Кот, который сигналил - Лилиан Браун

– Гермию, – последовал краткий ответ.

– Йау! – изрёк Коко, чьи уши прислушивались к беседе, а нос принюхивался к кабиблам.

– Мне близки и понятны её проблемы с отцом, – объяснила Элизабет, – хотя в моём случае мать пыталась упорядочить мою жизнь.

– Нам бы очень хотелось, – вступила в разговор Фран, – чтобы зелёненькие прибывали на космическом корабле, но, к сожалению, наша сцена технически плохо оснащена. Ларри предложил, чтобы они появились из клубов дыма. Пикаксская публика любит сценический дым. Но всё-таки хочется чего-то более сложного технологически. У Элизабет есть одна идея, но я не очень понимаю, как её можно осуществить. Расскажи Квиллу о своих пирамидах, Лиз.

– Вы знаете об энергии, исходящей от пирамид? – обратилась к Квиллеру Элизабет.

– Что-то читал. Правда, довольно давно.

– Здесь нет ничего нового. Это известно уже тысячи лет, и мой отец по-настоящему в это верил. Он распорядился выстроить для меня и моих братьев пирамидки, и мы должны были на них сидеть, чтобы потом происходили всякие чудеса. Мне это казалось волшебным, а матери – вредным. После смерти отца она приказала сломать пирамидки. – В голосе девушки послышалась тоска и сожаление.

– Уолли Тоддуисл. – сказала Фран, – мог бы соорудить нам прозрачную переносную пирамиду. Для смены декораций мы на мгновение погасим свет, а когда вновь зажжем, то в лесу на сцене уже будет стоять пирамида, сделанная из неоновых трубок. Ну как?

Квиллер поинтересовался, поймёт ли публика, на что намекает пирамида, в чём, собственно, её магия? И получил ответ: всё будет объяснено в программке.

– Да, но многие ли зрители читают программки? – не унимался Квиллер. – Если судить по болтовне перед началом спектакля, большинство интересуется объявлениями о вкусной еде у Отто или гаражами Гиппела. Такое у меня впечатление от болтовни перед началом спектакля. А что говорит Ларри?

– Он считает, что пирамида только загромоздит сцену, не привнеся ничего значительного в развитие сюжета. Но мы не сдаёмся. Правда, Элизабет?

Квиллер предложил ещё выпить, но Фран объявила, что им пора ехать. Выходя, она протянула ему чёрный фломастер.

– Где ты это нашла? – спросил он.

– На полу под журнальным столиком.

– Опять Юм-Юм! Эта кошка – неисправимая ворюга. – Он сунул фломастер на место, в оловянную кружку на телефонном столике, и проводил дам до машины, не забыв сначала надеть свою жёлтую кепку. Когда они уехали, он несколько раз обошёл вокруг амбара, не торопясь зайти в дом в такую чудную летнюю ночь. Оставив на время скептицизм, можно было с легкостью представить Пэка и других зелёненьких, материализующихся из клубов дыма среди леса… Однако пронзительный вой, доносившийся из кухонного окна, напомнил ему о том, что он не выполнил свой долг.

– Пожалуйте к столу! – провозгласил он, открывая дверь на кухню.

Юм-Юм отозвалась сразу, а Коко… но где же Коко? Если он не откликнулся на приглашение к столу, значит, что-то не так. Квиллер отправился на поиски и обнаружил кота на большом квадратном журнальном столе – не пожирающим кабиблы, не играющим с деревянным паровозным свистком и не обнюхивающим книгу о Панамском канале. Кот восседал на «Всякой всячине», прямо на первой странице, – на статье о скандале в Помойке и на большой фотографии президента банка. Такая же точно фотография висела в вестибюле Ламбертаунского ссудного банка.

Поведение Коко указывало на то, что всё гораздо сложнее и дело не только в растрате. Квиллер почувствовал лёгкое покалывание над верхней губой и с силой пригладил усы. Коко явно пытался сообщить нечто важное. Возможно, закрытие банка было розыгрышем. Возможно, ревизоры пытались скрыть собственную ошибку. Возможно, Тривильена, так сказать, подставили.

Словно прочитав мысли человека, кот медленно поднялся, выгнул спину и распушил хвост. Встопорщив усы, скосив глаза и встав на коготки, он завертелся по газете в диком танце. Квиллер содрогнулся всем телом: Коко исполнял танец смерти.

ШЕСТЬ

Глядя, как Коко исполняет на журнальном столике свой мрачный танец, Квиллер, поразмыслив, решил, что произошло самоубийство. Заносчивый, эгоцентричный самоучка скорей покончил бы с собой, чем унизился до ареста, суда и заключения под стражу. Он был слишком богат, слишком дерзок, слишком тщеславен и деспотичен, чтобы вернуться в родной город в наручниках.

Но во время совместного субботнего ужина Квиллер ни словом не обмолвился Полли о своей версии. Директор библиотеки, подобно «Мировому альманаху», доверяла только фактам и всегда вежливо опровергала фантастические предположения Квиллера. Поэтому он никогда ей не рассказывал ни о сверхъестественной интуиции Коко, ни о его уникальных способностях передавать свои мысли. В сравнении с Коко её обожаемый Бутси был просто неандертальцем.

За ужином в ресторане «Типси» в Северном Кеннебеке Квиллер и Полли вообще не упоминали о скандале, всколыхнувшем весь Мускаунти. Полли волновало другое: будет ли готов дом ко Дню благодарения? Не повредят ли пяти чувствам Бутси испарения краски, винила и лака – то есть всё, чем пахнет в только что отстроенном доме? Попытки Квиллера сменить тему лишь ненадолго отвлекали её от главного – изоляции и кровельных работ.

– Ты познакомился с Эдди Тривильеном? – спросила она.

– Официально нет, – ответил Квиллер. – Когда я шёл к почтовому ящику, он увидел меня и помахал рукой, а я сказал: «Неплохо смотрится» – или что-то такое, не менее оригинальное. У него есть помощник по имени Дурли – коренастый парень небольшого роста, с хвостиком на затылке – и замечательный чау-чау, который каждый день сопровождает его на работу и там лежит или в кузове Эддиного пикапа, или в тени под деревом. Я сказал ему, что он отличный пёс, и он от радости часто-часто задышал, высунув язык. Как я выяснил, пса зовут Зак.

Были ещё и другие подробности, но их, по мнению Квиллера, следовало опустить, чтобы не волновать Полли. По всей территории валялись окурки, а от Эдди почти всегда пахло перегаром.

– Сначала ребята – они оба молоды – явно получали от работы удовольствие и без конца перекидывались шутками, – продолжал свой отчёт Квиллер. – Теперь между ними чувствуется некоторая натянутость, что вполне понятно: тяжело принять, что твой отец, не последнее лицо в городе, заклеймён как вор. Эдди всё время ворчит на Дурли и поторапливает его. Мне пришло на ум, что он хочет побыстрее закончить работу и получить гонорар. Когда ты должна ему заплатить?

– Когда дом будет подведён под крышу. О, дорогой, надеюсь, это не значит, что он начнёт халтурить?

– Если его текущий счёт в Ссудном банке заморожен, то, возможно, он резко нуждается в наличных, чтобы погасить платежные ведомости и оплатить счета. Он намекал на что-нибудь подобное?

– Нет. Я каждое утро говорю с ним по телефону – довольно рано, до его ухода на работу.

На следующий день, после позднего завтрака у Полли, они отправились на строительную площадку. Полли ужаснулась количеству сигаретных окурков и твердо решила сказать мистеру Тривильену, чтобы он взял банку из-под кофе и все их собрал. Будущие комнаты, представлявшие собой лабиринт отсеков размером два на четыре, показались Полли слишком маленькими – она расстроилась. Синоптики предсказывали дождь, и Полли беспокоилась, что крышу не возведут вовремя.

Из-за постоянного беспокойства Полли за дом Квиллер начал испытывать беспокойство за неё.

– Почему бы нам не устроить себе приятный перерыв, – предложил он, – и не поехать во Флэц взглянуть на водоплавающих? Они, должно быть, вьют гнёзда, или что там они ещё делают в июле? – С его стороны это было благородной уступкой: Полли обожала наблюдать за птицами, а он – нет. – Может, мы увидим буревестника, – шутливо добавил он.

– В Мускаунти – невероятно, – смущенно улыбнулась она. – Но мне действительно надо домой, чтобы изучить чертежи и подумать, как расставить мебель.

Высадив Полли у её дома, Квиллер отправился к себе в амбар, испытывая признательность к сиамцам за то, что они никогда ни о чём не беспокоились. Действительно, оба предавались своим любимым занятиям: Юм-Юм гоняла по полу пробку, то теряя её, то находя, то опять теряя, пока наконец не повалилась в изнеможении на бок; Коко стоял на задних лапах в прихожей, вглядываясь в тропинку фруктового сада. Знал ли он, что каждый день на стройку вместе с плотником приходил чау? Может, Зак осмелился подняться по тропинке к сараю? Как бы там ни было, для четырёхлапого существа ненормально проводить так много времени стоя на двух лапах.

– Давай, старина! Пойдём разведаем, – предложил Квиллер. – Где наша шлейка? Где шлейка?

Юм-Юм, распознав слово, стремглав бросилась на балкон и там спряталась. Коко же потрусил в кладовку для веников, где хранилась упряжь, и мурлыкал до тех пор, пока Квиллер не застегнул кожаные ремни. Затем, волоча за собой поводок, он целенаправленно пошёл к входной двери. Однако, когда Квиллер её открыл, кот замер на пороге, оцепенев от нерешительности. Он оценивал погоду – семьдесят восемь градусов по Фаренгейту и легкий ветерок силой три мили в час; он озирался по сторонам; он смотрел на птичку в небе и на белку в ветвях дерева.