Союз нерушимый... - Юрий Силоч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Медик! — завопил я во весь голос, подбежав и перевернув командира, но тот меня прервал.
— Отставить медика! Всё в порядке! Прижимаем и прорываемся!
Я инстинктивно наклонился, услышав громкое шипение — и вовремя — над моей головой пронёсся заряд из древнего гранатомёта. Он взорвался где-то позади нас, в рации раздался громкий вопль — судя по всему, последний. Пулемётчик работал без перерыва, его трёхствольный «Дегтярёв» с ленточным питанием выплёвывал пули сотнями, но в огромном коробе за спиной боезапаса было ещё предостаточно. Когда оружие начинало с характерным отрывистым звуком «плеваться», боец приседал, окуная перегретые части в ручей, и стрелял дальше. Поднятый пар от ручейка из-за постоянных вспышек окрасился ярко-оранжевым, как будто в туннеле объявилось привидение.
— На счёт «три»! — командир решил прорываться, и я, зарычав для пущей храбрости, приготовился покидать своё убежище. Это трудно, очень трудно, с психологической точки зрения, но надо себя заставить.
Командир дал команду, и мы грянули — все одновременно, стараясь подавить чёртову баррикаду. Бог с ними, с автоматами — это обычные древние «Калаши», но вот РПГ и пулемёты — штука однозначно неприятная.
— Щас я им оторву всё, что осталось! — мой знакомый выругался и вырвался вперёд, но внезапно споткнулся, провалившись ногой в какую-то яму. Он кричал, ужасно кричал, но времени помочь совершенно не было: бежать, бежать, бежать, несмотря на шквальный огонь.
Пули больно бьют в грудь и отбрасывают назад, хлопки ручных гранат оглушают. Бронежилет пробит как минимум в двух местах, но подкожные пластины сдержали удар. Я растратил весь боезапас, нырнул в укрытие, запнувшись и растянувшись на бетоне, торопливо перезарядился и продолжил стрелять, но абсолютно не видя противника. Хаос. Полнейший хаос.
В конце концов, наш свинец возобладал над их свинцом — и бой закончился. Резко: так же, как и начинался… Я посмотрел на часы. Три минуты. Всего три минуты, в которых уместилась целая жизнь. Я был разгорячён и промок из-за чёртового радиоактивного ручья, наверное, поэтому меня и заколотило, словно в лихорадке.
Мы осторожно двинулись, оставив позади медика. Больше не было никакого сопротивления, лишь приближавшийся с каждым шагом вой тревоги на станции.
— Осторожно! Под ноги смотрите! — напомнил командир, небезосновательно опасавшийся мин и прочих ловушек возле очередной баррикады. — Мелкий, ты как там? — спросил он у моего знакомца, которого сейчас перевязывал санитар.
— Нога, — прошипел он. — Хрень типа волчьей ямы. Всё в мясо.
— Не ссы, вернёмся — новую тебе сделаем, ещё лучше.
На занятой нами позиции валялись разорванные и почерневшие от огня трупы. Они были изрешечены осколками и пулями, которых мы не жалели во время атаки.
Один из сектантов лежал на животе, вытянув руку в сторону станции, только ноги его остались у баррикады, а тело — в десятке метров от неё. Рядом с помятым РПГ нашёлся ещё один, словно надкушенный динозавром с разных сторон.
Пулемётчик усмехнулся:
— Моя работа.
— Ого. А я думал, что при попадании остаётся дырка поменьше… — пробурчал я больше для себя, рассматривая раны диаметром с голову, но спецназовец воспринял это на свой счёт и рассмеялся.
— Это ещё ничего. Обычно вообще не остаётся достаточно тела, чтобы оценить размер дырки.
Вся баррикада была в круглых пулевых отверстиях.
Они накладывались друг на друга, образуя странные узоры, в которых угадывались очертания лиц и животных. Поодаль, рядом со стеной и очередным трупом валялся протез ноги — простой, деревянный, без какой-либо электроники.
Я просмотрел туннель во всех возможных диапазонах: от ультрафиолетового до инфракрасного и теплового, — и заметил несколько тоненьких ниток, которые вели к связкам гранат, висевшим на потолке в старых авоськах.
— Вот тебе и новый год… — сказал командир, тоже заметивший ловушки. — Ступаем осторожно! Всякие дощечки, картонки и прочую хрень не топчем!
Барабаны в моей голове, успокоившиеся во время боя, снова начали громкую отбивку. Впереди показалось красноватое свечение — дошли. Вот только почему так тихо?
— Стоять! — фальцетом завопил мегафон, и мы моментально рассосались по туннелю так, словно там никогда никого не было. Я упал за большой кусок бетона, вывороченный из стены неведомой силой.
— Ни шагу дальше! Уходите, или мы взорвём туннель! — от голоса хотелось смеяться: говорил он грозные вещи, но произношение делало их похожими на передразнивание.
— Майор Иванов, КГБ! — закричал я. — У вас находится опасный преступник! Выдайте его, и никто не пострадает!
— Иванов? — переспросил переговорщик. — А не тот ли ты Иванов, что под Белградом меня к расстрелу приговорить хотел за пачку сербских сигарет?
— Нет! Я другой.
— Да все вы там… Уходи, майор! И людей своих забери! С Дону выдачи нет! А не то все тут поляжем!
— Поляжем! — пообещал я. — Но вы к богу своему не попадёте!
— Чего это не попадём?
Я нервно хихикнул — голос меня забавлял.
— Потому что бог вас не примет с работающим железом в теле. Я прав?
— Наше железо давно неактивно, нехристь! — уверенно сказал сектант.
Я молча вытащил из кармана небольшую алюминиевую коробочку с антенной — простейший приёмо-передатчик всего с одной кнопкой, что-то вроде древнего Wi-Fi роутера — и примерился к расстоянию. Вроде должно добить даже с учётом экранирования. Советская техника, она такая. Нажать на кнопку и подождать полминуты.
— Чего молчишь, нехристь?! — гневно пищал сектант. — Мы вас не звали! Пошли вон, а не то всё взорвём.
— Сейчас-сейчас! — отозвался я и подмигнул командиру спецотряда. — Сейчас всё будет.
Негромкий вскрик не был усилен мегафоном, но всё равно оказался хорошо слышен в тишине туннеля, прерываемой лишь журчанием ручейка.
— Как вы это сделали?! Его же отключали! В голову ко мне влезли, ироды! — испуг в голосе стал просто музыкой для моих ушей.
— Мы отключим всё обратно, если выдашь нам Ионо! Давай сюда этого сраного литовца — и мы уйдём! В противном случае вам не яйца, а головы придётся друг другу отпиливать!
Недолгое молчание, переговоры вполголоса, несколько негромких восклицаний.
— Ждите! — от волнения голос переговорщика стал ещё выше, хотя это, казалось, было невозможно.
— Пищит, как дочкина игрушка, — тихонько сказал пулемётчик, вызвав серию смешков.
Примерно через десять минут послышались вскрики и гомон голосов. Отряд оживился, и я, подняв голову, увидел, что к нам движется целая делегация.
Десяток нездорово пухлых бородатых мужиков в поношенной форме Новосоветской армии возглавлял колоритный седобородый старик с безумными глазами, одетый в самодельную чёрную рясу с погонами капитана. Вместе с ними был ещё один человек — в классической синей робе заводского рабочего. Его руки связали за спиной, а на голову зачем-то нацепили мешок.
— Сюда идитя! — сказал капитан в рясе, пройдя половину пути. — Без оружия!
— Только без глупостей! — предупредил я и, оставив дробовик, пошёл навстречу.
— Вот он! — старик улыбнулся, обнажив все свои три гнилых зуба. — Забирайте и идите! Идите!
Сопровождающие толкнули Ионо мне под ноги, тот упал на колени и застонал.
— Ну вот. «Выдачи нет, выдачи нет», — передразнил я, с нескрываемым удовольствием наблюдая за тем, как перекосило от злости лицо сектанта. — Сейчас я заберу его — и мы с отрядом пойдём на выход. Делать подлянки и стрелять в спину не советую: это может плохо кончиться.
— Да не будем, не будем! — запричитал старейшина. — Только железо отключи. Не по-христьянски это.
— А стрелять первыми, значит, по-христьянски? — я угрюмо взглянул на старика.
— А стрелять — по-христьянски! — уверенно повторил мои слова священник. — Сами живёте без бога и другим не даёте, черти краснопузые! Давай уже! Забирай этого… Хакера! — последнее слово он произнёс как ругательство.
Я помог Ионо подняться на ноги и снял мешок для того, чтоб посмотреть на его рожу. А ну как старик меня обмануть решил?
Да, это был он. Хенрикас Ионо — белобрысый тридцатилетний мужик с арийскими чертами лица и голубыми глазами, которые смотрели с холодной ненавистью и презрением.
— Лабвакар, — оскалился я.
— Это по-латышски! — вскинул голову хакер.
— А мне плевать, — я передал по рации, что мы готовы выступать.
Отряд выстроился для прикрытия тыла. На обратном пути мы забрали сапёра, санитара, двух раненых и одного «двухсотого».
Бойцы взвалили на себя товарищей, которые из-за наркотика тихонько пели песни и хихикали, а командир без слов взял на руки тело погибшего. Нас никто не преследовал, и тишина туннеля нарушалась лишь воркованием накачанных наркотиками бойцов да ручейком, который уже не воспринимался на слух.