем плане вертелась осторожная мысль: «В крайнем случае черепица не должна стоить больше 50 фунтов». Я не понимал, что хрупкость прутьев доказывала, что я сплю.[96]

Следующий пример демонстрирует типичную для осознанно сновидящих трудность: понимание полной независимости миров бодрствования и сновидения в том, что касается специфических деталей. Майерсу, хотя он помнит, что членов его семьи дома нет, так и не удается понять, что «их отсутствие в бодрствующей жизни» и «их отсутствие в сновидении» — два независимых предположения:

Моя жена и дети в то время отсутствовали, но мне в голову не пришло, что отсутствуя в реальности, они могли бы при этом присутствовать во сне.[97]

Понимание того, что миры сна и бодрствования независимы друг от друга, может стоить сновидящему определенных усилий. Например, Ив Делаж замечает:

Хотя я достаточно уверен в иллюзорности ситуации для того, чтобы предпринять действия, безрассудные в реальной жизни, мне приходится преодолевать инстинктивное чувство страха. Несколько раз я таким образом выполнял задачи, связанные с опасностью, чтобы увидеть, к чему это приведет.[98]

Тем не менее, испытуемые иногда осознают независимость мира сна и мира бодрствования — например, они понимают, что можно не заботиться о последствиях своих действий, и не все из них переживают остаточный эмоциональный конфликт, как Делаж. Но понять этот общий принцип и применить его к действиям внутри сновидения, по-видимому, гораздо легче, чем мысль: «Действия конкретных людей и объектов в сновидении совершенно независимы от действий их прообразов в мире бодрствования». Мы видели, как Майерсу не удалось сформулировать эту мысль относительно отсутствия его семьи. Испытуемый В также столкнулся с подобной трудностью:

Я захотел полететь, но в руках у меня был портфель, и я решил сначала отнести его домой. Я наклонился над тротуаром, пристально рассматривая его, и подумал: «Да это сон! Этот портфель существует только во сне. Нет никаких причин, по которым настоящий портфель мог бы оказаться на улице. На самом деле, он скорее всего дома». Эта последовательность мыслей потребовала большого усилия для сосредоточения, сравнимого с усилием, необходимым для того, чтобы убедить кого-то в неопровержимости каждого шага сложного математического доказательства.[99]

Судя по отчетам испытуемых, они никогда не сомневаются в том, что «события в мире бодрствования и мире сновидений совершенно независимы», однако им не удается сразу вспомнить, что эту мысль следует применять по отношению к любому действию, совершаемому во сне. Этой процедуре можно обучиться; достаточно выполнить ее один раз, чтобы в дальнейшем повторять уже с легкостью. Вот как об этом говорит испытуемый В: