Обрести мечту - Нора Робертс

Майкл усмехнулся – и от пришедшего в голову сравнения, и от осознания того, что в поместье Темплтонов почему-то постоянно вспоминает волшебные сказки.

Но в тот первый день он обнаружил в конюшне страшную грязь и запустение, так что ему пришлось лишнюю неделю мириться с общественными конюшнями с их непомерной платой за содержание лошадей и удаленностью от собственного жилья. Но теперь, оглядывая результаты своих трудов, Майкл не жалел об этом.

Почти всю неделю он вкалывал по шестнадцать часов в день, приводя в порядок заброшенное здание. Нелегкая задача для одного мужчины с единственной парой рук, но Майкл не желал перевозить своих лошадей в этот временный дом, пока он не станет соответствовать его требованиям.

Конюшня была построена на века и с элегантностью, которой славились Темплтоны. Но его восхитила не затейливая кирпичная кладка пола, не декоративные плитки вокруг кормушек и не витые железные решетки над ними со стилизованной буквой Т в центре – хотя Майкл готов был признать все это эффектным штрихом. Больше всего ему понравились денники – удобные, просторные, полные света и воздуха. Да и вся планировка конюшни, с комнатой для упряжи в одном конце и помещением для хранения корма – в другом, была очень практичной.

И этот дворец долгое время стоял заброшенным и ветшал! Майкл сделал все возможное, чтобы исправить ситуацию. Он таскал мусор и стучал молотком, мел и скреб, пока каждый денник не стал отвечать его высоким стандартам. Его детишкам – только самое лучшее!

Он всегда называл своих лошадей детьми – конечно, лишь в тайных мыслях.

Этим утром привезли свежее сено и солому; к счастью, парень, доставивший их, охотно согласился заработать несколько лишних долларов и помог Майклу перетащить прессованные тюки в конюшню.

Теперь каждый денник был выстлан соломой из пшеничных колосьев, которая и стоила дорого, и достать ее было нелегко. Но ведь это для его детей, в конце концов. С помощью немногих инструментов и некоторой изобретательности Майкл привел в рабочее состояние автоматические поилки, смазал петли на дверях денников, заменил поржавевшие крюки.

Поскольку все его запасы утонули в грязи, пришлось заново закупить зерно, витамины, лекарства. Слава богу, ему удалось спасти кое-какую упряжь и инструмент.

Теперь его пятнадцать лошадей были размещены со всей роскошью, какую он смог создать. Правда, собственную новую квартиру Майкл еще не успел обжить – оставалось время лишь на сон, – но собирался сделать это в ближайшем будущем.

– Ты поднимаешься по общественной лестнице, Макс! Может, ты и не понимаешь, но теперь ты живешь в поместье Темплтонов. А это чертовская привилегия, поверь мне на слово.

Он любовно шлепнул лошадь по крупу и вытащил морковку из мешочка, привязанного к поясу.

– Конечно, это жилище временное, но не беспокойся: я уже начал проектировать твое новое жилье. Может, мы тоже на этот раз добавим пару затейливых деталей. Ну а до тех пор ты не мог бы устроиться лучше!

Макс вежливо взял морковку. Его темный глаз, обращенный на Майкла, выражал терпение, мудрость и, как хотелось думать Майклу, любовь.

Он вышел из денника, защелкнул нижнюю половину дверцы на шпингалет и пошел по широкому проходу, стуча каблуками сапог по мощеному полу. Затейливая кладка сделала бы честь самому изысканному саду, где устраивают приемы на открытом воздухе, но главное – строители не забыли придать полу необходимый уклон.

Гнедая лошадь высунула голову из соседнего денника в предчувствии угощения.

– Ждешь меня, детка?

Это была его любимица – Дорогуша, самая добрая и ласковая кобыла из всех, с кем ему доводилось работать. Он купил ее жеребенком, а теперь ей самой вскоре предстояло жеребиться, и потому ей было отведено особое стойло.

– Как дела? Вот увидишь, тебе здесь понравится.

Майкл вошел внутрь и погладил огромный живот. Как отец, ожидающий первенца, он был полон предвкушений и тревог. Кобыла была маленькой, всего четырнадцать ладоней в холке, и он волновался, как она справится с родами.

Дорогуша любила, когда ей чесали живот, и благодарно засопела.

– Какая красивая! – Он обхватил ее морду ладонями; так мужчина мог бы держать лицо любимой женщины. – Ты самое прекрасное из всего, чем я когда-либо владел!

Довольная вниманием, кобыла снова засопела, затем опустила голову и ткнулась в мешочек на его поясе. Засмеявшись, Майкл вынул яблоко. Дорогуша предпочитала яблоки морковке.

– Угощайся, Дорогуша. Ведь ты сейчас ешь за двоих!

Внезапно Майкл услышал голоса – явно детские, очень возбужденные – и вышел из денника.

– Мама сказала, что мы не должны ему мешать!

– А мы и не собираемся ему мешать. Просто посмотрим. Идем же, Кейла! Разве ты не хочешь увидеть лошадей?

– Да, но… А что, если он там? Что, если он заорет на нас?

«Забавно, – подумал Майкл. – Кажется, Лора обрисовала меня каким-то людоедом». Он вышел из полумрака конюшни на солнечный свет и застыл на месте. Если бы Майкл был поэтической натурой, то сказал бы, что встретил двух ангелов.

Но они определенно решили, что столкнулись с самим дьяволом. Он стоял перед ними весь в черном, за спиной его во мраке конюшни мерещились грозные тени. Волосы касались плеч, а черный платок, завязанный на голове и закрывавший лоб, придавал ему сходство с пиратом или диким индейцем. Он казался огромным и страшным.

У Али душа ушла в пятки, и она положила ладонь на плечо Кейлы – не столько для того, чтобы защитить сестру, сколько для опоры.

– Мы живем в Темплтон-хаузе! – еле слышно произнесла она заранее заготовленную фразу. – И имеем право находиться здесь…

Майкл не смог устоять перед искушением разыграть спектакль.

– Неужели? Ну нет, это я живу здесь! И я не люблю, когда вторгаются в мои владения. Надеюсь, вы не конокрады? Конокрадов мне приходится вздергивать на деревьях…

В страхе – нет, обезумев от ужаса! – Али смогла только яростно затрясти головой. Но Кейла, словно зачарованная, шагнула вперед.

– Неправда! У вас добрые глаза, – смело сказала она и даже попыталась улыбнуться, демонстрируя прелестные ямочки на щеках. – А вы в самом деле смутьян и хулиган? Энни так сказала…

Придя в еще больший ужас и сгорая от стыда, Али попыталась остановить сестру, но из горла вырвался лишь тихий шепот:

– Кейла!

«Ага, – подумал Майкл, – Энн Салливан в своем репертуаре: вести о моих детских подвигах обгоняют меня».

– Когда-то был. Но давно бросил. – «Господи, что за прелесть! – подумал он. – Просто сердце тает». – А ты, наверное, Кейла? У тебя глаза твоей мамы.

– Угу, а это Али. Ей десять лет, а мне семь с половиной, и у меня уже выпал один зуб.