Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

– Знаете ли что? – сказал дядя Глег, желая придать шутливый оборот такому осуждению: – послать ее в тюрьму: там они достригут ее и подровняют.

– Теперь она еще более похожа на цыганку, – сказала тетка Пулет с сожалением. – Право это не к добру, сестра, что девочка такая смуглая. Мальчик-то довольно бел. Такая смуглота будет ее несчастьем – я уверена.

– Она дурная девочка, растет только на горе, – сказала мистрис Теливер, со слезами на глазах.

Магги, казалось, внимала этому хору упреков и насмешек. Первая краска загорелась у ней от гнева, который вылился пренебрежением, и Том думал, что она вынесет все с гордостью, подкрепляемая теперь появлением пудинга и крема. С такими мыслями он шепнул ей: «Магги, я говорил, достанется тебе». Он – сказал это с добрым намерением; но Магги была убеждена, что он также наслаждается ее позором. Слабое чувство гордости толкнуло ее в ту же минуту; сердце ее облилось кровью, и, вскочив со стула, она побежала к отцу, припала лицом ему на шею и громко зарыдала.

– Успокойся, успокойся, моя девочка! – сказал мистрис Теливер утешительным тоном, обнимая ее: – ничего; хорошо и сделала, что обрезала волосы, которые только надоедали тебе. Перестань плакать; отец не даст тебя в обиду.

О сладкие выражение нежности! Магги не забывала этих разов, когда отец брал ее сторону; она хранила их в своем сердце и вспоминала про них много лет спустя, когда каждый говорил, что отец ее наделал только зла своим детям.

– Как только ваш муж балует этого ребенка! – сказала мистрис Глег вслух, обращаясь к мистрис Теливер. – Ведь это будет ее гибелью, если вы не позаботитесь. Мой отец никогда не воспитывал так своих детей, иначе вышло бы из нас совершенно другое семейство.

Домашние огорчение мистрис Теливер, казалось, достигли в эту минуту высшего градуса, за которым уже следует совершенная нечувствительность. Она не обратила внимание на замечание своей сестры, но только откинула назад завязки своего чепчика и принялась раздавать пудинг с немою покорностью своей судьбе.

С десертом явилась минута окончательного освобождения для Магги, детям было объявлено, что они могут наслаждаться им в беседке, потому что погода была теплая, и они поскакали между зеленеющимися кустами в саду, подобно насекомым, торопящимся убраться из-под зажигательного стекла.

Мистрис Теливер имела свои причины для такого позволение: обед был теперь кончен, умы всех были свободны, и наступила именно минута, чтобы сообщить намерение мистера Теливера в отношении Тома, а это лучше всего сделать в отсутствие Тома, хотя дети привыкли, чтоб про них говорили в их же присутствии, как будто они были птицы и ничего не могли понять, как ни вытягивай они своих шей; но при этом случае мистрис Теливер обнаружила особенную скромность; она имела очевидное доказательство, что поступление в школу к священнику было очень неприятною перспективою для Тома, для которого это было все равно, что идти в ученье к полицейскому. Мистрис Теливер имела грустное убеждение, что муж ее сделает, как ему угодно, что бы ни говорила сестра Глег или сестра Пулет, но по крайней мере им невозможно будет сказать, если дело обернется худо, что Бесси наглупила вместе с мужем, не сказав ни слова об этом своим родным.

– Мистрис Теливер, – заметила она, прерывая разговор своего мужа с мистером Дином: – теперь, кажется, самое лучшее время объявить теткам и дядям наших детей, что намерены вы сделать с Томом – не так ли?

– Пожалуй, – сказал мистер Теливер довольно резко: – я не прочь объявить каждому, что я думаю сделать с ним. Я порешил, – прибавил он, смотря на мистера Глега и мистера Дина: – я порешил отдать его к мистеру Стеллингу, священнику в Кингс-Лортон, необыкновенно-способному малому, сколько я пони маю, пусть он там всему научится.

Слабый ропот удивление послышался в обществе, какой вы заметите в деревенской приходской церкви, когда проповедник делает намек на вседневные занятия прихожан. Для теток и дядей было точно так же удивительно это появление священника в домашних распоряжениях мистера Теливера. Что касается дяди Пулета, то он был столько же поражен этим, как если б мистер Теливер сказал, что он отдает Тома в ученье лорду-канцлеру. Дядя Пулет принадлежал к этому исчезнувшему классу британских Иеменов, которые одевались в тонкое сукно, платили высокие налоги, ходили в церковь, ели особенно-жирный обед по воскресеньям, воображая себе, что английская конституция была таким же первозданным делом, как солнечная система, или неподвижные звезды. Горько, но справедливо, что мистер Пулет имел самое неопределенное понятие о епископе, который представлялся ему баронетом и который, по его мнению, мог быть и не быть духовным лицом; самый ректор его прихода был человек знатной фамилии и богатый; и мистеру Пулету никак не приходило в голову, чтоб священник мог сделаться школьным учителем. Я знаю, для многих трудно в наш просвещенный век поверить невежеству дяди Пулета; но пусть они подумают только о замечательном развитии природной способности, при благоприятных обстоятельствах. Дядя Пулет имел удивительную способность к невежеству. Он первый выразил свое удивление.

– Как, отчего же это непременно отдавать его священнику? – сказал он, смотря блиставшими от удивление глазами и на мистера Глега, и мистера Дина, чтоб подметить, обнаруживают ли они какие-нибудь признаки пони мание.

– Да оттого, что священники лучшие учителя, сколько я могу понять, – сказал бедный мистер Теливер, ухватывавшийся с необыкновенною готовностью и упрямством за первый довод, ему попадавшийся в лабиринте этого курьезного света. Якобс, содержатель академии, не священник, и он мальчику пользы никакой не сделал; я решился если отдать его в школу, так отдать в такую, которая не была бы похожа на академию Якобса. А этот мистер Стеллинг, сколько я могу понять, именно такой человек, какого мне надобно. И я отправлю к нему моего мальчика к Иванову дню, заключил он решительным тоном, щелкнув но табакерке и понюхав табаку.

– Ну, вам придется платить залихватский счет каждые полгода. Э, Теливер! священники вообще имеют очень обширные идеи, – сказал мистер Дин, набивая себе нос табаком, что он обыкновенно делал, желая сохранить нейтральное положение.

– Как вы думаете, сосед Теливер, выучит его священник отличить по виду хорошую пшеницу? – сказал мистер Глег, любивший пошутить, и который, оставив дела, чувствовал, что ему было не только позволительно, но и прилично смотреть на дело с забавной стороны.

– Видите, я уже составил свой план в голове насчет Тома, – сказал мистер Теливер, остановившись после этого объявление и подняв свою рюмку.

– Если дадут мне сказать слово, а это бывает редко, – сказала мистрис Глег, с тоном горького упрека: – то я – спросила бы: какого ожидать добра от ребенка, когда воспитывают его не по состоянию?

– Видите, – сказал мистер Теливер, несмотря на мистрис Глег, а обращаюсь к мужской компании; я решился пустить Тома по другой дороге. Я об этом давно думал и решился твердо, после всего, что я видел у Гарлета с сыном. Я хочу пустить его по такой дороге, где ему капитала ненужно, и дам ему такое воспитание, с которым он был бы даже под стать адвокатам и меня надоумил бы при случае.

Мистрис Глег испустила продолжительный горловый звук, который выражал жалость и презрение.

– Гораздо было бы лучше для некоторых людей, – сказала она после этого введение: – если б они оставили адвокатов в покое.

– Что же этот священник, начальник гимназии, как в Моркенс-Бюли? – сказал мистер Дин.

– Вовсе нет, – сказал мистер Теливер: – он не берет более двух или трех воспитанников, так что, знаете, у него более времени смотреть за ними.

– А! И покончит воспитание скорее: многому они не научатся, когда их бездна, – сказал дядя Пулет, чувствовавший, что, наконец, он проникает этот трудный вопрос.

– Но ведь за то он потребует более платы – я уверен, – сказал мистер Глег.

– Да, да, сотнягу фунтов в год – вот каково! – сказал мистер Теливер с гордостью. – Но, ведь, знаете, это своего рода помещение капитала; воспитание Тома будет для него капитал.

– Это похоже на дело, – сказал мистер Глег. Пожалуй, пожалуй, сосед Теливер, вы, может быть, и правы, может быть, правы. А вот нам, неучам, так лучше приберечь деньгу – не так ли, сосед Пулет?

Мистер Глег потирал колено и поглядывал очень довольно.

– Мистер Глег, дивлюсь я на вас, – сказала его жена: – это очень неприлично для человека ваших лет и вашего положение.

– Что такое неприлично, мистрис Г.? – сказал мистер Глег, приятно подмигивая целой компании: – мой новый синий фрак, который надет на мне?

– Жалею о вашей слабости, мистрис Глег. Я говорю: неприлично шутить, когда, вы видите, ваш родственник лезет в петлю.

– Если вы разумеете меня, – сказал мистер Теливер, заметно-раздраженный, то вам нечего беспокоиться обо мне: я сумею справиться с моими делами, не тревожа других людей.