Третий секрет - Стив Берри

— Я понял, Святой Отец.

— Моя самая надежная опора — Маурис Нгови. Не забывай об этом.

Климент отступил назад и вдруг резко поменял тему разговора:

— Когда ты едешь в Румынию?

— Утром.

Климент кивнул и вынул из-под сутаны еще один голубой конверт.

— Прекрасно. Пожалуйста, отправь вот это.

Письмо было адресовано Ирме Ран. Климент знал ее с детства. Она до сих пор жила в Бамберге, и они уже много лет переписывались.

— Хорошо, я отправлю.

— Отсюда.

— Простите?

— Отправь письмо отсюда. Из Турина. И пожалуйста, отправь сам. Не поручай кому-то другому.

Он всегда отправлял письма Папы лично и раньше обходился без таких напоминаний. Но и здесь он решил не возражать.

— Конечно, Святой Отец. Я отправлю его отсюда. Лично.

Глава XI

Ватикан

9 ноября, четверг

13.15

Валендреа направился прямо в кабинет архивариуса Римской католической церкви. Кардинал, ведающий секретным архивом Ватикана, не был в числе его сторонников, но обладал достаточной дальновидностью, чтобы не портить отношения с возможным преемником Папы. Со смертью Папы полномочия всех высокопоставленных служащих Ватикана прекращались. Дальнейшая карьера зависела от воли следующего наместника Христа, а Валендреа хорошо знал, что архивариус хочет остаться на своем посту.

Он застал архивариуса у письменного стола за работой. Неторопливой походкой прошествовав в просторный кабинет, он закрыл за собой бронзовые двери.

Кардинал поднял глаза, но ничего не сказал. Ему было под семьдесят, у него были обвисшие щеки и высокий покатый лоб. Уроженец Испании, он прослужил в Риме всю свою жизнь.

Члены священной коллегии делятся на три категории. Кардиналы-епископы, возглавляющие римские епархии, кардиналы-пресвитеры, стоящие во главе епархий, находящихся за пределами Рима, и кардиналы-дьяконы, постоянные служащие Курии. Архивариус — старший из кардиналов-дьяконов. Именно ему доверена честь объявлять с балкона собора Святого Петра имя вновь избранного Папы. Валендреа не придавал значения этой ничтожной привилегии. Гораздо важнее то, что этот старик имеет влияние на горстку кардиналов-дьяконов, которые все еще не определились, кого поддерживать во время конклава.

Он подошел к письменному столу и отметил про себя, что хозяин кабинета не встал, чтобы поприветствовать его.

— Все не так уж плохо, — сказал он в ответ на его вопросительный взгляд.

— Не уверен. Насколько мне известно, понтифик все еще в Турине?

— Иначе зачем бы я пришел сюда?

Архивариус громко вздохнул.

— Мне нужно, чтобы вы открыли хранилище и сейф, — сказал Валендреа.

Старик наконец поднялся, он не смотрел на Валендреа.

— Я вынужден вам отказать.

— Это глупо.

Валендреа надеялся, что архивариус поймет намек.

— Ваши угрозы не отменяют прямого указания Папы. Войти в хранилище может только Папа. Больше никто. Даже вы.

— Никто не узнает. Я ненадолго.

— Клятва, которую я дал церкви, вступая на эту должность, значит для меня больше, чем вы думаете.

— Послушай, старик. Я выполняю исключительно важную для церкви миссию. Она требует решительных действий.

Это было неправдой, но звучало убедительно.

— Тогда пусть Святой Отец даст вам разрешение на доступ в архив. Я могу позвонить в Турин.

Валендреа, поколебавшись мгновение, произнес после паузы:

— У меня есть данное под присягой признание вашей племянницы. Она дала его с готовностью. Она клянется перед лицом Всевышнего, что вы отпустили ее дочери грех, когда та сделала аборт. Как такое возможно? Это же ересь.

— Я знаю об этом документе. — Голос старика предательски дрожал. — Ваш отец Амбрози тогда сильно надавил на семью моей сестры, чтобы добыть его. Я отпустил грех своей племяннице, потому что она была при смерти и боялась провести вечность в преисподней. Я Божьей милостью утешил ее, как и подобает священнику.

— Мой Бог и ваш Бог не прощает аборты. Это убийство. Вы не имели права отпускать ей грех. Думаю, Святой Отец будет вынужден согласиться с этим.

Он увидел, что перед лицом непростого выбора старик держался стойко, но заметил, как подрагивает его левый глаз — теперь только это выдавало испуг.

Валендреа не смутила бравада кардинала-архивариуса. Всю жизнь тот перекладывал бумаги из одной папки в другую, руководствуясь бессмысленными правилами и вставая на пути каждого, кто осмеливался бросить вызов Святому престолу. Он был одним из множества писарей, посвятивших жизнь уходу за папскими архивами. Стоило им усесться в черное кресло, как само их присутствие в архиве давало понять, что разрешение на вход сюда еще не дает права рыться в любых документах. Как при археологических раскопках, чтобы докопаться до разгадки какой-нибудь тайны, хранящейся на этих полках, приходилось совершать долгое и дотошное погружение в дебри старинных фолиантов. А это требовало времени, которого у служащих церкви было в избытке только в прошлые десятилетия. Валендреа видел, что единственной задачей таких архивистов было защищать мать-церковь от ее же князей.

— Делайте, что считаете нужным, Альберто. Можете рассказать всем о моем поступке. Но в хранилище я вас не пущу. Чтобы войти туда, надо сначала стать Папой. Пока это не так.

Видимо, он недооценил этого бумажного червя. Он оказался тверже, чем можно было подумать. Валендреа решил отступить. По крайней мере, пока. Ему еще понадобится этот гнусный старикашка.

Закусив губу, он направился к двойным дверям.

— Когда я стану Папой, мы вернемся к этому разговору.

На пороге он обернулся:

— Тогда посмотрим, так ли вы будете служить мне, как служите другим.

Глава XII

Рим

9 ноября, четверг

16.00

Катерина ждала в отеле с обеда. Кардинал Валендреа обещал позвонить в два, но не сдержал слово. Наверное, он считал, что десяти тысяч евро достаточно, чтобы она дождалась его звонка. Или думал, что такой сильный стимул, как ее прошлая связь с Колином Мишнером, может заставить ее выполнить его просьбу. В любом случае ей было неприятно, что она дала кардиналу повод гордиться своей проницательностью, поскольку он смог увидеть ее насквозь.

Действительно, деньги, заработанные в Соединенных Штатах, уже кончались, к тому же ей надоело жить за счет Тома Кили, которому нравилось наблюдать ее зависимость от него. Три его книги хорошо продавались, а перспективы были еще радужнее. Он мог стать самым модным религиозным лидером Америки. Том привык находиться в центре внимания, и в какой-то степени его можно понять, но ей известны такие стороны его характера, о которых его последователи и не догадывались.

Чувства человека нельзя разместить на веб-сайте или оформить в виде программного заявления. Истинно одаренные люди могут выразить их словами, но Кили — весьма посредственный писатель. Все его книги были написаны за него другими — об этом знают лишь она и его издатель. По понятным причинам Кили не хочет это афишировать. Писатель Кили всего лишь иллюзия, в которую поверили несколько миллионов человек, и он сам в их числе. Не то что Мишнер.

Катерине было не по себе от того, что накануне она вспылила в разговоре с ним. Еще до приезда в Рим она обещала себе: если их пути снова пересекутся, не давать воли словам. Ведь прошло много времени — они оба изменились. Но, увидев его на заседании трибунала, она поняла, что выполнить обещание будет очень непросто. Мишнер оставил неизгладимый след в ее душе. Катерина не хотела признаваться себе в этом, и чувство обиды нарастало в ней со скоростью ядерной реакции.

Лежа вчера ночью рядом с Кили, она пыталась понять: неужели это все, к чему привела ее непостоянная судьба, так непросто складывающаяся последние десять лет? Ее карьера не сложилась, личная жизнь катится под уклон, а сейчас она ждет звонка от второго по влиянию человека в Католической церкви, который поручил ей обманывать того, кого она до сих пор любит.

До этого она расспрашивала итальянских журналистов и выяснила, что Валендреа — неоднозначная фигура. Он родился в богатой аристократической итальянской семье. В его роду были по крайней мере два папы и пять кардиналов, а его многочисленные дядюшки и братья занимались или политикой, или международным бизнесом. Кроме того, клан Валендреа занимает крепкие позиции среди ценителей европейского искусства. Им принадлежат многие дворцы и поместья. Семья очень осмотрительно вела себя в правление Муссолини и была еще осторожнее при всех последующих режимах, сменяющих друг друга в послевоенной Италии. В руках клана сосредоточились значительные денежные средства и крупные промышленные предприятия, и его члены очень разборчивы в оказании кому-то поддержки.