Мемуары - Арман Жан

Министры ненавидят иезуитов за то, что их орден обязывает своих адептов заниматься литературным трудом, всячески помогая им совершенствоваться в этом, оттого-то иезуиты лучше прочих умеют маскироваться.

Для хулы этих великих служителей Бога они пускают в ход все средства, лукавят, ссылаясь при этом на королей, утверждают, что иезуиты обучают тому, что светская власть находится в зависимости от воли пап; ставят им в вину учение святого Фомы41 и всех других богословов, включая и их собственных авторов, учащих, что подданные не обязаны подчиняться государю, если он намерен помешать им исповедовать истинную религию.

Шестое: ни в чем не поощрять сильных мира сего, если это может нанести урон Королю, подорвать его авторитет, но в делах менее значительных, не влекущих таких последствий, стараться удовлетворить их, дабы отказы в их просьбах не сказались на их преданности, ведь если они убедятся, что им нечего ждать от королевской власти, государство окажется в большой опасности.

И последнее: рано или поздно ей придется дать бой гугенотам, но не стоит раздражать их по пустякам. Иначе они развяжут войну раньше, чем она будет в состоянии вести ее. Ему самому довелось немало вынести от них, но он нуждался в их поддержке, впрочем, добавлял он, придет день, когда его сын отплатит им за все.

Когда речь заходила о женитьбе наследника престола, он неизменно утверждал, что самой выгодной партией была бы наследница Лотарингии, если только у герцога не будет других детей, добавляя, что для него было бы бальзамом на сердце, если бы его королевство приросло не только за счет добытого на полях сражений ценой неисчислимых жертв.

Король часто давал понять, что его вовсе не прельщает брак его старшей дочери с королем Испании42; впрочем, впоследствии этот брак состоялся. Он справедливо полагал, что отношения между двумя государствами складывались таким образом, что возвышение одного означало унижение другого, и это делало доброе согласие между ними вовсе невозможным. Родственные связи тут были бессильны, поскольку обе стороны были озабочены лишь собственными выгодами.

Примером ему обычно служил брак Елизаветы с Филиппом II, приведший единственно к несчастной смерти этой добродетельной принцессы43.

Король добавлял, что если бы и желал для одной из своих дочерей супруга из испанского королевского дома, то предпочел бы младшего отпрыска, провозглашенного герцогом Фландрии, а не наследника короны. Есть основания думать, что, проживи он еще с десяток лет, в его планы входило бы обескровить Испанию войной с Голландией, чтобы та, дабы избавиться от непомерных расходов, связанных с усилиями по сохранению Фландрии, решила бы отдать одного из своих младших наследников за одну из дочерей Французского дома. Тогда он заключил бы выгодный мир с Провинциями и крепил бы его в интересах зятя и дочери, руководствуясь при этом самыми высокими государственными интересами Франции, будучи уверен в том, что отделение Фландрии от испанской монархии было бы величайшим благом для Франции и всего христианского мира.

За семь месяцев до смерти, в Фонтенбло, желание выдать м-ль де Верней за внука герцога Ледигьера заставило его завести на эту тему с герцогом в присутствии г-на де Бюльона разговор, в ходе которого Король помянул большинство вышеизложенных наставлений, а также планы относительно будущего своих детей.

В частности, он сказал ему, что намерен действовать подобно архитектору, который, берясь за возведение здания, думает прежде всего о надежности его фундамента и желает укрепить его мощными подпорами;

что стремится таким образом устроить царствование наследника престола, чтобы его власти подчинялась вся мощь остальных его законных и внебрачных детей, служа поддержкой и опорой его величию, и чтобы он выдержал натиск Лотарингского дома, постоянно стремящегося ослабить государство;

что, с учетом этого, он предполагает женить своего второго сына, носившего титул герцога Орлеанского, на м-ль де Монпансье, как в силу того, что она богатая наследница, так и для того, чтобы он не заключил внешнего союза, подрывающего спокойствие в королевстве;

что он настолько заботится о благе государства, что сомневается, отдаст ли сыну герцогство Орлеанское на правах собственности; но даже если и сделает это, то лишит его права жаловать бенефиции и должности, так как сын еще не научился пользоваться этим правом, не нанося ущерба королевской власти, и не усвоил того, что власть должна предоставляться тем, кто умеет повиноваться;

что в его планы не входит наделять властью второго сына. Если бы Бог даровал ему еще несколько лет жизни, он выставил бы его за пределы Франции, в какое-нибудь полезное для нее место, которое не стало бы предметом зависти для его союзников;

что он всегда думал о своей старшей дочери в связи с Савойей, считая, что королю более выгодно заключать союзы со знатными людьми — пусть не королевского достоинства, однако способными защищать его интересы, — чем с теми, кто претендовал бы на равенство с ним;

что относительно двух других дочерей у него еще нет планов, которые со временем Господь внушит ему;

что ему хотелось бы, с соблюдением вышеуказанных условий, выдать одну из них за наследника Фландрии, а другую за наследника английской короны44, с тем чтобы она смогла послужить там интересам религии.

Король добавил, что надеется на то, что его внебрачные дети не предадут его сына — будущего Короля, будучи связанными с ним узами крови и долга;

что он хочет противопоставить их всему Лотарингскому дому, постоянно имевшему перед собой пример короля Сицилии, а также выходцам из княжеских родов — Савойского и Гонзагов, которые пустили корни в этом государстве, да и всем остальным вельможам королевства, которые могли бы воспротивиться справедливым требованиям Короля;

что герцог Вандомский45 имеет неплохие наклонности и его воспитание настолько добротно, что и поведение не может быть плохим; к тому же он женил его на самой богатой наследнице королевства, доверил управление Бретанью, чтобы он мог с наибольшей пользой служить Королю. Он намерен поставить его впереди герцогов Немурского, Гизского, Неверского, Лонгвильского, чтобы еще крепче привязать его к суверену, чего не сделал бы, усомнившись в его верности. В связи с этим он высказал свое мнение об этих четырех княжеских домах, которые были признаны главными домами в королевстве как его предшественниками, так и им самим.

Первый из этих княжеских домов свелся лишь к герцогу Немурскому, который, по всей видимости, не оставит потомства. От него не приходилось ждать никаких неприятностей: музыка, карусели, балеты отвлекали его от мыслей, которые могли оказаться вредными для государства.