Закон военного счастья - Николай Басов

– Ну, чего ты, чего? – отозвалась Сонечка. – Это же не начальство, а Гринев. Ему можно.

– Можно – что? – спросил Рост.

– Болтунья она, – отозвался Боец. – Болтушка, болтологический феномен. – Он вздохнул. – В общем, я не знаю, как это определить. Не знаю, что вообще имею в виду, но что-то в последнее время стало не так.

– Неспокойно как-то стало, нездорово, – пояснила Сонечка.

– В каком плане?

– Если бы знал – объяснил бы. А так… – Боец махнул рукой. – В общем, надо смотреть, думать, а лишь когда что-то прояснится, тогда говорить.

– Правильно, – согласился Ростик, – только мне, как сказала Сонечка, можно и нужно говорить, даже когда непонятно. Я и сам попадался на этом, что-то чувствую, а что – неясно. И не раз оказывался прав.

– Да, – согласился Боец, – я слышал.

– Тогда чего темнишь?

– Не темню я. – Он уступил место у подзорной трубы.

Ростик сел и стал смотреть. Вот первая столовая гора. В «живом» виде она оказалась еще выше, наверное, метров за двести перевалила. И еще она поросла плотным кустарником, довольно высоким – если ставить неприметный пост, то непременно следовало занять эту верхушку. Разумеется, если наверх можно было вообще подняться без гравилета… Хотя, хороший пост можно обслуживать и гравилетом. Вторая гора была еще более высокой, но ее верхушка обвалилась и никакими укрытиями не располагала. Должно быть, поэтому стало видно, что в ее складках что-то шевелится… Вот это да, подумал Ростик. На горе, как на насесте, сидел летающий страус бегимлеси и, изгибая длинную шею, смотрел вниз, под гору. Вдруг изображение дрогнуло, потом ощутимо отъехало вниз и вбок.

– Да, такое бывает, – отозвался Боец. – Это кто-то внизу приехал в обсерваторию. Мы находимся на гибкой связи с основанием, а все равно иногда так дергает… Или когда ветерок поднимается – редко, но пять-семь дней в месяц бывает. Тогда даже близкие объекты вроде Одессы наблюдать невозможно.

– А Одесса отсюда видна?

– Отсюда все видно, – отозвалась Сонечка. – Кроме Водяного мира. Там горный хребет не дает, все-таки он выше.

– А выше хребта вы подняться можете?

– Можем, – отозвался Боец. – Только тогда приходится использовать кислородные маски и водород из шара улетучивается быстрее – все-таки его клеили в Полдневье, вручную, швы не слишком плотные. Вот и приходится раза два-три в день подкачивать.

Вдруг темная волна боли прошла по Ростику, закружилась голова, заболела почти как от удара. Но глаза почему-то стали видеть лучше. И он увидел – между морем, которое сначала вообще не воспринималось как объект, скорее как невыразительный серо-зеленый занавес в тусклых разводах теней на дне, и второй горой появились видимые даже на таком расстоянии горячие токи. Они поднимались вертикально и затемняли иные из полос моря.

– Вижу, – сказал Рост и сам удивился, как тускло звучал его голос. – Действительно, что-то горячее у них… греет воздух.

– Тебе повезло, командир, – сказала Сонечка. – Иногда по месяцу такого не бывает, а ты сел и сразу поймал.

– И как вы только увидели? – удивился Ростик.

– Для того и сидим, – отозвался Боец.

– С этим, кажется, ясно, – решил вдруг Ростик.

И, удивившись, должно быть, не меньше, чем Боец и Сонечка, стал поворачивать трубу влево, к северу. Попутно запоминая береговую линию, хотя теперь, зная ориентиры, почти наверняка нашел бы эту точку с маревом даже на самодельной карте. Но теперь его интересовало что-то другое, что-то идущее с севера.

Вот на миг мелькнули чуть более глубокие водные слои, а он и не заметил, что уперся в море, далекое, залитое уже не столько светом Полдневного солнца, сколько слоями тумана… И вдруг где-то очень далеко, на краю сознания или даже за этим краем, что-то мелькнуло. Что-то зловещее, черное и в то же время блестящее, несущее угрозу, уничтожение, смерть.

– Командир, – позвал Боец. – Когда мы нервничаем, тоже туда смотрим. И тоже видим.

– Откуда ты знаешь, что я вижу? – спросил Рост.

– Черные треугольнички, – почти беспечно произнесла Сонечка. Но было в ее голосе что-то такое, что не позволяло верить в беспечность.

– Это вы и хотели мне показать?

– Показать-то не хотели, но… Ты как-то сам увидел.

Рост подумал, еще раз помусолил край света подзорной трубой. Нет, туман вдруг стал гуще, черных треугольников, как выразилась Соня, уже не видно.

– Вы можете определить, где это? Насколько далеко?

– Почти у дальних островов, – отозвался Боец. – В пяти, а то и в семи тысячах километров.

– Я думаю, больше десяти тысяч, – сдержанно отозвалась его жена.

Ростик подумал. Это было далеко, очень далеко. Но почему-то он решил, что они летят сюда, к ним, к людям… Он потряс головой, боль проходила.

Внезапно на полу под столиком зазвонил армейский полевой телефон. Боец поднял трубку.

– Верх слушает. – Потом протянул трубку Ростику. – Это вас.

– Гринев у телефона.

Снизу сквозь треск раздался уверенный, но какой-то не вполне настоящий голос Рымолова.

– Говорит Председатель. Что, Гринев, сориентировался?

– Вы о восходящих токах горячего воздуха?

– О них. – Рымолов тяжело подышал в трубку. – Мы следили за этим местом почти месяц, не подвозят они туда торфа. Даже деревья на дрова не спиливают. А тепло вырабатывают. Тепло, энергия – один из коренных факторов выживания. Понимаешь меня?

– Понимаю, – сказал Ростик и подумал, что теперь ясно, кто приехал в обсерваторию. Наверняка машина была еще райкомская, только переделанная под спиртовое топливо.

– В общем, ты посмотри там еще… А завтра отправляйся с утра на аэродром. Тебя будет ждать твой приятель Ким. Задание такое – подобраться как можно ближе и узнать, чем же они так здорово свои котелки греют? Нет ли у них там нефти или еще какой-нибудь пригодной для нас субстанции? – Лишь эти слова, произнесенные в не совсем обычном для Рымолова тоне, выдавали его напряженность от разговора с Ростиком.

– Понимаю, Арсеньич.

– Да, и вот еще что. Если получится, сделайте все незаметно. Чтобы они не поняли, что за ними следят. Вытащить вас из плена, если у вас что-то провалится, мы не сумеем. Уж очень это глубоко на их территории произойдет.

– Тоже понимаю.

– Но если сумеешь, – продолжал уже совсем упавшим тоном Председатель, – все-таки достань образец того, чем они там оперируют. Неважно, что бы это ни было – нефть, сланцы, какой-нибудь особенный морской торф… Хотя в это я не верю.

– Попробую.

– Вот так, Гринев. – Председатель помолчал. Потом все-таки добавил: – Ну, удачи тебе, разведчик. Боюсь, дело безнадежное, потому тебя и посылаю. Без этого теперь, когда мы потеряли торфоразработки, вообще хана.